Только тут Гадал понял, что перед ним герцог Триад. Гнев захлестнул юношу красной волной, в ушах застучало при воспонинании о рассказе несчастной девушки. Он сузил глаза и прошипел:

– Пшел отсюда, подонок! Она уже не в твоей власти!

– Это что за мелкий пес тут лает? – оскалившись, повернулся к нему герцог.

– Пес, значит? – ухмыльнулся в ответ Гадал. – Ну, ладно…

Гнев продолжал расти в нем, и из-за этого гнева он впервые в жизни ощутил не силы стихий, а что-то огромное, всеобъемлющее, охватившее собой всю вселенную. Тогда юноша еще не знал, что впервые в жизни дотронулся до Предела. Он инстинктивно, руководствуясь лишь своей яростью, сплел потоки этой новой для него силы, неосознанно применив выведенную им сегодня формулу. На другом конце города вскочил из-за стола Элинор, а в Серой Башне выронил из рук чьё-то донесение Фолерг – оба поняли, что в Колгарене только что появился новый маг Предела. И оба же поняли, кто этот маг… Магистр Книги удовлетворенно улыбнулся, а Верховный Маг лишь досадливо поморщился – для него это было весьма и весьма некстати.

Герцог Триад продолжал насмешливо ухмыляться, когда какая-то сила вдруг вздернула его в воздух, и каждый нерв его тела взорвался дикой болью. Он сперва ничего не понял и завизжал, потом кинул взгляд на простолюдина, сопровождавшего его недомученную жену, и на его лице появилось выражение смертельного ужаса. Ведь тот носил одежды студиозуса Высшей Академии. Значит, он, герцог Триад, ошибся, оскорбил будущего мага и сейчас умрет… Герцог забился, попытался что-то сказать, извиниться, как-то исправить свою ошибку, но было уже поздно…

– Я, Гадал Ридар, ученик Магистра Книги Элинора, приговариваю тебя, герцог Триад, к смерти! – донесся до его ушей яростный голос юноши, он отчаянно задергался и обделался. – За Алнару, за других тобой замученных – сдохни!

Казалось, что сотни маленьких молний впились в тело герцога, лишь только прозвучало последнее слово. Висящее в воздухе тело почернело, протяжный предсмертный вопль разнесся над улицей. А еще через несколько секунд сухая и черная мумия рухнула на камни мостовой. Алнара, не верящая своим глазам, медленно приблизилась к трупу мужа и ошеломленно уставилась на него. Гадал подошел к ней и обнял дрожащую девушку за плечи. Он не испытывал и тени угрызений совести – подонок должен был быть наказан за совершенные им зверства. Алнара подняла на него заплаканные глаза и тихонько спросила:

– Он правда мертв?

– Мертвее не бывает, – ободряюще улыбнулся ей юноша, и она снова разрыдалась.

Но каким-то шестым чувством Гадал понял, что это слезы облегчения. Он прижал бедняжку к себе и тихо гладил по голове, дожидаясь, пока она выплачется.

– Эй, чего это тут происходит? – прервал их грубый голос.

Юноша оглянулся и увидел двух стражников магистрата. Алнара тоже повернулась к ним, на ее лице тут же появилась решительная мина, и она заявила:

– Герцог Триад смертельно оскорбил студиозуса Академии, господина Гадала Ридара. Состоялась дуэль, и герцог был убит в поединке. Я, герцогиня Триад, подтверждаю законность поединка. Никто и никогда не может безнаказанно оскорбить мага!

– Говорил же тебе, – обратился один стражник к другому, – шо это падло када-нибудь таки допрыгается.

И он кивнул в сторону высушенного трупа. Затем поклонился Гадалу и сказал:

– Поздравляю с победой, господин студиозус! Вам в этом городе стоко людей спасибо скажут…

Гадал был несколько удивлен подобным исходом дела, но быстро понял, что герцог успел насолить слишком многим. А из-за его ранга подонка опасались трогать, боясь навлечь на себя месть его родственников и Серой Башни. Но юноша не стал показывать своего удивления, он просто кивнул, взял Алнару за руку и повел ее прочь, оставив труп на попечение стражников. Ему только пришлось назвать свое полное имя и подписаться в том, что он действительно был оскорблен герцогом Триад. Алнара все время всхлипывала, еще не придя в себя от пережитого ужаса, но при этом в глазах ее светилась такая радость, что Гадалу даже было неловко. Приведя девушку к ней домой, он уложил ее в постель и сидел рядом, пока она не заснула. Он рассказывал ей разные истории, а она держалась при этом за его руку, как за последний якорь определенности. Только убедившись, что Алнара спит, Гадал осторожно освободился и тихо ушел.

Он неспешно шел по улицам Колгарена, размышляя обо всем произошедшем в этот донельзя длинный день. Действительно, произошло столько событий, что хватило бы и на неделю. Встреча с этой несчастной девушкой очень много дала ему – Гадал чуть ли не впервые задумался о том, что нельзя судить о людях по принадлежности к какому-то сословию, к какой-либо группе. Что каждый человек особенный, что за свой выбор он отвечает только сам. Юноша припомнил, сколько сволочей и подонков было среди рабов, которых ему доводилось встречать, и вздохнул. Мир, казавшийся таким простым и понятным, вдруг обернулся калейдоскопом сложнейших взаимосвязей. Он понял, что больше никогда не будет осуждать ни одного человека сразу, до тех пор, пока тот не даст ему повод. Ведь все люди такие разные… Осуждать всех скопом слишком просто и так трудно с этим в себе бороться – человек ведь всегда стремится к простоте, даже не отдавая самому себе отчета в этом. И презирать человека за то, что он дворянин или раб – глупо. Ведь каждый всегда сам отвечает за то, каким он становится. На то человеку дано творцом всего сущего право выбора, и он сам выбирает, то ли ему с удобством съезжать вниз, то ли с трудом карабкаться наверх. Но никто не вправе потребовать от человека быть добрым, если в жизни своей этот человек видел только горе и боль. Хотя такой человек должен быть отчасти справедливым и не пытаться отомстить за свои несчастья тем, кто в них не виноват.

Так, размышляя и занимаясь «высокой философией», Гадал и не заметил, как добрался до башни Магистра Книги. Поднявшись, он сразу пошел в библиотеку, надеясь застать Элинора там. И не ошибся – тот действительно по своему обыкновению читал какой-то толстый фолиант, делая короткие пометки на полях и прихлебывая свой любимый храргианский коньяк, стоявший перед ним в причудливой форме бокале. Гадал был в некотором смятении – ведь он снова сорвался и своими сегодняшними действиями мог сильно навредить старшему брату. Элинор, уже некоторое время смотревший на него, заметил нерешительность юноши и улыбнулся. Затем спросил:

– Ну, и чего же ты сегодня натворил?

– Ой, боюсь, что много чего… – вздохнул Гадал.

Он сел, тоже налил себе коньяку и начал подробно рассказывать о том, что случилось за этот безразмерный день. Маг внимательно слушал, иногда задавал уточняющие вопросы, но ничем не показывал своего отношения к услышанному. Закончив, юноша вздохнул и посмотрел на него, но Элинор довольно долго молчал, что-то обдумывая. Только после этого маг снова улыбнулся, и уже начавший нервничать Гадал несколько успокоился.

– В общем, ничего страшного, – отозвался маг, смотря на свечу через бокал. – То, что ты сразу же зарекомендовал себя гением – совсем даже неплохо. Теперь к тебе будут относиться иначе. Но и будут очень внимательно присматриваться. Ты учти это, пожалуйста, и удвой осторожность. Но не выходи из психологического образа гневливого юнца, это их несколько успокоит. Постарайся не совершать ошибок, мой мальчик.

– А что герцог? – спросил Гадал, удивленный тем, что старший брат не упомянул об этом.

– Да ничего, – ухмыльнулся Элинор. – Все законно. Он оказался таким идиотом, что осмелился оскорбить мага. Пусть даже только будущего, еще студиозуса. И получил свое. По заслугам подонку. Я и сам давно хотел прибить его, да все случая не выпадало – скот знал о моем отношении к нему и умело скрывался при моем приближении. Тот стражник правду сказал – тебе очень многие благодарны будут. Вот только Магистр Боли шипеть от злости будет, но и она не осмелится причинить вред студиозусу. Да и меня слишком уж боится.

– Но я ведь не из-за оскорбления его убил! – возмутился юноша. – Я рассказ Алнары вспомнил…