Две маленькие группы всадников остановились друг напротив друга примерно посредине разделяющего войска участка дороги. Первым начал разговор командир легионеров.

— Я, легат Флеас, спрашиваю: кто вы и с какой целью прибыли на земли великой империи?

— Вы выглядите умным и знающим человеком, легат Флеас, — прозвучал звонкий сильный голос Вики-Мэй, — надо ли терять драгоценное время на объяснение того, что вы и сами прекрасно видите?

Флеас смутился на минуту, а затем негромко спросил:

— Вы… и есть — Светлые?

Ответом ему был короткий наклон головы и добрая, чуточку снисходительная улыбка.

Легат развернулся вполоборота к ним и, вскинув правую руку к полуденному солнцу, выкрикнул:

— Слава Светлым!

— Слава Светлым! — грянул легион.

По едва заметному жесту командира, знаменосец выдвинулся вперед и протянул Румате жезл со значком — воинскую святыню легиона.

— Светлые! — громко и четко произнес командир, — четвертый легион обращается с просьбой: дайте нам место в первых рядах своего войска.

— Место в войске принадлежит вам по праву, — ответил Румата, бережно принимая жезл, — но в тех рядах, которые более подходят четвертому легиону согласно положениям военной науки. Это должно быть очевидно для вас, легат Флеас, поскольку вы, как я вижу, участвовали в достаточном числе битв и знаете законы войны.

— Благодарю, Светлый! Другого ответа я и не ждал.

— Скажите, легат, — продолжал Румата, — с кем вы бились несколько дней назад? И кто изъял трезубец из значка легиона?

— Вы все замечаете, Светлый, — спокойно ответил Флеас, — лучше будет, если я расскажу по порядку…

Много позже доктор Будах в «хронике войны летнего солнцестояния» напишет:

«Получив известие о гибели стотысячной армии в заливе Арко, о чем подробно рассказывалось в предыдущих главах, великий магистр Йарбик немедленно распорядился созвать чрезвычайный военный совет.

Император Тиллан отнесся к приглашению на совет с демонстративным равнодушием.

— Если Бог действительно заботится о Святом Ордене, то зачем такая суета? — сказал он, — а если Богу это безразлично — то и нам тоже. В любом случае у нас нет оснований для беспокойства.

Получив такой ответ, Йарбик пришел в бешенство. Он вторично послал за Тилланом, приказав напомнить, что Церковь имеет власть даже императоров лишать короны.

На столь явную угрозу, Его Блистающее Величество ответил:

— Напомните досточтимому Йарбику, что Румата Эсторский имеет власть даже магистров лишать шкуры. Пусть лучше подумает об этом, а не о нашей короне.

В подобных обстоятельствах публично высказанный намек на ужасную смерть арканарского магистра Цогана, никак не мог остаться без последствий. Через час орденская гвардия разоружила дворцовую охрану и Тиллан, вместе с семьей оказался фактически под домашним арестом — к чему он, видимо, и стремился. В качестве узника, а не сторонника Святого Ордена, он мог рассчитывать на гораздо лучшее отношение Светлых по окончании войны — тем более, что Румата сам был уроженцем Метрополии и высказывался в адрес императорской фамилии с неизменным уважением.

Трудно сказать, чем были продиктованы дальнейшие действия императора — политической игрой, личной обидой на неуважительное отношение со стороны орденской охраны или же и тем и другим.

Если то был политический расчет, можно сказать, что Тиллан ошибся лишь в одном. Он не ожидал, что великий магистр Йарбик осмелится отдать приказ о казни членов императорской фамилии. Наверное, это трудно было предвидеть — ведь по всем канонам политики, в сложившейся к этому времени тяжелой военной ситуации, Святой Орден никак не должен был идти на столь непопулярные меры в собственной стране.

Так или иначе, когда охрана, состоящая из офицеров Ордена, без высочайшего соизволения вошла с обнаженным оружием в обеденную залу, Тиллан достаточно громко произнес:

— Печально, что мудрость императора Дескада в свое время уступила его великодушию. Будь иначе, он не пригрел бы на груди гадину, которая триста лет пила кровь из наших добрых подданных, а сейчас ужалила нас в самое сердце. Он бросил бы ядовитую тварь в огонь.

С этими словами император сорвал с груди священный трезубец и бросил его на горящие угли очага. Его примеру тут же последовали все придворные.

Разумеется, о таком небывалом случае было доложено великому магистру. Нелояльность двора по отношению к Церкви обнаружилась столь очевидным образом, что было решено без промедления ревизовать все легионы и заменить имперских офицеров на офицеров Ордена. Тем временем, среди легионеров каким-то образом распространился эдикт, который теперь принято называть посмертным.

…

Мы, император Тиллан, волею ведомых и неведомых богов, законный правитель обеих земель и разделяющего их моря, исследовав дела обществ, именуемых Святым Орденом и Конклавом Предстоятелей, нашли следующее:

Эти общества, вопреки записанному великим Литеном закону и обычаю народа наших земель, позволили себе:

устраивать неправый суд,

устанавливать негодные порядки,

вводить в свою пользу лишние подати,

вопреки нашей воле объявлять и вести войны,

произвольно захватывать чужие хозяйства и угодья,

запрещать почитаемые нашими подданными религии отцов и дедов творить иные бесчинства, столь известные, что перечислять их нет смысла.

Посему мы постановляем:

— Лишить названные общества всего имущества, вернув его истинным владельцам, а если у какого имущества владельцы не объявятся за один год и один день, то передать в казну.

— Изгнать названные общества с наших земель навечно, вместе с их родственниками, свойственниками, последователями и сторонниками, на что сроку дано пять дней.

— Тех же, кто будет противиться этому постановлению, карать смертью на месте, как за мятеж.

Писано нами, Тилланом — императором, собственноручно, в сорок седьмой день девятьсот двенадцатого лета от основания города.

…

Этот эдикт, совпавший по времени с попыткой великого магистра сменить командование в легионах, привел к бунту против Святого Ордена. Легаты собственноручно выломали священные трезубцы из значков и объявили о намерении исполнить эдикт — или погибнуть в бою. Двое суток на улицах Енгабана легионеры сражались с орденскими солдатами, пока, наконец, натиск превосходящих сил врага, не вынудил их отступить. Два легиона — второй и четвертый — сохранившие свои значки, дисциплину и командиров, открыли регулярные военные действия против Ордена. Известие об убийстве императорской семьи по приказу великого магистра, не только не ослабило эту войну, но наоборот, распространило ее на всю территорию Метрополии, сделав еще более ожесточенной и разрушительной. Второй легион выдвинулся на северо-восток, нарушив торговые пути с Соаном и Кайсаном. Четвертый, под началом будущего императора, а в то время — легата Флеаса, действовал на западной равнине, между Енгабаном и Барканом. После взятия Баркана флотом Светлых, этот легион соединился с войском Хозяйки и сыграл немалую роль в битве на полях Валдо — о чем будет идти речь в последующих главах.»