Что же ожидают люди вне Православия в момент смерти? Слепое небытие? Или же путь в нудную, серую, пустую нирвану? Или скучную и противную цепь перевоплощений? Но для чего? Нам это дико и непонятно. Но удивляться нечему. Если нет православного ответа на вопрос об искуплении от греха, если нет учения о спасении мира, неизбежно приходится искать выхода в перевоплощении или, другими словами, в спасении и искуплении «своими средствами», как у теософов: без Бога, без Спасителя, без благодати.

Нам это не нужно, у нас есть другое утешение, великое и могучее. Утешение не желанием моей души воплотиться в оболочку другого грешного человека или птицы, зверя или бабочки для очищения ее страдания, а вочеловечением Самого Бога, Его страданиями, но и моей молитвой, моим покаянием и спасительной, Безкровной святой, Евхаристической Жертвой. Так спасаемся мы, православные христиане.

Но, конечно, все это для рационализирующего ума современного человека непонятно, невесомо, неизмеримо формулами, и ни в одной позитивной науке о том не учат…

В Мясопустную субботу люди готовятся приступить к одному из немногих сохранившихся обычаев милой старины, к обильному вкушению блинов. Не к постным подвигам готовят они себя, не понимают, почему эта суббота Мясопустная, почему дальше будет Сыропустная… В эту субботу Церковью совершается поминовение всех от века усопших. Это одна из родительских суббот. Пред мысленным взором Церкви проходят миллиарды и миллиарды усопших отцов и братий, все те, кому и имен не знаем, которые уже не имеют здесь, между нами, близких, кои бы их помянули в своих молитвах, которых уже забыты и род, и племя, все: русские и немцы, и иудеи, и елины, и белые, и черные, и красные — все без славных отличий своего земного «человеческого достоинства», всех их поминает Церковь, никого не забыла, и все они предстанут взору Церкви. И под этим общим, собирательным «всех», поминает она своих от века усопших чад, и богатых и бедных, и бельцов и монахов, и царей и простолюдинов, — всех, кто уже от нас отошел. И о всех их совершается заупокойная утреня-панихида, поминаются все: и убиенные, и усопшие, и утопшие в морях, и убитые дикими зверями, и поеденные птицами и рыбами, и умершие в горних расселинах, в трущобах непроходимых, в лесах — всех поминает священник; кого по именам, а тех, кого не помянул «неведением, забвением, или множеством имен», поминает в общем молитвенном воздыхании о всех. И наутро о всех же совершается заупокойная литургия, в Крови Спасителевой омываются грехи всех поминавшихся.Великое облегчение для ожидающих своей участи душ усопших от этой молитвы. Точно просиявают их лица, точно меньше тяжесть содеянных грехов, точно не так назойливо грызет червь раскаяния в мрачных закоулках чертогов тьмы и греха.

На утрени в монастырях, да и в тех приходских церквах, где устав церковных блюдется паче нежели леность и небрежение прихожан, читается замечательный синаксарь на этот день. Объясняет нам Церковь, почему нужна молитва, какова польза от нее душам; устав святых отцов и учителей своих вещает она. Звучат нам в монотонном чтении с клироса свидетельства св. Дионисия Ареопагита, Григория Двоеслова, Иоанна Златоустаго, Григория Богослова, Макария Великого и других.

«Макарий, мужа нечестива еллина суху лбину на пути, мимоходя обрет вопрошаше: аще ныне когда во аде утешение чувство имут. Тая же отвеща: многу тем ослабу имеют, внегда за усопших молишися, отче…»

Многие из нас не знают содержания святоотеческой литературы. Патристика — история христианской литературы и философии, кою бы мы должны были знать паче всех других европейских и языческих литератур, погребена в забытии и запустении в современных семинарских программах. Читать Святых отцов в подлинниках мы не умеем, ибо упразднены ныне древние языки как ненужный, мертвый балласт. Так идемте же в Церковь! Все, что нужно для спасения нашей души услышим мы с клироса или амвона. В стихирах, канонах, тропарях, паче же в синаксарях, прологах, и Четьи-Минеях собраны истины, данные нам Церковью, нами не познаваемые и сокровенные под толстыми переплетами желтой кожи.

Вот слушайте, о чем вещает святой Афанасий, столп Православия: «аще бо грешен умерый, да разрешиши его прегрешения, аще ли праведен, да мздам приложение будет», и далее звучит голос чтеца: «Яко же иного помазуяй миром, он себе прежде благоухает» [462] …

Велика сила молитвы! Этими молитвенными воплями Церкви ослабляется сила адова и облегчаются души в том неопределенном состоянии, в каком они до Суда пребывают. На проскомидии таинственно прообразуется на дискосе Небесное Царство, торжествующую Церковь: Агнца Божия, одесную Его «Царица в ризах позлащенных одеяна», девять чинов святых: и святители, и апостолы, и преподобные, и мученики, и безсребренники (а по греческому богослужебному уставу вынимаются частицы и за Безплотные Небесные Силы). И к этим чинам святых, к сияющим небесной красотой ликам, просиявшим на земле православных христиан, к ним подходят и частицы, вынутые за всех-всех усопших, скончавшихся в вере и надежде вечного живота, и они, эти прообразующие их частицы Евхаристического хлеба, омоются вместе с частицами святых в Честной и Животворящей Агнчей Крови, и этим грехи всех этих, когда-то поживших людей, очистятся, и души облегчатся от своих мучений.

Верим ли мы в это, верим ли, люди православные? Верим ли, ибо это нельзя уразуметь, это не понять, это можно только верой приять? «Господи, верую, помоги моему неверию!» Велика сила молитвы даже нашей, нас, грешных, грехом смердящих. Будем же молиться за наших усопших, да и за нас помолятся после нашей смерти, которая вот-вот уже рядом, уже близка. Не венками и не мраморными памятниками, не пышной бутафорией погребальных бюро подобает украшать прах близких покойников, а горячей молитвой за их вечный покой.

«Никтоже сам себе помощи может, разве благая дела и общая верных молитва». [463]

Легко будет тогда умирать, когда будет сознание того, что за меня, грешного, будет возноситься молитва и святая Евхаристическая Жертва приноситься будет в мою память; так от лица покойного вещает Церковь:

«Истинная любовь никогдаже не умерщвляется, темже молю всех знаемых, и другов моих: помяните мя пред Господом, яко в День Судный обрящу милость на Судищи оном Страшном». [464]

Кроме этих мучений и власти ада, еще нечто смущает нас в смерти: неизвестность той нашей жизни. Мы верим, что жизнь духа, здесь заканчивающаяся с моментом телесной смерти, продолжится и после нее; собственно, даже и перерыва не будет, ибо умрет только тело, а душа, как жила до последнего момента земной жизни, так и будет продолжать жить от первого момента загробной жизни и до Страшного Суда.

Но какова будет эта жизнь, не знаем мы. С понятием жизни связываем мы земные образы и понятия: потребность движения, изменения, «тяготения к другому». Будет ли все это там? Спаситель засвидетельствовал (Мф. 22, 30), что

. Безплотность жизни по воскресении, духовное состояние прославленных телес достаточно объяснено в Священном Писании и Самим Спасителем и Апостолом Павлом, но само состояние душ до Суда нам не открыто. На кое-какие особенности указывают наши Минеи и Триоди, опять-таки утешительный и успокаивающий ответ нашей душе слышится с церковного клироса. Тут умолкают нищенствующие и слепые гадания философов и религиозных учителей. Не говоря уже о простом материализме, отвергающем всякую духовную сущность, не найдем мы ответа и ни в одной другой философской системе или религии. Неприятие Личного Всемогущего и Вечного Бога не дает признать личную загробную жизнь.