Сдав Володина в штабе, Аким впервые распрямился во весь рост, будто снял тяжелый и долго носимый груз. Приподнятый изнутри, точно могучей пружиной, какой-то неведомо-освежающей и охмеляющей силой, он шел прямо, стараясь не думать больше о человеке, с которым были связаны самые дорогие воспоминания детства.

Навстречу Акиму мчались к передовой только что переправившиеся через реку советские танки. На каждом сидело по нескольку автоматчиков. Аким, глотая воздух широко открытым ртом, не выдержал, закричал:

– Вперед, родные!.. Вперед, милые!..

После многодневных и тяжелых боев у Мурешула дивизия генерала Сизова во взаимодействии с другими соединениями, наступавшими слева и справа от нее, сломила сопротивление противника и, преодолевая его отдельные заслоны, устремилась к венгерской границе. Трансильванские Альпы остались позади. Однако на пути наших войск вставал другой неприятель - многочисленные мелкие и узкие речушки, рожденные снеговыми горными вершинами. Казалось, наступление должно было застопориться. Но оно не только не приостановилось, но набирало все более стремительные темпы. Вся изобретательность, сноровка, изворотливость, хитрость и находчивость, бесстрашие - будто все, что накопили наши солдаты и выстрадали за долгие годы войны, теперь слилось в единую несокрушимую силу, перед которой отступали все преграды. Высокий темп наступления только подогревал бойцов, веселил их души.

У забаровцев в эти дни произошло знаменательное событие. Когда дивизия получила приказ совершить марш в Венгрию, Шахаева и Наташу отправили в глубокий тыл, в румынские города и села, освобожденные дивизией, где сейчас готовились к открытию памятников погибшим советским воинам. Демин давно уже подумывал об отдыхе парторга. Теперь такой случай представился. Проводить старшего сержанта и Наташу собрались все разведчики. Забаров обнял парторга, поцеловал его. А Никита Пилюгин неожиданно попросил:

– Привет там... передавайте...

– Возвращайтесь быстрее,- Аким взглянул на Шахаева, и тот, поняв этот взгляд, сразу ответил:

– Не беспокойся, Аким, обязательно догоним!

– Товарищ старший сержант! - вдруг окликнул его Ванин.- Вы... еще здесь нас догоните, на румынской земле?

– Обязательно, Ванин! Мы еще на румынской земле разберем... тот вопрос., ясно? - серьезно и многозначительно ответил Шахаев.

– Спасибо, товарищ старший сержант...- необычно тихо сказал Семен, пожимая руку парторга.

Проводив Шахаева и Наташу, разведчики двинулись в путь.

Наступление развивалось: горные реки преодолевались неожиданно легко и быстро. Саперы прокладывали мосты на естественных сваях от камня к камню, от одного поваленного бука к другому,- таких мостов было много. По ним двигались войска: пехота, танки, артиллерия, машины с боеприпасами и, наконец, обозы. Под куполом неба - неумолчный рокот наших самолетов. Они, как казалось, спокойно и величаво плыли на юго-запад, первыми пересекая рубежи новой страны.

– Как здорово летят, черти! Гляньте, ребята! - говорил Ванин, задрав кверху голову и щурясь на солнце. От ватных брюк разведчика шел пар: переходя по бревну через ручей, Семен поскользнулся и бултыхнулся в воду. Настроение его, однако, нисколько не испортилось. Напротив, разведчик стал еще более болтлив, непрестанно задирал шедшего рядом с ним Никиту, пугал несуществующим распоряжением об откомандировании Пилюгина из разведроты, дурил и вообще был "в форме".

Разведчики по обыкновению шли впереди полков. Но в одном месте они были удивлены. Переправившись через очередную горную речушку, они увидели на ее правом берегу наших пехотинцев и артиллеристов.

– Как вы сюда попали? - спросил Забаров капитана Гунько, с биноклем в руках примостившегося на ветвистом дереве.

Артиллерист засмеялся.

– Завидно?

– Нет. Просто удивительно, как это вас... угораздило?

– Ничего особенного. Мы идем рука об руку со второй стрелковой ротой. А ею командует чудесный офицер.

– Кто же? - спросил Федор.

– Младший лейтенант Фетисов.

– Фетисов? Младший лейтенант? Верно? - переспросили разведчики хором.

– Он самый. За Мурешул получил орден Красного Знамени и офицерское звание. Из своей бронебойки он там пять немецких танков угробил.

– А что же сейчас он придумал для переправы через эту реку? - спросил Забаров, наверняка зная, что переправа не обошлась без какой-нибудь выдумки Фетисова.

– Штука простая. Под Тыргу-Мурешем при разгроме немцев его рота захватила много немецких плащ-палаток. Он, Фетисов, пропитал их каким-то машинным маслом, что ли, и палатки стали почти непроницаемыми для воды. Ну... нашелся в роте искусный шорник. Вместе с Фетисовым сшили они большие мешки, вроде, как бы сказать, наволочек. Да, а потом и соединили их. Теперь мешки набиваем сухой травой, и пожалуйста - плыви куда хочешь! По шесть человек перевозят...

– Прямо-таки Ноев ковчег! - позавидовал Ванин.

– А пушки як же? - допытывался Пинчук, который, оставив за себя ездового, на этот раз решил идти вместе с разведчиками, полагая, что будет им необходим в столь трудное время.

– Орудия перевозим так: соединяем четыре "лодки Фетисова", как мы теперь называем эти сооружения, настилаем на них доски и - "раз-два, взяли!" - закатываем на них пушку. Вот и все!

– Добрэ! - похвалил Петр Тарасович, с завистью поглядывая на спрятанные в кустах огромные пестрые мешки и сожалея, что не ему первому пришла в голову ата простая идея. Как-никак, а хозяйственное самолюбив Пинчука было немного ущемлено. Ему сейчас страсть как хотелось увидеть "вновь испеченного" офицера, но времени не было: Забаров торопил вперед.

Самым, однако, удивительным было не то, что два подразделения переправились на трофейных плащ-палатках,- на фронте бывают чудеса и помудрее,- а то, что переправа проходила под сильным огнем врага и плацдарм был занят после короткого, но жаркого боя. Oб этом свидетельствовали трупы вражеских солдат в прибрежных кустарниках. Зная исключительную скромность Гунько и Фетисова, Забаров сам сообщил по радио в штаб об их подвигах.