– Как оправдываются завмаги?

– Один вообще отрекся: ничего не знаю и знать не хочу. Заведующая секцией объяснила: кофты получены от знакомых кооператоров, но назвать их отказалась. Директор магазина на Центральном проспекте твердит, что получил продукцию на промтоварной базе, однако документов не показал. И не покажет, ибо их просто нет.

– Как связать эту нитку: фабрика – магазин?

– Это и есть пункт третий. Две работницы левого цеха на Индустриальной – Тищенко и Бурлака – свидетельствуют, что собственноручно изготовляли кофты, на которых сейчас пришиты «иностранные» этикетки.

– Выходит, круг замкнулся?

– Пожалуй, оснований для ареста Белоштана больше, чем надо.

– Что ж, будем брать.

– Рад, что наши мысли сходятся.

– Одна закавыка: за директором фабрики стоят могучие силы.

– Неужели не справимся?

– Вы даже не представляете, какие именно!

– Если бы вы сказали это четыре года назад, я бы засомневался. Но сейчас!.. Наша провинциальная мафия в сравнении с узбекской!

– Конечно, масштабы не те. Хотя принцип один: коррупция и взаимовыручка.

– Думаете, Белоштана постараются вытащить за ухо? Сидоренко положил руки на стол, разгладил рукой бумагу с тремя пунктами и сказал:

– Есть известие: один раз в неделю, аж до последнего времени, на квартире у любовницы Белоштана собиралась теплая компания. Сам Георгий Васильевич, покойный Степан Хмиз, начальник УВД Псурцев, заведующий горторгом Губа и мэр города Пирий. Преферанс, попойки, просмотр видеофильмов.

– Псурцев и Пирий – это уже интересно!

– И вдруг эта история с Хмизом…

– Потом показания Хусаинова против Псурцева.

– Отрекся, – поморщился Сидоренко. – Хусаинов отрекся от своих первоначальных показаний. Заявляет, что хотел отомстить полковнику. Однако, сообразив, что сам себе подписывает приговор, спохватился. Утром зашел ко мне Сохань: выскальзывает Хусаинов у него из рук.

– Жаль…

– Закон… У Соханя нет прямых доказательств.

– Но ведь следствие только началось.

– Сохань тоже надеется на лучшее.

– Сомневаюсь, что ему удастся хоть как-то связать Хусаинова с Псурцевым.

– Вы правы. Но вернемся к нашей гоп-компании. Наверное, интересы там не ограничивались игрой в преферанс. Пирий поддерживал Белоштана, а за это надо было ему платить.

– Обратите внимание: в компании директор промтоварной базы, заведующий торгом и начальник милиции. Впечатляет?

– Есть сигналы, Федор Федорович, что Пирий берет взятки. Существует такса: трехкомнатная квартира в престижном доме – пятьсот тысяч.

– Ох как это трудно… – вздохнул Кирилюк. – Самая неблагодарная работа – бороться со взятками…

– Да, попотеть придется.

– Вы его за руку не схватите. Вряд ли сам Пирий ставит подписи на незаконных ордерах. Позвонил начальнику жилищного отдела, тот встал по стойке «смирно», но телефонный разговор к делу не подошьешь.

– Сизифов труд, – согласился Сидоренко. – И все же придется закатывать рукава.

– Интересно, будет вытягивать Пирий Белоштана или нет?

– Не такой он дурак, чтобы засвечиваться. Существует немало способов, чтобы помочь сообщнику.

– Телефонное право…

– Рука руку моет, – вдруг взорвался Сидоренко. – Боже мой, до чего мы докатились! Знаете, куда меня вчера возили? В лесок, где дача самого Пирия.

– Шикарно? Но ведь мэр города, наверное, имеет государственную дачу?

– Имеет. А та, которой мы вчера любовались, принадлежит его теще. Такая милая бабуся из села – пенсионерка на пятьсот рублей… А дачка, скажу вам! Два этажа, дубовый забор, сад и огород соток тридцать, каменный гараж. Крыша из дюраля, терраса на втором этаже выходит на реку… Пейзаж прекрасный…

– А вы, вижу, позавидовали.

– Немного было, – признался Сидоренко, – поскольку действительно райский уголок.

– Вот с дачи и начинайте раскручивать.

– Есть у меня еще один ход: шофер Вася. Через него Пирий, пожалуй, занимался квартирным бизнесом.

– Слишком банально.

– Через шофера Васю Пирий пустил налево две или три «Волги». Знаете, сколько стоит новая «Волга» на черном рынке?

– Полагаю, тысяч триста…

– Берите выше, Федор Федорович. Около четырехсот.

– Конечно, здесь не только дачу построишь…

– Шофер Вася получил для любовницы двухкомнатную квартиру.

– Прижать его сможете?

– Поссорился Вася с любовницей, она и пришла к Соханю. А Сергей Аверьянович перефутболил ее ко мне. И очень удачно.

– За хвост Васю да на солнышко?

– Факты потрясающие, к тому же, кажется, неопровержимые.

– Хвала и слава красивым любовницам и тщедушным Васям.

– Мерзость, – махнул рукой Иван Гаврилович, – да что поделаешь. Ассенизаторы мы с вами, Федор Федорович, но кому-то надо и этот воз везти. Не хочешь, а должен…

Узнав, зачем пришел к нему Сидоренко, Гусак переменился в лице и переспросил:

– Кого-кого? Вы не ошибаетесь?

– Никак нет, Сидор Леонтьевич, требуется ордер на арест директора трикотажной фабрики Георгия Васильевича Белоштана.

– Какие у вас основания требовать это? Сидоренко протянул прокурору картонную папку:

– Прошу ознакомиться.

Гусак нехотя раскрыл папку, просмотрел бумаги.

– Ну-ну… – промямлил. – Основания вроде есть. Однако…

– Понимаю вас, – сказал Иван Гаврилович, – даже очень хорошо понимаю, но вынужден настаивать на своем.

– Вы знаете, на кого руку подняли?

– Догадываюсь.

– Вы догадываетесь, а я знаю.

– Закон один для всех. Гусак скривился:

– Могли бы не говорить мне этого.

– Банально?

– Иван Гаврилович, бог с вами, неужели не понимаете, какую кашу завариваете?

– Я не повар, Сидор Леонтьевич, а следователь. В том, что Белоштан – преступник, не сомневаюсь.

– А кто же сомневается, но существуют обстоятельства!..

– Существовали…

– Не говорите, все под богом ходим.

– Разные боги у нас, Сидор Леонтьевич, – ответил Сидоренко жестко.

Гусак спрятал глаза и сказал:

– Бог у нас один: прокурор республики.

– Вот я и позвоню ему, если не дадите санкции на арест Белоштана.

– Зачем же так? Доказательства у вас бесспорные, но Белоштан у нас фигура слишком заметная. Считаю, надо посоветоваться.

– Нет, – покачал головой Сидоренко, – пока будем советоваться, Белоштан успеет спрятать концы в воду.

– Откуда узнает?

– Не будем наивными, Сидор Леонтьевич.

– Нет, – сказал Гусак, подумав. – Все же так не годится – арестовать члена мэрии без санкции исполкома. Что я скажу товарищу Гаману или самому Фоме Федоровичу? – Видно, упоминание о Фоме Федоровиче придало ему уверенности, ибо произнес решительно. – И не просите, вот так, с бухты-барахты арестовывать Белоштана не имеем права.

– Вы хорошо знаете, что имеем, – возразил Сидоренко. – Более того – должны. Повторяю: все равны перед законом, и Белоштан, и сам Фома Федорович.

У Гусака округлились глаза.

– Я попрошу вас, – повысил голос прокурор, – уважительнее относиться к областному руководству!

– Повторяю: все равны перед законом. Значит, вы отказываетесь санкционировать арест Белоштана?

– Зачем же так категорично? Говорю: надо посоветоваться.

– Позвольте воспользоваться вашим телефоном?

– Иван Гаврилович, войдите в мое положение!

– Не могу и не хочу. Сейчас вы скажете, что я уеду, а вам здесь жить и работать. И что иногда нужно идти на компромиссы. Но я не пойду на компромисс, извините, не могу – совесть не позволяет.

Гусак пальцами сдавил виски, словно успокаивал головную боль. Сказал:

– Ладно, давайте ордер, я подпишу. – Поставив размашистую подпись, спросил: – Когда будете брать?

– Сейчас же. Только прошу вас, Сидор Леонтьевич, – никому… Никто не должен знать об аресте. Примерно часа два. Пока не доставим Белоштана в следственный изолятор.

– Сами поедете?

– Самому неловко, поручу Кирилюку. Потом, – положил перед Гусаком еще одну бумагу, – придется обыскать квартиру Белоштана. Прошу разрешения.