«Виждь Елисавет к Деве Марии глаголющу: что пришла еси ко мне Мати Господа моего; Ты Законодавца и аз законоположителя; Ты Слово и аз глас, проповедающ Царство Небесное…» [151]
«Елисавет зачат Предтечу благодати, Дева же роди Господа славы; целовастася обе матери, и младенец, взыграя, внутрь бо рабы хваляще Владыку…» [152]
«Бога Слова познал еси, яко Пророк в матерней утробе и сея язык употребив богословиши в темне чертозе, обожаем Светом Неприступным…» [153]
«Познал еси Предтече, Ему же поклонился еси прежде Рождества и пелен Твоих, Христа Жизнодавца, и взыграньми показал еси сего Господа твоего нарекл, взаим взем матерний язык к пению Христа Бога нашего…» [154]
Зачатие его и рождение окружено особым таинственным сиянием. Необычно зачатие заматоревшей материю от престарелого отца, необычно взыграние его во чреве, просветление Духом и обстановка наречения имени тоже вызывает удивление. И все сие нужно, всему подобает быть, ибо предуказывает ему в истории нашего спасения необычное место.
«Божию Слову, хотящу от Девы родитися, Ангел от старческих чресл происходит, великий в рожденных женами и пророков превысший подобаше бо божественных вещей преславным быти началом кроме возраста исчадие и без семени зачатие…» [155]
Великим и единственным в истории человечества явлением воплощения, страдания, искупления, воскресения, преображения и вознесения должно воистину предходить сверхъестественное начало. В таинственом видении его Ангела, в немоте его, в неплодстве матери, в рождении Предтечевом, нежданном плодоносии рождшей, в отверстии языка Захарии, — во всем сем видит Церковь глубокий смысл, который приоткрывает нам в своих книгах. В течение мертвой лютой зимы, темной ночи неведения истины, в «законе сени и писаний» человечество тщетно ждало от закона избавления от гнетущего ига греха и проклятия. Грех был сильнее закона, закон же лишь слабое вспомогательное средство против греха и все же необходимый воспитатель, пестун (Гал. 3, 24) во Христа, подготовка, но, о какая тяжелая! Только предреченное пришествие Царства благодати, только глаголы вечной жизни могли освободить Израиля от преданности греху, закону, проклятию смерти. Закон бесплоден… Закон бессилен… Посему и Захария престарелый, услышав таинственное вещание посланца Горних Сил, должен был умолчать, ибо он прообразует собой самый ветхозаветный закон. Сам закон доживал свой век, ему надлежало умолкнуть перед грядущим и уже вот-вот близким пришествием Мессии Избавителя.
«Молчание старчо, законного писания образ носит таин. Ибо пришедши благодати, Моисей [156] умолча: подобаше по премудрости сокровищу явльшуся всем молчати… [157]
И подобно этому в заматорелости и неплодности Елисаветы богослужебное наше сознание видит неплодность и пустоту церкви ветхозаветной, оплодотворенной и оживленной лишь пришествием Христа Спасителя: «Елисавет прежде неплоды сущи, Христе, Церковь Твою проображаше, яже от язык, [158] и рождши преславно паки показует многочадну, неплоды явльшуся иногда.» [159]
Ибо Церковь еще и так вещает: «Процвела есть пустыня яко крин, Господи, языческая неплодящая Церковь пришествием Твоим, Христе, в немже утвердися мое сердце…» [160]
Человечеству верующему, ожидающему тысячи лет обещанного избавления уже могло казаться, что его уже и не будет, что это избавление так и не придет. А вдруг? А если?… И колеблется уже вера некоторых, твердость убеждения слабеет. Усомнился и Захария, несмотря на свидетельство столь высокого собеседника, но как бы успокаивая его и утверждая его в вере, поет ему Церковь:
«Старче, не не веруй, Бог бо обещавает, яко в старости родиши сына, егоже о рождестве мнози возрадуются, той бо приидет силой Илииною…» [161] (Лк. 1, 17)
И действительно:
«Прииде бо воистинно, закону неплодствующу благодать…» [162]
«Сице явльшуся дати Отцу освобождение, Ему же и благовестися и родися глас Слова и Света Предтеча.» [163]
И как бы предчувствуется это избавление и обновление:
«Елисавет радуешися и Захария вещает паки: оба убо обновляются по старости Иоанновым абие гласом и просвещаются». [164]
Умилительно взывает Церковь на утрени Рождества Предтечи на последней песни канона. Молитвенное наше устремление, следуя в богослужении за всей историей спасения человечества и следуя за Израилем от Чермного моря до дня Пришествия Света, доходит до воспоминания о Божией Матери, и после Ее возвышенного, но смиренного признания: «Величит душа Моя Господа», признания, обращенного к матери того, чью память мы собрались праздновать, особенно нам становится осмысленно и значительно ожидание престарелыми родителями сына, предвестника Искупителя:
«Священниче, по старости бо сына, и по умервщлении удов рождаеши Предтечу…»
«…се бо Елисавет вопиет: по старости сына и по умервщлении удов рождаю Предтечу…»
«…се бо Елисавет сосцы питает, по старости сына и по умервщлении удов рождает Предтечу…»
«Слава давшему неплодной по старости плод, старцу и пророку сына, готовяща ему люди совершенны божественного Предтечу…» [165]
Церковь зовет всех к радости, потому и «вся тварь светло твое рождение празднует» [166] и «возрадовася Иордан преславно, и играет научаяся Иоанна слыша, от неплодна рождена чрева, море же ликует водными играньми.» [167]
В конце утрени, к моменту наибольшего молитвенного напряжения всей Церкви, четко звучит голос канонарха:
«О, преславного чудесе, из престарелыя матере, Божия Слова проповедник Иоанн днесь произыти тщится, связанный язык яснейше рождеством глаголати являет…» [168]
Действительно, преславно и велико чудо рождества Иоаннова — знамение новых времен.
«Закона и благодати посреди стоя, божественный Пророк, объявляеши всем яве, овому убо престатие, оному же просияние…» [169]
Значительное место Иоанново в икономии спасения. Он весь еще от закона, весь от Ветхого Завета, но им уже звучат сильные, мощные слова, ведущие к новому, от закона к благодати, от Моисея ко Христу, от отца его умолкнувшего Захарии к Тому, к Кому он идет, Которому уготовляет путь. Вслушайтесь в те поучения из Священного Писания, которые святая Церковь нам предлагает в сей день Иоаннова рождества. На вечерне чтутся три паримии Ветхого Завета. В первой (Быт. 15,15–17, 19; 18, 12–14; 21, 1–8) вспоминает Церковь ветхого деньми Авраама — отца верных, также ожидавшего до преклонной старости своей сына обетованного Богом, вспоминается неплодство Саррино, и в этом видится будущий прообраз Иоаннова рождения, видится неплодство греховного состояния Израиля. Во второй паримии (Суд. 13, 2–8; 13–14; 17–18; 21) снова указание на милость Господню, не оставляющую избранных Своих, снова повествуется о неплодстве жены Маноя, о посещении ее Ангелом, обетование сына и посвящение его Богу. В сем таинственном обетовании и посвящении многое прообразует будущее рождение Предтечи. Заповедывает Ангел Господень явившийся Маною и жене его не оскверняться в пище и питие, ибо «освящено Богу будет отроча из чрева даже до дня смерти его»… «От всех, ихже рекох жене твоей да сохранится елико исходят от винограда, да не яст и вина и сикера да не пиет»… Заповедывает Ангел рождающемуся отроку не есть ничего «нечистаго», и бритва не коснется его главы. И был сей разговор у жертвенника, когда хотел Маной принести в жертву козленка и хлебное приношение, и Ангел поднялся в пламени жертвенника и стал невидим. И при чудном зачатии Предтечевом сказал Ангел пораженному немотою Захарии о рождающемся Иоанне: