– Разговорились мы с тобой, Кирилл, – Белоштан допил кофе и отодвинул чашку. – Что с Хмизом будем делать?

– Отпускать нельзя.

– На цепь не посадишь.

– Сорвется, – согласился Пирий.

– Страшно подумать, сколько он знает.

– В принципе Хмиз должен держать язык за зубами: сам связанный и перевязанный.

– Посмотрел бы на него сейчас, совсем от девки сошел с ума.

– Странно, казался рассудительным, не глупым.

– Пути души человеческой неисповедимы.

– А в тебе бывший лектор проснулся… – усмехнулся Пирий. – Однако Степу отпускать нельзя. Мы должны спать спокойно.

– Где уж тут. Сам говорил – следователь из Киева по наши души едет… А вдруг за что-нибудь зацепится?

– Брось, власть в наших руках.

– У Рашидова власти было чуть побольше.

– Думай, что говоришь: если бы Рашидов был жив, никогда бы не допустил такого безобразия.

– Да, на покойничках мы любим потоптаться, они ведь не кусаются.

– Хорошая мысль. И мертвых никто не заставит заговорить…

– Считаешь?

– Что ты можешь предложить?

– Молчу… – Белоштан поднял вверх обе руки. – Но как? Опасно ведь.

– А для чего у нас Псурцев?

– Считаешь – он?..

– Он не он. Нас это не касается. – Пирий снял трубку и, услышав самоуверенный полковничий бас, приказал: – Давай, Леня, ко мне. В закоулок, да быстрее.

Полковник не задержался. С сожалением окинул взглядом начатую бутылку коньяка, но не налил себе. Присел на стул, всем своим видом показывая нетерпение и исполнительность.

– Не представляй из себя слишком делового, – посоветовал Белоштан. – Нам твои дела известны.

– Совещание… Через полчаса совещание, и отменить его я не могу.

– Позвонишь и скажешь, что задерживаешься у самого.

– Неловко.

– Неужели и от тебя пахнет? – вдруг взорвался Пирий. – Неужели дошло до милиции?

– Щелокова нет, нет и порядка, – со скорбью признался Псурцев. – Сейчас, перед тем как отдать приказ, трижды подумаешь.

– И до вас дошла демократия? – удивился Белоштан. – А я считал – милиция!

– Пожалуй, сейчас меня, начальника городского управления внутренних дел, на сборах как обыкновенного Леньку-комсомольца шпыняют.

– Ужас!

– Все сейчас перестраиваются, даже милицейские сержанты. Но не в ту дуду дуют. Раньше таких ногою под зад из органов, а теперь вон в Киев жалуется.

– Степа Хмиз взбунтовался.

– Степа? Не может быть!

– Факт остается фактом. Моча в голову ударила. Нашел где-то девку и хочет во Львов отчалить.

– Ну и пусть себе плывет…

– Много знает, Леня. Очень много, и сболтнуть может. Здесь он под нашим контролем, а во Львове… Нам только этого не хватало!

– Ну и что думаете предпринимать?

– Должны иметь гарантии.

– Насколько мне известно, – нехорошо усмехнулся Псурцев, – гарантия от болтовни только одна…

– Правильно рассуждаешь, Леня. И сможешь?

– Еще Сталин сказал: нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики.

– Зло шутишь.

– А вы что, советуете мне взять Степана в собутыльники? Так для этого я другого компаньона найду.

– Короче, сможешь?

– Есть у меня на крючке один парень, – начал Псурцев издалека. – Точнее, не парень, а омерзительный тип, по которому давно петля плачет. Он на все пойдет… Но надо платить.

– Сколько? – будто равнодушно спросил Белоштан.

– Много. Очень много, – веско произнес Псурцев. – Есть такса. С летальным концом – миллион.

– Ого!

– Никто просто так рисковать не будет… Но если я дам ему гарантии… может, обойдется и меньшей суммой.

– Согласен, – быстро сказал Белоштан. – Как раз Степин взнос. Пай в нашу компанию.

– Самооплата… – рассмеялся Псурцев. Неожиданно Пирий сказал:

– Не думал, что в нашем Городе есть профессиональные… – он запнулся, но Псурцев закончил спокойно:

– Убийцы?

– Итак, в Городе существует мафия! Почему не докладывал мне? Газеты писали об организованной преступности в Ленинграде, еще в других городах. Но чтобы у нас!..

– Ну какая же это мафия, – махнул рукой Псурцев. – Я же говорю: один тип у меня на крючке…

– Кто?

– Вам это не обязательно знать.

– И он один, без помощников?

– Повторяю, вас это интересовать не должно. Белоштан вдруг налил себе полную рюмку и опорожнил одним глотком, даже не почувствовав аромата коньяка. Слово «мафия» почему-то ужалило его.

«А мы не мафия? – подумал он. – Что бы сказали в Городе, если бы нас вдруг раскрыли? Конечно же назвали бы мафией. Ну и пусть, – решил, – разве дело в слове? Мафия – это не так уж плохо. Все-таки какой-то романтический ореол: мафия, мафиози… Гораздо лучше, чем бандит, преступник. Хотя каким словом ни называй, а суть одна. И сидеть нам в случае чего вместе: и полковнику милиции, и мне – директору фабрики, и самому мэру городу. Носить черные ватные бушлаты и ботинки из грубой кожи».

Белоштана замутило только от одной этой мысли, но, заметив, как весело улыбается Псурцев, как спокойно дует на ногти Пирий, он немного успокоился. Не пойман – не вор, а поймать их не так-то просто, точнее, невозможно. И все же…

– Мне думается, – строго посмотрев на довольные лица Псурцева и Пирия, с металлом в голосе произнес Белоштан, – это надо рассматривать как крайнюю меру. Следует сообща еще попытаться обработать Хмиза, убедить его, что он, вонючий козел, делает глупость. Если надо, пригрозить!

С ним согласились.

Степан вел машину уверенно и даже залихватски. Чувствовал, как любуется им Светлана, и срезал повороты, не снижая скорости, тем более что «девятка» с ведущим передним мостом позволяла это.

– Так пойдешь за меня замуж? – в который раз спрашивал Степан.

– А разве я не твоя?

Степан вспомнил, как переступила она порог его квартиры, как остановилась, кажется, растерянно и как он прижал ее к себе – податливую, но все еще напряженную.

– Моя, конечно, моя! В субботу распишемся.

– Ты на самом деле хочешь этого?

– Не представляю жизни без тебя.

– Но так быстро? Я и не думала… А потом, я слыхала, в загс надо заявление за месяц подавать.

– Нас распишут хоть сегодня.

– Неужели ты такой всесильный?

Степан вспомнил директора Дворца бракосочетания: черненькая, лет под сорок, с белым, будто навсегда напудренным лицом, страшно манерная, она как-то заскочила на базу с какой-то мелкой просьбой. Слава богу, все для нее сделал, а она еще строила ему глазки и оставила номер телефона, которым он так и не воспользовался. Интересно, какими глазами посмотрит на них со Светланой? Наплевать! Главное, не посмеет отказать.

– До всесильного мне еще далеко, – ответил он, – но брак, если я скажу, нам зарегистрируют сразу.

– Но у меня даже нет свадебного платья, а потом, ведь надо поставить в известность родителей.

– А что, они будут возражать?

– Нет, конечно.

– Позвони им сегодня вечером. Приедут на поезде, а платье до субботы будет готово.

– Как-то все это – словно по мановению волшебной палочки.

«А так будет теперь у тебя всегда, – хотел сказать Степан. – Все твои желания будут выполняться беспрекословно. Хотя, – подумал, – придется ограничиваться. Сейчас твои доходы, Степочка, накроются – профукаешь приобретенное, а дальше – как все… Скромный служащий…» Однако эта мысль не смутила. «Ничего, – решил, – живут же люди, и даже счастливо. Будет не хватать денег, пойду в кооператив, наконец в таксисты».

– Поехали, – сказал решительно. – А то еще дел невпроворот…

– В субботу! – вдруг радостно рассмеялась Светлана. – Неужели в субботу? А знаешь, милый, если трудно, я обойдусь без свадебного наряда.

– Ты что? – даже испугался Степан. – Ты у меня будешь самой нарядной и самой красивой. Все будут нам завидовать.

Вспомнил, что у директора магазина Изи-рыжего припрятано два или три прекрасных свадебных платья, да и на базе найдут, дело за портнихой – он ее наймет из ателье на Центральном проспекте. Послезавтра все будет готово – и будет стоять Светлана в длинном невесомом платье с фатой и букетом белых роз – настоящая принцесса.