Изменить стиль страницы

, он показывает особую устремленность и напряженность своей веры, желание как бы известных доказательств в религиозном опыте. Этот порыв в еще непросвещенном Духом сознании ученика так понятен, и это внесение некоторого эмпиризма в трансцендентное познание заслуживает краткий упрек Спасителя:

«толикое время с вами есмь и не познал еси Мене, Филиппе; видевый Мене, виде Отца, и како ты глаголеши: покажи нам Отца, не веруеши ли, яко Аз во Отце и Отец во Мне есть?»

Сначала говорит Господь: «аще бысте знали» и далее: «и не познал еси», а потом говорит: «не веруеши ли?» Снова сопоставление и различение знания и веры. Кроме того, просьба Апостола Филиппа о лицезрении Бога Отца имеет опять-таки важное значение для нашего правильного понимания веры и ее различных степеней высоты и совершенства. В вере разумной (не в рассудочности и рационализировании) не нужно и недопустимо эмпирическое смотрение, лицезрение. Оно есть знак несовершенной, слабой веры, желание доказательств, подтверждения правильности своей веры. Апостол и говорит, что «Бога никтоже нигдеже виде». Но не только вполне уместно созерцание, но даже оно есть знак особо совершенной веры, особенного достижения в религиозном познании. Созерцание есть ступень и то совершеннейшая в религиозном опыте. (Cognitio immediata seu intuitiva Divinae tssentiae). И ответом Спасителя Апостолу Филиппу из момента веры исключается не созерцание, как благодатное достижение, как особый дар, а только лишь жажда эмпирического зрения, познания в категориях времени и пространства. Так и объясняет это богослужебная песнь:

«Деяние убо восхождение (достижение) истинного видения (чистого созерцания), видение же конец боголюбиваго деяния, блаженне положив, Христа молил еси Отчую славу показати тебе неизреченную. [344]

Возлежание Иоанна на персях Господа открывает ему недоведомую глубину догматов; «неверование» Фомы убеждает не только его, но и исцеляет «душегубное неверие» всех и показует нам тайну прославленного тела, благочестивое же дерзновение Филиппа научает нас тайне единосущия.

«Степень догматов благочестивых, твое тайноводство верным явися, тем бо (т. е. тайноводством) Сына познахом соестественна и соединенна суща Родителю». [345]

Итак, в примерах Фомы и Филиппа нам не только указывается истинный характер веры, но и, благодаря им, нам вскрываются с Божия произволения особые догматические вопросы.

* * *

И всех их, учеников Слова, Его сотаинников и апостолов, прославляет Святая Церковь в песнях и иконах, словами и красками поет им и величает их. Прославляет она святого Андрея Первозванного — просветителя наших земель. Прославляет его, как «Предтечевым светом воображеннаго, «Предтечевым гласом оглашеннаго». [346] (Апостол Андрей — ученик Иоанна Крестителя, Ин. I, 35). Прославляет его как «единокровнаго» брата верховного (Петра): [347] Андрея желаемого Бога во плоти увидел [348] и «и обретает Желаемаго». [349]

«Поискал еси Христа, истиннаго Живота, и, взыскав, первый обрел еси, обрет же тайне приял еси, и прием Сего… и был еси сокровище жизни нетленныя». [350]

Прославляет Церковь и Апостола и Евангелиста Матфея, «евангелиста от мытарства» [351] того, который «мытарства иго отверг и правды игу припряглся» [352] (Мф. 9. 9; Мр. 2, 14; Лк. 5. 27).

Поет и величает Апостола Матфея, «исполнение двоенадесятых ученик», [353] которого Сам Дух избирает [354] (Деян. I, 26).

«Матфие Апостоле, лик божественный наполнил еси, из негоже Иуда испаде». [355] Греческий синаксарь (у нас не переведенный) в стихах говорит:

«Исходит Иуда, возвышаясь на петле,

Входит Матфий, возвышаясь на древо». [356]

Величает Церковь и чтит и Симона Кананита, «тезоименитаго ревности» (Зилота), [357] Варфоломея, «сообразнаго страстем Учителя», [358] распятого головой вниз, Иакова «меньшаго», «не яко Алфеева сына, но яко апостола Христова почитающе.» [359] Наконец, почитает в лике двенадцати и Иуду Алфеева.

В службе каждого из них Церковь находит ряд примечательных слов и похвал для величания их подвигов, имеющих более личное, биографическое для них значение, посему нами здесь и не упоминаемых, как не столь характерных и для нас важных.

В один день с первоверховным, а также и купно в лике двенадцати, Церковь празднует память и «тринадцатаго Апостола» — Павла. Он и вне их лика, и в то же время и неотделим от них. Он дополняет их и, как уже выше указывалось, неразделим по духу и воспоминаниям с Петром.

* * *

Итак, Божиему домостроительству, Премудрость Его для проповедания Своего воплощения и откровения от века утаенных таинств избирает немудрых и некнижных простецов, обращает их и Духом Святым просвещает на подвиг проповедания и управления Церковью. Наше богослужебное сознание характеризует высоту их нравственного совершенства особым названием «вторых светов Божией светлости». [360] Этот эпитет наше литургическое богословие по преимуществу усвояет ангелам как непосредственным предстоятелям Божьего Престола. Апостолы же им уподобляются, как по своему равноангельскому житию, так, главным образом, вследствие непосредственного предстояния и служения Самому Воплощенному Свету Христу.

Христос Господь, Источник живота, оставляет их как реки, напояющие всю подсолнечную. [361] Солнце правды испускает их как лучи просвещения. Краеугольный камень избирает их как камени веры, для созидания [362] и составляют они «апостольское сословие». [363]

* * *

Каждый четверг Церковь празднует их общую память и купно с ними святителя Николая, в лице коих и почитается весь святительский (епископский) чин, и, таким образом, этот день является по преимуществу днем особого прославления Церкви. Здесь совершается как бы молитвенное переживание исполнения Церкви, ее соборности, кафоличности. Но, кроме того, замечательны и некоторые особые дни в течение года, связанные с памятью апостолов.

Великий и Страстной Четверг, день установления Таинства Евхаристии, день всеобщего соборования, освящения мира, омовения престола, день омовения ног. «Сеченное сечется море чермное…» — примечательный по глубине мыслей канон великого дня того. Особой важности воспоминания соединяются в этот день: и предание учеником, и Тайная Вечеря, и умовение…

«Днесь Иуда оставляет Учителя и приемлет диавола, днесь Иуда притворяет благочестие отчуждается дарования, сый ученик бывает предатель»… [364]