– Ты только подумай! – воскликнул Илмаз. – Комната на двоих. С видом на озеро! Как тебе это нравится?

Бруно швырнул чемодан в угол, потом сказал, не глядя на турка:

– Я тебя об одном прошу – не приставай ко мне со своими идиотскими разговорами!

19

Эвелин Пфайфер подошла к окну. Ветер по-прежнему гнал серые облака над окрестностями Ахена. Однако не похоже было, что пойдет дождь.

Она закутала свою восьмимесячную дочурку в меховой мешок, потом усадила в спортивную детскую коляску на высоких колесах. А вот пятилетний Эрик упрямо отказывался надеть голубое зимнее пальтишко с нашитыми пингвинами: оно казалось ему слишком жарким. Смирился он только тогда, когда мать выставила на циновку желтые резиновые сапоги. Теперь он по крайней мере мог шлепать по всем лужам, не опасаясь то и дело, что его призовут к порядку.

Женщина одела стеганое пальто в крупную желтую и коричневую клетку, заперла входную дверь, подергала на всякий случай ручку. Лишь через час с лишним ей предстояло кормить маленькую, а потом заняться приготовлением обеда.

Эрик между тем пересек узкую боковую улочку. На плохо заасфальтированной обочине осталось несколько огромных луж. Издав ликующий крик, мальчик прыгнул в самую середину.

– Эрик, пошли!

Эвелин Пфайфер покатила коляску вниз по дороге, ведущей вдоль лугов и зарослей кустарника в Штольберг. Потом она собиралась повернуть налево, в Краут-хаузен, чтобы оттуда вернуться домой по большому кругу.

Эрик обогнал ее, изображая самолет, руки он раскинул в стороны, губами пытался изобразить шум мотора. За последним домом, где начинался луг и сужалась дорога, он пошел на посадку и приземлился точно перед деревянным желобом, возле которого столпилось несколько коров.

Не выпуская сына из поля зрения, мать с коляской медленно шла следом. День начался так же, как многие-многие другие, и скорее всего он так же и закончится. Вид тоже был надоевший. Вечно эти коровы, живые изгороди, одна и та же дорога.

И тут взгляд ее упал на автомобиль.

Он стоял примерно в двадцати метрах от обочины. Светло-голубой «БМВ» с кёльнским номером.

Не спеша подошла она к машине. Никто не сидел за рулем, внутри было пусто. Больше ничего нельзя было рассмотреть сквозь запотевшие стекла.

Теперь и Эрик добрался до автомобиля. Обеими руками он попробовал открыть заднюю дверцу. Когда у него не получилось, побежал назад, чтоб попытаться открыть багажник. Затем пролез между «БМВ» и живой изгородью.

– Оставь, сокровище, это не папина машина!

Эрик послушался. Но уже собираясь бежать, вдруг обнаружил в траве блестящий предмет. Похож на маленькую ракету, у которой отпилили верхушку.

– Эрик! – теперь уже громче позвала мать. Мальчик наклонился, схватил интересный предмет и

быстро сунул в карман. Мать не любила, когда он что-то подбирал на улице, а потом разбрасывал находки по комнате.

Миновав заросли боярышника, Эвелин Пфайфер снова пошла медленнее. Среди лугов, открывавших дальнюю перспективу, она чувствовала себя увереннее.

Потом она услышала вдали голоса.

По лугу бежали несколько мужчин. Они были в зеленых защитных куртках, в руках у них были предметы, издали похожие на подзорные трубы на штативе. Они размахивали руками и что-то кричали друг другу, но слов из-за расстояния разобрать было невозможно.

Эвелин Пфайфер почувствовала себя окончательно успокоенной. Должно быть, кому-то из этих мужчин и принадлежал голубой «БМВ».

20

В то время, как Илмаз и Бруно, молча, но в общем-то мирно застилали каждый свою постель, в большой комнате вспыхнула первая ссора.

Оливер Клокке, как спортсмен превыше всего ценящий свежий воздух, сразу закинул куртку на верхний матрац двухэтажной кровати прямо у окна. Но пока он извлекал привезенные из дома простыни, на ту же кровать взгромоздил чемодан Карстен Кайзер.

– Ты чего, Кайзер? – возмутился Оливер. – Это же моя койка!

– Твоя? Была твоя, да сплыла. Теперь я ее занимаю. Что, по-твоему, я должен дышать вонищей от ваших копыт?

Включился Йорг.

– А может, вы решите это в честной борьбе? Ну, скажем, в пинг-понг.

– Тоже придумал! – Карстен постучал себя пальцем по лбу.

Все засмеялись – против спортивного Оливера у Карстена не было шансов.

Наконец между обоими протиснулся Олаф и швырнул на постель свою сумку.

– Если вы не можете договориться, я охотно займу это место.

Воцарилось угрожающее молчание.

Оливер Клокке внимательно посмотрел на поклонника команды Шальке и принялся закатывать рукава пуловера.

Потом тихо сказал:

– Убери свои грязные тряпки вниз!

Олаф лишь ухмыльнулся.

– Раз…

Олаф уцепился двумя руками за край постели.

– Два… – продолжал считать Оливер, и звенящий голос его не предвещал ничего хорошего.

Олаф присел на корточки, чтоб затем быстро вскочить на верхнюю постель.

– Три!

Длинный Клокке схватил Олафа за шиворот и снова стянул на пол. Другой рукой он швырнул через всю комнату к двери его спортивную сумку. Сумка ударилась об узкий деревянный шкаф и грохнулась на пол.

Олаф вырвался из рук Оливера и бросился за сумкой. Однако ее уже поднял Маркус Эгерлунд, теперь он держал ее у груди, как в баскетболе.

– Раз, два, три, кто поймает мячик?

Четверо, шестеро рук взметнулись вверх. И прежде чем Олаф подбежал, сумка его, описав баллистическую кривую, приземлилась в руках Карстена.

Олаф оставил Маркуса и кинулся к нему. Но Карстен успел бросить сумку дальше, маленькому Енсу Пальмстрёму, а тот, развернувшись, препроводил ее Петеру Хильтгену.

Запыхавшись, Олаф остановился посреди комнаты. Словно на футбольной тренировке – один гоняется за мячом, остальные передают мяч по кругу. Если игра пойдет всерьез, у него не останется шансов.

Рассвирепев, он оглянулся. И тут взгляд его упал на вещи, которые Петер успел разложить у себя на кровати. Олаф выхватил туго набитую красную туалетную сумку, распахнул окно и выбросил ее во двор.

Вновь на мгновение стало тихо. Потом Петер как бы между делом спросил:

– Ну и как, ты принесешь мне мои вещи?

– Я? Поцелуй меня в зад!

– Лучше не надо, – ухмыльнулся Хильтген и не спеша подошел к окну. Он расстегнул молнию на спортивной сумке Олафа и теперь держал ее на весу двумя руками.

– Что тут у нас?

Олаф втянул воздух и приготовился к ответному удару, но тут распахнулась дверь. Все вздрогнули, ожидая Вейена с его нравоучениями. К счастью, это был всего лишь Илмаз, привлеченный шумом.

– Вы что, переставляете мебель?

– Да так, ерунда, – сказал Оливер. – Малыш вон разбушевался.

– Итак, – повторил Петер свой вопрос, – ты пойдешь?

Олаф молча покачал головой. Петер стал медленно наклонять сумку. Широко расстегнутая молния оказалась сначала сбоку, потом переместилась вниз.

Из туго набитой сумки вывалилась пара кроссовок, потом несколько рубашек и туалетная сумка, наконец все остальное сразу. Петер потряс сумку еще раз, так что вниз полетело содержимое боковых карманов: ручки, карандаш, книги, походный нож. Это было уже слишком. Олаф готов был с криком броситься на Петера, но Оливер и Карстен удержали его. Он в бешенстве обернулся, но тут еще двое схватили его за руки.

– Свиньи! – заорал Олаф. – Отпустите меня! Я из вас котлету сделаю!

Вновь распахнулась дверь.

В проеме стоял директор. Водянистые его глаза быстро обшарили помещение. Оливер заметил, что на Олафе они задержались чуть дольше других, но, возможно, ему показалось. Наконец взгляд его упал на Илмаза, стоявшего ближе всех к двери.

– Что тут такое? – осведомился Хольц. – Турецкий базар или что-то в этом роде?

Илмаз пожал плечами, ища что бы ответить. Жаль, что нет Стефи, она бы за словом в карман не полезла.

– Не похоже, – возразил наконец Йорг Фетчер. – Скорее день всегерманского единства или нечто в том же духе.