Петр, в сущности, здесь мало что изменил. Он, пожалуй, поставил дворян в более жесткие рамки, обязав их пожизненной службой, а в отношении крестьян ввел подушную подать, заменив прежнюю систему обложения, чем тоже отяготил их положение. Но какое-то традиционное равновесие все-таки соблюдалось.
Что же было сделано в XVII в.? Теперь дворянство получало определенные льготы и привилегии, но в отношении крестьян ничего не делалось. Наоборот. Введя в государственную жизнь массу, как выражался Ключевский, дорогостоящих новшеств (армию, Петербург и т. д.), Петр, естественно, столкнулся с хроническим дефицитом казны. Ввели подушную подать, массу других налогов, стали их все время повышать, что приводило к появлению недоимок: из года в год колоссальные суммы было невозможно собрать, потому что мужикам просто-напросто нечем было платить. С такой же проблемой столкнулось и правительство Анны Иоанновны. Можно было списать недоимки, можно было провести какие-то финансовые реформы и как-то упорядочить налоговую систему, а можно было просто начать взыскивать все до последнего при помощи полицейских методов, что и было сделано. Именно тогда помещик стал ответственным за сбор налогов с его крестьян. Если крестьянин не мог внести положенной суммы, то помещик отвечал за это если не головой, то своим имуществом.
Может показаться, что положение помещика стало хуже. С одной стороны, так и было. А с другой стороны, сам отвечая за сбор налогов, помещик приобретал значительно большую власть над крестьянами. К нему переходили функции полицейского характера. А когда эти функции были дополнены правом ссылки в Сибирь, правом определения наказания и т. д., то фактически власть помещика над крестьянином стала полной. Все это произошло до воцарения Екатерины. Крестьянин, таким образом, окончательно утратил права личности, а коль скоро холопы были приравнены к крестьянам, то, в сущности, не холопы стали крестьянами, что бывало в XVII веке, когда их сажали на землю, а крестьяне стали холопами. А раз так, то они фактически уже не имели тех прав, которые у них когда-то были. Здесь крепостное право приобретает совершенно особый характер. Ключевский называл это право откупным, или фискально-полицейским.
В XX веке стали говорить о том, что крепостное право в XVIII в. стало приобретать черты античного рабства, когда крестьянина можно было продать, заложить, можно было разлучить членов одной семьи, крестьянами можно было отдать долг, крестьянина можно было отдать, не спрашивая его согласия, в солдаты и т. д. Земля же все больше переходила в руки помещиков. Но помещики еще служили, и поэтому какой-то остаток если не равновесия, то традиции сохранялся. При этом правительство понимало, что расходы, которые несет казна, можно восполнить только за счет крестьян.
Около 5 миллионов крестьян уплатой налогов создавали, в общем, основные запасы денег в казне, и с этим приходилось считаться. При том, что существовали недоимки, все равно собрать все полностью не могли, а когда ужесточали сбор, то крестьяне начинали бежать (часто с семьями, а иногда и целыми деревнями), найти их было невозможно, а если и находили, то нельзя было понять, кому они принадлежат. Всякий крестьянин, коль скоро его поймали, пытался доказать, что он принадлежит какому-то очень крупному хозяину, а не мелкому, потому что в крупном хозяйстве жизнь была все-таки легче.
Пытались решить вопрос: что делать с крестьянами? Как заставить их платить налоги, как увеличить количество денег в казне? Сначала додумались до увеличения налога на соль. Но соль необходима всегда, и это был косвенный налог. Платить то чрезмерное, чего требовало правительство, было невозможно. Поэтому Ключевский ядовито замечает, что население отвечало не закупками соли, а цингой, которая начиналась из-за отсутствия в рационе этого продукта. Таким образом, соляной налог, призванный как-то освежить финансовое положение России, не дал нужного результата.
Единственной, в общем-то, мерой, регулирующей наличие средств в казне и отражающейся на состоянии крестьянства (поскольку компенсировала бремя налогов), было уничтожение в 1756 году внутренних таможен, которые еще существовали в России. Были уничтожены все внутренние сборы и пошлины, взамен чего высоко обкладывался вывоз товаров за границу. Это ложилось на иностранных купцов, потому что вывозили именно они (русская торговля была в руках иностранцев). А поскольку ввозили в основном люди обеспеченные, богатые, отдававшие предпочтение предметам роскоши, то это и не ударяло по {27} простому народу — следовательно, такая финансовая мера была чрезвычайно разумной. Меры эти были определены уже при Елизавете, а изобрел их фаворит императрицы граф Шувалов.
4. Получение дворянством привилегий
Возвращаясь к состоянию крестьянства и дворянства, надо понять следующее: дворянство желало избавиться от обязательной военной службы. Оно уже получило землю, определенные льготы при поступлении в армию и получении первых офицерских чинов. Оно получило огромную полицейскую власть над своими крестьянами, и оставалось только одно: избавиться от ненавистной обязательной военной службы. Это было сделано. 18 февраля 1762 года вышел манифест императора Петра III о даровании вольности российскому дворянству. Петр этот указ не выдумывал и вообще плохо все это себе представлял, потому что, как мы знаем, круг его интересов был совершенно иной, а проделало это близкое к нему окружение — граф Воронцов и ряд лиц, которые пытались таким образом выпустить пар, накопившийся чрезвычайно сильно в дворянском обществе, поскольку, как известно, политика Петра III была на редкость антинациональной. Его мир с Фридрихом II, сдача Восточной Пруссии обратно Фридриху оскорбляла гвардию, армию, дворянство, и нужно было как-то умиротворить эту, по выражению Ключевского, весьма щепетильную часть русского общества, потому что в ту пору от недовольства оно легко переходило к радикальному решению вопроса.
Тогда и был издан этот указ. Отныне дворянство могло совершенно легально засесть в своих имениях и вести жизнь в свое удовольствие. При этом, правда, в указе говорилось о том, что дворяне по-прежнему могут служить в армии, а если понадобится отечеству, то они все опять будут призваны на службу. Но можно было уехать за границу, служить в чужой армии, получить там чин и в нем вернуться в российскую армию. Короче говоря, объявлялись удивительные льготы, и после того, что было при Петре, для российского дворянства наступала совершенно иная жизнь. Недаром этот указ тут же был воспет в стихах и одах, но Ключевский совершенно прав, когда пишет, что коль дворянство освобождалось от службы, то логично было бы на следующий день освободить от крепостной зависимости крестьян, потому что крепостная зависимость была логическим продолжением зависимости дворянина от государственной службы. Прекращалась служба дворянства — прекращалась и крепостная зависимость (такой указ и был дан на следующий день, только 99 лет спустя: 19 февраля 1861 года; с этого момента начинается принципиально новая полоса русской жизни). Мы видим, что ситуация, как говорится, устоялась. Эту ситуацию и получила Екатерина в готовом виде.
Рассуждая о положении крестьян, у нас принято вспоминать Салтычиху и факты, когда Екатерина тысячами душ награждала своих фаворитов. При этом как-то не представляют себе истинную жизнь русских крестьян в этот период, что, конечно, до известной степени непросто. Неплохую образную картину этой жизни может дать повесть Пушкина «Дубровский». Там изображено поместье Троекурова и поместье отставного гвардейского офицера Дубровского. Троекуров ушел в отставку генерал-аншефом, а старик Дубровский имел чин поменьше. Положение крестьян в больших поместьях было принципиально иным, чем в небольших.
По одному из указов помещики обязаны были заботиться о пропитании крестьян в случае неурожая и голода. Естественно, что большое, сильное хозяйство или не имело тут проблем, или имело проблемы частного характера, тогда как в период голода или неурожая поместья с небольшим количеством крестьян практически полностью деградировали. Отсюда выход один: дворянские дети опять должны были отправляться в армию и тянуть офицерскую лямку. Правда, на этот раз все обходилось попроще: как вы помните, Петруша Гринев был записан в гвардию в возрасте весьма нежном. Действительно, в то время можно было записать ребенка в службу еще до его рождения. Если рождалась девочка, то просто объявляли, что такой-то умер, и он, следовательно, вычеркивался из службы. Таким образом, до момента некоторого возмужания чины шли, проходила вся солдатская служба, капральская и т. д., и Петруша Гринев сразу угодил в офицеры, никогда прежде в глаза не видав ни штыка, ни сабли. Воспитание он получал, как мы знаем, играя в чехарду, бегая по девичьим и изучая французский язык с помощью мосье Бопре. Пушкин очень верно ухватил одну деталь: для многих дворян служба в армии была не только финансовой необходимостью, но отчасти и моральной потребностью. Ко времени Екатерины уже образовалось офицерское сословие — то, что впоследствии стало называться офицерским корпусом. Сформировалась определенная психология, определенный тип мышления, свойственный только русским офицерам. И вот получилось, что богатые и средней руки помещики могли сидеть дома, а могли служить в армии или отправлять туда своих детей — это зависело только от их желания. А помещики небогатые вынуждены были служить или служили просто по привычке, по традиции, потому что дома тоже были сплошные тяготы, а тут все-таки какое-то жалованье плюс то, что присылали из дома — жизнь полегче.