— Сие бесспорная истина! — перебил Воскресенский. — Что же ответствовали союзники?

— Завопили, что мы наконец-то сняли маску; что все наше предприятие подготовлено затем, чтобы завоевать не Швецию, но Данию! Что мы находимся в секретных сношениях с Карлом Шведским!

— Какие глупые нападки!

— То не глупость, а весьма хитрая английская дипломатическая игра, — наставительно заметил Долгорукий. — Цель оной — поссорить союзников и, обойдя его царское величество, самовластно разрешить вопросы мирного договора. И мало того, что Копенгаген укрепился, как никогда допреж укреплен не был, но господину адмиралу Норрису прислан был приказ напасть на русскую эскадру, ежели она не выступит в Швецию!

— И он исполнил сие?

— Не решился: англичане, как ведомо, своими руками воевать не любят.

— А чужих на тот случай не сыскалось? — язвительно спросил Воскресенский.

Долгорукий покачал головой.

— Европейские дела кипят, яко вода в котле, на сильнейшем огне подогреваемая. Но мы, уповая на силу русского оружия, в сем кипении держимся крепко. Нас, государи мои, запугать трудно!

— По вашим разъяснениям, нам нужно спешить в Мекленбург? — спросил Воскресенский. — Мне адмирал приказал доставить государю депеши с наивеличайшей поспешностью.

— Боюсь, что вы и в Мекленбурге его величества не застанете, — улыбнулся Долгорукий. — Благонадежнее вам отправиться в Амстердам, ибо знаю от государя, что он намеревался после Германии направить свой путь в Генеральные Штаты.[178] Я вам дам цидулу к тамошнему послу Борису Иванычу Куракину. Ежели государя и там не застанете, князь препроводит вас туда, где Петр Алексеевич будет обретаться.

Воскресенский и Марков спешно отплыли из Копенгагена. Данию им так и не удалось посмотреть.

20 декабря на горизонте показался низменный, плоский берег Голландии. На следующий день русские путешественники высадились в оживленной гавани Амстердама.

Пожалуй, среди городов мира Амстердам — первый по количеству мостов. Триста мостов перекинулось через многочисленные каналы, разделяющие девяносто островов и островков, на которых расположился Амстердам.

Марков и Воскресенский наняли лодочника, который должен был доставить их в резиденцию русского царя. Лодка, довольно ветхая и неуклюжая, везла русских по темным, маслянистым водам канала. Два друга с любопытством смотрели на высокие, узкие дома, окаймлявшие канал. Они разговаривали с лодочником и довольно хорошо понимали его смешанное голландско-немецкое наречие.

— У нас дома такие узкие потому, что фундамент строить очень дорого. Чтобы здание не оседало, надо заколотить в зыбкую почву множество свай. А лес дорог, он привозится издалека, из Германии.

— Значит, у вас бедняку не построиться?

— Куда там! — мотнул головой лодочник. — И думать нечего.

— Зато у вас бабам за водой ходить недалеко, — утешил его Марков.

Лодочник угрюмо рассмеялся:

— Эту воду не то что пить — она даже на стирку не годится.

— Откуда же воду берете?

— А вон…

Русские посмотрели в указанном направлении. К большой лодке, привязанной к двум тумбам, подходили женщины с ведрами и кувшинами. Хозяин лодки опускал в люк черпак на длинной ручке и, вытащив его, наполнял подставленную посуду. Расплатившись, женщины степенно отходили.

— Вот это диво! — вскричал впечатлительный Егор. — Водовоз воду на лодке развозит!

— Да, у нас так делается.

— Ну, в Питере куда лучше. Невская водичка — расчудесная!

Лодка часто поворачивала из одного канала в другой, проходила под мостами. Мосты поднимались над водой высоко и были уставлены лавчонками, около которых толпились покупатели. Тротуары по берегам островов кишели народом.

— Всегда у вас так празднуют? — спросил удивленный Воскресенский.

— Рабочий день кончен, — хладнокровно заметил перевозчик. — Народ вышел погулять, подышать воздухом.

Вереницы людей неспешно шли вдоль пестро и безвкусно окрашенных домов, крытых красной черепицей. Два иностранца, плывущих в лодке, не привлекли ничьего внимания: в Амстердаме это было обычное зрелище.

Лодка остановилась у внушительного здания, к которому от канала поднимался ряд каменных ступеней.

— Здесь живет ваш царь!

Кирилла Воскресенского, как курьера с депешами от Апраксина, допустили к царю первым. Марков остался ждать в приемной.

Воскресенский подал Петру пакеты. Распечатав первое письмо, царь посмотрел на дату, и лицо его недовольно сморщилось:

— Почему так долго ехал?

— Я совершил путь в Данию, рассчитывая застать ваше величество в Копенгагене.

Царь углубился в чтение донесений. Просмотрев последнее письмо, царь начал придирчиво и подробно допрашивать Воскресенского о состоянии флота, о том, много ли больных на кораблях и достаточно ли на Аландах и в Або продовольствия, и еще о многом другом.

Воскресенский на все давал обстоятельные ответы. Хорошо зная характер Петра, он перед отъездом к нему постарался получить все нужные сведения.

— Хорошо, господин капитан, — сказал наконец царь. — Изъявляю тебе свое удовольствие. Депеши к адмиралу получишь на сих днях. Иди!

Откланиваясь, Кирилл доложил:

— Там со мной один сопутник приехавший ждет приема вашего величества.

— Кто таков?

— Егор Марков.

— Мой механикус? Пошли его ко мне.

Егор вошел, низко поклонился. Царь недовольно сказал:

— Не больно поспешал! В попутных гербергах задерживался?

Егор вспыхнул:

— В том моей вины нет, государь! Дело со мной приключилось, сожаления достойное.

— Рассказывай!

Марков начал свое повествование. Царь слушал, барабаня пальцами по столу, и чем дальше, тем становился угрюмее.

Услыхав, как Алексей скрылся из Мариенталя, опоив Маркова, царь грохнул кулаком так, что доска стола треснула:

— Сбежал, щенок! Против моей власти осмелился восстать!

Петр в гневе был страшен. Глаза налились кровью, усы ощетинились, лицо судорожно дергалось.

— Нет, каков кунстштюк[179] выкинул! — понемногу успокаиваясь, восклицал царь. — И ведь как притаился! С виду смирен, а в душе злобу неукротимую таит! Да я его найду, со дна моря достану!.. Пускай не думает, что сможет в укромном месте моей кончины дожидаться!