К часу дня по европейскому времени мы находились прямо над полем битвы у Марибора и снизились до нескольких тысяч футов. Поскольку наш способ приведения корабля в движение был абсолютно бесшумным, мы ясно могли слышать доносившиеся снизу разрывы снарядов.

Размеры корабля оказались очень кстати. Само поле сражения было огромным — десять миль от края до края. Больших скоплений войск не было, только небольшие группы людей, управлявших передвижными орудиями и ракетными установками. Благодаря размерам корабля нас можно было отчётливо видеть со всех концов, хотя всё поле и было затянуто густым дымом.

Теперь началась главная часть операции, и её успех гарантировать мы не могли. Было бы довольно легко уничтожить всё живое на площади в сто квадратных миль и, таким образом, положить конец сражению. Однако никто из нас не смог бы этого сделать. К этим людям, пытавшимся убить друг друга, мы не испытывали ничего, кроме презрения, но чувствовали, что не имеем права убивать их.

В первую очередь надо было парализовать мобильные ракетные установки. За десять минут около дюжины из них пытались нас сбить. Ракеты были уничтожены, а затем группа Райха разделалась и с самими установками, просто смяв их. Но на всём поле битвы было сосредоточено около тысячи орудий и пусковых установок, и мы должны были убедиться в уничтожении каждой из них, чтобы ничто не мешало нам полностью сосредоточиться на выполнении главной задачи. У нас ушёл примерно час на то, чтобы в густом дыму нащупать и уничтожить каждую установку.

Вначале наше появление вызвало панику, но она быстро утихла, когда все увидели, что по ним не стреляют никакими смертоносными лучами. Операция по уничтожению орудий и ракетных установок не была такой уж зрелищной, это видели только те, кто находился у самой установки. Поэтому через какое-то время нас разглядывали скорее с любопытством, нежели со страхом. Мы выяснили это с помощью своих ментальных "щупальцев", и это здорово нас ободрило.

Всё происходившее казалось каким-то неестественным. Мы все сидели в полнейшей тишине — единственным звуком был шум ветра. Стрельба внизу прекратилась. Мы чувствовали, что за нами наблюдают миллион человек, разделённые на две огромные армии. Во многих из них даже ощущалось присутствие Паразитов — отклик, исходивший от этих "зомби", был холодным и безразличным, в противоположность реакции человека.

Настал момент, и Флейшман нажал на кнопку, управлявшую парусами. Они медленно раскрылись. Должно быть, это было потрясающее зрелище: огромные серебряные крылья сначала плавно двинулись он кормы корабля, а затем начали медленно раскрываться, пока не стали вчетверо раз больше самого судна, полной площадью восемь квадратных миль. Теперь мы выглядели как невероятных размеров насекомое с чёрным тельцем и блестящими, но при этом почти прозрачными крыльями.

Вы должны понять, что мы были в очень близком контакте с нашей "аудиторией", таком же близком, почти интимном, как и контакт между актёром и зрителями в театре. В результате мы смогли почувствовать их реакцию — полнейшее изумление лишь с небольшой долей ужаса.

Когда мы стали очень медленно снижаться к земле, я уловил перемену в их реакции. Они смотрели на гигантское серебряное насекомое как заворожённые, уже без здравого любопытства. Их активное внимание было ослаблено, что едва ли было удивительно, поскольку ни один из них не отрывал от нас взгляда в течение целого часа, и они ослеплялись солнечным блеском фотонных парусов.

Для них мы были огромным и прекрасным насекомым, слишком ярким, чтобы спокойно смотреть на него, но и слишком чарующим, чтобы отвернуться от него.

Результат был в точности такой, как мы и предполагали. Внимание солдат ослабевало и становилось более подверженным внушению, так как мы двигались очень медленно, скользя по небу, постепенно снижаясь к земле. Такой мягкий спуск стоил значительных усилий группе Райха, так как огромная площадь парусов постоянно находилась под напором ветра, который немедленно закрутил бы корабль, ослабь они внимание хоть на миг.

Остальные сорок человек связались параллельно. Разумы наблюдающих за нами были в полной нашей власти, словно ребёнок, зачарованный сказкой. И я заметил одну интересную вещь, о которой всегда подозревал: все эти зрители своим интересом к нам тоже были телепатически связаны друг с другом. Вот почему толпа может быть столь опасна: возбуждённые люди колебательным процессом вырабатывают определённую телепатическую силу, но грубо и несогласованно, и в итоге в них просыпается склонность к насильственным действиям — чтобы снять напряжение.

Напряжение же этой толпы было под нашим контролем — нам словно открылся один гигантский разум. И он был всецело сосредоточен на огромном насекомоподобном объекте, бывшим уже очень близко от земли. Они были загипнотизированы и полностью открыты для внушения.

Теперь предстояла главная часть операции, возложенная на меня. Разумы солдат были как множество телевизоров, а я — как центральный передатчик. И вот, каждый из них неожиданно увидел, как по бокам космического корабля открываются две огромные двери. А затем из этих дверей — высотой более тысячи футов — начали медленно выходить инопланетяне с Луны. Их рост тоже был больше тысячи футов, и они также, как и корабль, напоминали насекомых — зелёных, с длинными, как у кузнечиков, ногами. Лица их походили на человеческие, с большими клювообразными носами и маленькими чёрными глазами. Двигались они судорожно, словно ещё не привыкли к земному притяжению. Их ступни были с когтями, как у птиц.

Затем пришельцы огромными прыжками ринулись по полю на взиравшие на них армии. Я начал передавать волны жуткой паники, неминуемости ужасной гибели и одновременно ослабил напряжение, пригвоздившее к земле беспомощно смотрящих солдат. Они тут же бросились вон от нас. Чувство паники было столь неприятно — почти непристойный малодушный страх, — что мы оборвали телепатический контакт с ними и позволили им уносить ноги. Никто из них не оглядывался. Тысячи падали и на смерть затаптывались бегущими; позже выяснилось, что так погибло шестнадцать процентов солдат. Вряд ли паника была бы больше, если бы враждебные инопланетяне были реальными.

Впечатления были в высшей степени неприятными. В течение ещё нескольких недель я не мог забыть эту панику, воспоминание о ней возвращалось, словно гадкий привкус во рту. Но она была необходима, ведь, несомненно, именно она закончила войну. С того самого момента Гвамбе и Хазард больше не могли руководить своими людьми. На них не обращали внимания, их попросту забыли. Война оказалась сном, от которого все проснулись, детской игрой, подошедшей к концу. В течение следующих трёх недель войска ООН в тесном взаимодействии с президентом Соединённых Штатов тысячами арестовывали солдат рассеянных армий, включая самих Гвамбе и Хазарда. (Последний был застрелен "при попытке к бегству", Гвамбе был заточён в психиатрическую лечебницу в Женеве, где он и умер через год.)

Казалось бы, что после этой победы мы только и думали о том, чтобы почивать на лаврах. Ничего подобного, и на это были две причины. Во-первых, эта победа была лишь детской игрой. Я рассказал здесь о ней так подробно лишь из-за её исторической значимости, с точки же зрения стратегии она едва ли заслуживает двух строк. Во-вторых, по-настоящему интересная работа нам лишь предстояла: вернуть мир в состояние здравого смысла и спланировать действия по окончательному уничтожению Паразитов.

Ничего захватывающего в предпринятых нами шагах не было. Мы просто сказали людям правду. Через день после нашей "победы" президент Мелвилл объявил по телевидению, что правительство Соединённых Штатов имеет все основания полагать, что "пришельцы с Луны" покинули пределы солнечной системы, и наша планета больше не стоит перед лицом непосредственной опасности. К этому он добавил: "Однако, в виду постоянной угрозы нападения из внешнего космоса, Соединённые Штаты настаивают на немедленном формировании Объединённого Мирового Правительства, наделённого всеми полномочиями для мобилизации Мировых Сил Безопасности". Его предложение сразу же было принято ООН. И затем началось то великое дело, что так талантливо было описано Вольфгангом Райхом в книге "Передел мира".