– Нет, нет, не отрицайте, – не успокаивался Асбьёрн Краг. – Можно привести примеры многообразия человеческих отношений. Не исключено, что я по той или иной причине ненавижу вас… Предположим, что вы узнали обо мне нечто, что могло бы мне ужасно сильно повредить, если бы вы об этом кому-нибудь рассказали. И что? Разве не стали бы вы ненавидеть меня? А я? Разве не почувствовал бы я к вам ненависти, ненависти до такой степени, что захотел бы вашей смерти? В этот момент, вы должны это признать, находясь на такой прогулке, как эта, вполне могла прийти в голову мысль – столкнуть своего ненавистного спутника вниз, в пропасть.

– Вы говорите странные вещи, – возразил я. – Совершенно вас не понимаю.

– А мне кажется, что я объяснил суть дела очень ясно.

– Или слишком туманно, дорогой Асбьёрн Краг, – сказал я. – У меня создается впечатление, что вы преследуете какую-то конкретную цель, раскрывая эти свои убеждения…

Краг снова рассмеялся. Это был все тот же сухой, неприятный хохоток.

– Какая у меня может быть цель? – спросил он.

– Этого я не знаю.

Но на самом деле я знал. Знал очень хорошо. Ощущал весь контекст его действий.

Мы приблизились к пропасти, к тому месту, где действительно было достаточно легко столкнуть человека, от которого хотели бы избавиться. Пропасть находилась по левую сторону дороги, а я уже некоторое время держался справа от Асбьёрна Крага.

– Это здесь, – сказал он и остановился.

Холодный порыв ветра налетел на нас из пропасти и от моря.

– Идем дальше? – спросил я.

Вместо ответа детектив указал рукой на море, где горели несколько фонарей, как глаза кота в темноте.

– Там внизу, – сказал он, – сейчас лежит железная коляска. Ее доставили на берег. А на палубе спасательной лодки, лежит погибший пассажир, обернутый в парус. Разве это не чудовищный вид, с этими фонарями?.. А какая тишина? Ни один звук не достигает нас… А там внизу лежит мертвый…

– Вы его знаете? – спросил я шепотом.

– Нет. Вы, наверное, также. Это вообще чужой человек.

– Это странно.

– Когда вы увидите железную коляску, вы убедитесь, что все очень просто.

– И это он, этот чужак, ездил по ночам на железной коляске?

– Да. Но только в последние дни. Ездил четыре-пять раз через плоскогорье, не больше.

– Загадка. А разве он не ехал по плато в ту ночь, когда… когда умер лесничий?

– Да, ехал. Когда лесничий был убит, он был недалеко. Но вы все поймете, когда увидите железную коляску.

– Вы были там, когда нашли пассажира? – спросил я шепотом.

– Да. Я видел, как его вытягивают из воды. Это было неприятное зрелище. Его лицо необыкновенно разбухло в воде. Оно было похоже… На что же оно было похоже? Вы когда-нибудь видели труп за зеленым стеклом?

Последние слова детектива поразили меня. Сразу перед глазами встало лицо умершего за стеклом… белый лоб… ярко-красные губы… Меня охватил страх, и в долю секунды я пережил снова весь ужас той памятной ночи. И для меня было большим облегчением услышать снова голос Асбьёрна Крага.

– Пойдемте дальше, а? И очень быстро вы все увидите сами.

Но мне сейчас уже не хотелось ничего на свете, тем более спускаться к морю. Зеленые фонари напоминали мне зеленый фосфор в глазницах трупа.

Я повернулся к детективу.

– Нет, я не пойду вниз, – сказал я. – Хочу домой, в мой домик.

Я сделал несколько шагов и вдруг остановился как вкопанный. Откуда-то издалека, из темноты, снова донесся вой собаки. Сначала громкий, удивительно грозный лай, потом долгое рычание, и наконец, грозный протяжный вой.

– Охотничий пес, – раздался голос Асбьёрна Крага. – Вы слышите, что это охотничий пес?

Вой продолжался.

Он несся откуда-то издалека, и такого далека, что казался исходящим из самого сердца темноты, находящегося где-то за горизонтом. Мы прислушались, вой усилился, стал болезненным и тревожным, потом снова грозным. Теперь казалось, что вой охватил все небо по восточной стороне…

Создалось впечатление, будто весь мрак пронизан страхом. Кроме всего, это действовало, как зов, как приказ, Я двинулся с места.

Тогда я снова услышал рядом с собой голос Асбьёрна Крага.

– Стойте! – кричал он. – Не идите за голосом! Но я пошел за голосом.

Отвратительный вой окружил меня со всех сторон такой глубокой тьмой, что это одурманило меня. Я везде чувствовал страх, ужас, даже в воздухе, ветер веял на меня теплым дыханием, и в нем был ужас. Я совершенно бессознательно шел за голосом. Когда я дошел до домов, голос как бы отдалился, скрылся за горизонтом, чтобы через минуту пропасть вообще. Я был один. Асбьёрн Краг оставил меня и пошел в сторону моря, к железной коляске и зеленому трупу. А я пошел еще быстрей, как бы торопясь достигнуть своего домика.

Недалеко от домика, там, где видно открытое море, я увидел на воде незнакомый мне блеск. В этом блеске было что-то призрачное. Вокруг стояла тишина и серый мрак.

Я не подумал, что это первый признак рассвета, который блестел на поверхности воды.

Лампа в домике продолжала гореть. Я был очень возбужден, нервы рвались на части, кололи мое тело тысячами раскаленных иголок.

Я убедился, что штора спущена. Тем самым комната была как бы отделена от всего мира. Некоторое время я бессмысленно копался в бумагах, потом уселся в кресло-качалку. Успокоился я, в сущности, потому, что убедился наконец, что кресло было пустым. Я боялся, что если только отвернусь, в него кто-нибудь сразу же сядет. Мне было необходимо занять это место!

Я довольно долго сидел в кресле, собираясь с мыслями. Глаза мои все время притягивали револьвер, лежащий на столе. Как долго еще продлится это сумасшествие?

И в этот момент я снова услышал во второй раз домового точильщика.

На этот раз я не испугался, хотя он менял место и кружил вокруг меня, как разозленный овод. Будто вокруг меня ходило какое-то невидимое существо, человек, которого я не мог видеть, зато слышал тиканье его карманных часов. О, теперь он остановился там… Вот он медленно переходит вправо… теперь стоит неподвижно у лампы. Показалось, что револьвер вдруг на момент стал матовым, будто кто-то кинул на него тень. Но через минуту холодная сталь снопа блестела, как и прежде. Тиканье домового точильщика отдалилось. Нет, само по себе оно меня не пугало. Наоборот, оно привело меня в себя, потому что я уже знал причину этого звука.

Чего ради Асбьёрн Краг настаивал на том, чтобы взять меня с собой к железной коляске и умершему чужому человеку? Я припомнил его странные речи по дороге, когда он буквально принуждал меня слушать его теорию о том, что должен делать умный убийца. Во всяком случае, он обязательно хотел завести меня в то место, где достаточно было легко толкнуть спутника… сделать незаметное, неожиданное движение, чтобы отправить человека, стоявшего на пути, на тот свет… И почему он пошел своей дорогой, когда я направился на восток, когда меня стал притягивать к себе голос собаки?

За голосом собаки… Мне припомнилось завывание, и меня охватила дрожь. В памяти, будто наяву, возникло эхо ужасного звериного крика… Очевидно, собака должна была находиться в одном из дворов, мимо которых мы проходили, я был в этом уверен, кроме того, я не мог избавиться от мысли об убитом псе лесничего. Он возник у меня перед глазами. У него была длинная шелковистая шерсть и большие удивленные глаза. И тотчас я понял, что вой был для меня призывом и предостережением.

Внезапно я прервал мерное свободное качание кресла, сидел без движения и вслушивался.

Под моим окном раздались какие-то звуки. Треснула сломанная ветка, зашелестели кусты. Это был не ветер. Похоже, будто руками раздвигали листья.

Сразу после этого стукнули в стекло. Один сильный удар. И все. Звук не повторялся. Наверное, это птица, подумал я, птица, которая потянулась к кругу света и ударила клювом в стекло. Но… Через минуту я снова услышал стук в стекло, на этот раз стукнули сильно два раза. Напоминало удары костяшек домино.