Причина этому была очевидна. Мы не хотели тратить время на Паразитов. Представьте себе любителя книг, только что получившего посылку с книгой, которую он хотел достать всю свою жизнь, и представьте себе, что перед самым её открытием к нему наведывается какой-нибудь зануда, с которым ему явно придётся проговорить несколько часов... Может, Паразиты и были величайшей за все времена опасностью для человечества, но для нас они были величайшей скукой.

Люди привыкли к ограниченности своих ментальных возможностей точно так же, как три столетия назад они принимали за само собой разумеющееся огромные неудобства путешествий. Как бы себя почувствовал Моцарт, если бы после утомительного недельного путешествия кто-нибудь сказал ему, что люди двадцать первого столетия будут проделывать этот путь всего лишь за четверть часа? Вот и мы были как Моцарт, перенесённый в двадцать первый век. Эти ментальные путешествия, которые мы когда-то считали такими изнурительными и болезненными, теперь были делом нескольких минут. Мы наконец-то ясно поняли смысл замечания Телхарда де Шардена[116], что человек стоит в преддверии новой фазы своей эволюции — потому что теперь мы и были в этой новой фазе. Разум был словно страна, куда не ступала нога человека, словно земля обетованная евреев. Всё, что нам надо было сделать — это занять её... и, конечно же, изгнать её нынешних обитателей. Поэтому, несмотря на все тревоги и заботы, наше настроение в эти дни было близко к исступлённому счастью.

Перед нами стояли две задачи. Первая: найти новых "учеников", которые помогали бы нам в борьбе. И вторая: найти возможность, как перехватить инициативу и самим вести наступательные действия. На данный момент мы не могли добраться до тех нижних областей разума, в которых обитали Паразиты. В то же время моё ночное сражение показало, что я способен вызвать силу из очень глубокого источника. Можем ли мы подойти к нему достаточно близко, чтобы перенести битву во вражеский лагерь?

Реакции мировой прессы я уделил не очень много внимания. Для нас не явилось неожиданностью, что большинство откликов были скептическими и враждебными. Венская "Уорлд Фри Пресс" открыто заявила, что мы все должны быть посажены под строгий арест, пока не будет расследовано дело о самоубийствах. С другой стороны, лондонская "Дейли Экспресс" предложила поставить нас во главе Военного Департамента ООН, предоставив нам для борьбы с Паразитами все возможности, какие только мы сочтём эффективными.

Однако один отклик нас встревожил — статья Феликса Хазарда в "Берлинер Тагесблатт". Против нашего ожидания, он не высмеивал наше заявление и не поддерживал "разоблачений" Рибо. Казалось, он не подвергал сомнению, что мир стоял перед угрозой этого нового врага. Но, писал Хазард, если этот враг способен подчинять себе умы индивидуумов, то где гарантия, что мы не были рабами этих Паразитов? Мы сделали заявление об их существовании, но ничего не доказали. Нам пришлось сделать его из самозащиты — после признания Рибо, мы, вероятно, решили, что нам не миновать судебного разбирательства... Тон статьи не был полностью серьёзным — Хазард, казалось, оставлял читателю возможность понять его так, что он подсмеивался над всем этим. Тем не менее, заметка всё равно нас насторожила. У нас не было никаких сомнений, что Хазард был вражеским агентом.

Было ещё одно дело, требовавшее немедленного обсуждения. До сих пор репортёрам не позволялось посещать раскопки на Чёрной горе. Но, понятное дело, им не составит труда поговорить с рабочими или солдатами, и по возможности это надо было предотвратить. Поэтому Райх и я предложили показать вечером место раскопок выбранной группе журналистов, согласившись даже с присутствием телекамер. Мы потребовали, чтобы до нашего прибытия соблюдались меры строжайшей секретности, и чтобы вблизи не было ни одного журналиста.

В десять часов того же вечера в двух транспортных вертолётах нас ждали пятьдесят журналистов. На таких громоздких машинах полёт до Каратепе занял у нас целый час. Когда мы прибыли, место раскопок было ярко освещено прожекторами; переносные телекамеры были установлены за десять минут до нашей посадки.

Наш план был прост. Мы провели бы репортёров вниз до Блока Абхота, который уже был полностью расчищен, и с помощью психокинетических сил создали бы угнетённую и напряжённую атмосферу. Затем мы бы выбрали в группе самых нервных и восприимчивых и навели на них полнейшую панику. Вот почему в интервью мы не упомянули о своих возможностях ПК — мы понимали, что они могут быть использованы для "имитации" Паразитов.

Но мы не принимали в расчёт Паразитов. Перед самой посадкой на Каратепе я заметил, что репортёры в одном из вертолётов поют (братья Грау, Флейшман, Райх и я были в другом). Нам показалось это странным. Мы предположили, что они во всю пьянствуют, но затем, лишь только приземлившись, мы почувствовали присутствие Паразитов и сразу поняли, что произошло. Свой обычный метод они поменяли на противоположный: вместо высасывания энергии из своих жертв, они её им давали. Большинство из этих людей были заядлыми алкоголиками и, как и большинство журналистов, не особенно умными, поэтому в силу их привычного образа жизни этот "подарок" ментальной энергии и произвёл на них эффект употребления алкоголя. Как только репортёры из нашего вертолёта присоединились к ним, они тоже заразились духом пьяной оргии. Я услышал, как один телевизионный комментатор сказал: "Да, определенно эти парни не беспокоятся насчёт Паразитов. Похоже, они принимают это всё за шутку."

Я сказал продюсеру программы, что произошла непредвиденная задержка, и кивком головы отозвал остальных в подсобку мастеров в стороне от входа в тоннель. Мы заперлись и стали думать, что можно сделать в сложившейся ситуации. Мы легко установили между собой связь и смогли проникнуть в мозг некоторых репортёров. Поначалу было трудно понять, что же именно происходит — прежде с подобным мы никогда не сталкивались. К счастью, мы нашли репортёра с такой же "длиной волны", как у Рибо, и это позволило нам провести тщательное исследование его мозговых процессов. В мозге как таковом есть около десятка главных центров, отвечающих за удовольствие, наиболее хорошо из которых известны сексуальный, эмоциональный и социальный. Есть также и центр интеллектуального удовольствия, равно как и высокоинтеллектуального, они связаны с человеческими силами самоконтроля и самопознания. Наконец, ещё пять центров в мозге человека, практически неразвитые, связаны с энергиями, которые мы называем поэтической, религиозной или мистической.

У большинства журналистов Паразиты повышали энергию социального и эмоционального центров. Всё остальное делало их количество — пятьдесят человек, — то есть их удовольствие усиливал "эффект толпы". Мы все сконцентрировались на репортёре, которого изучали. Без особого труда мы отрезали его центры и тем самым повергли его во внезапную депрессию. Но стоило нам лишь снять давление, как он вернулся в прежнее состояние.

Мы предприняли прямую атаку на Паразитов — но это было безнадёжно. Они были вне всякой досягаемости и твёрдо оставались на месте. У нас было чувство, что энергия, направляемая против них, тратилась совершенно впустую, и что Паразиты просто насмехались над нами. Ситуация была опасной. Мы решили всецело положиться на свои силы ПК, чтобы держать всё под контролем. Это означало, что нам предстоит работать в непосредственной близости от репортёров.

Кто-то забарабанил в дверь и крикнул: "Эй, сколько нам ещё ждать?" Мы вышли и сказали, что уже готовы.

Я с Райхом шли впереди, за нами, весело смеясь, следовали журналисты. Из всего шума выделялся несмолкающий голос телекомментатора. Флейшман и братья Грау, которые шли позади толпы, сосредоточились на нём, и мы услышали, как он сказал встревожено: "Да, все кажутся совершенно беспечными, но я не могу не задаться вопросом, искренни ли они. Ночью здесь царит какая-то странная напряжённость..." В ответ на это репортёры рассмеялись. Тогда мы впятером "последовательно" соединили свою волю и, надавив на журналистов, вызвали у них чувство опасности и смутного страха. Смех тут же прекратился, и я громко сказал: "Не беспокойтесь. Воздух на этой глубине не такой чистый, как мог бы быть, но он не ядовит."