"Канадец" шел и шел вперед. Это невероятно, я не верил своим глазам...

Забросить фальшфейер в окно локомотива почти немыслимо – оно слишком маленькое, расположено слишком высоко и движется со скоростью пятидесяти километров в час. Я почувствовал себя каким-то пигмеем перед огромной, ревущей, неумолимо растущей на глазах желтой махиной локомотива с его слепящими прожекторами и безмозглой головой.

Вот он уже рядом. Сейчас или никогда. Из кабины никто не выглядывал.

Я отчаянно завопил: "Стойте!", но мой крик отнесло куда-то в сторону волной расступающегося воздуха.

Я швырнул фальшфейер. Швырнул высоко и слишком рано – в пустое черное окно он не попал.

Он пролетел слишком далеко впереди, ударился снаружи в лобовое стекло и свалился на какой-то выступ, торчавший вперед из локомотива. И тут же исчез из вида – мимо меня с прежней скоростью несся длинный, тяжелый серебристый поезд, сотрясая землю и подмяв под себя второй фальшфейер, который я поставил у него на пути. Безмозглое чудище пронеслось мимо и скрылось за поворотом.

Я чувствовал себя опустошенным и совершенно выдохшимся. Ощущение неудачи нахлынуло на меня, а вместе с ним – боль, на которую я до сих пор не обращал внимания. Еще немного – и поезда столкнутся, вагоны сомнутся в гармошку, все перемешается в смертоносном хаосе... В отчаянии я подобрал фонарь и через силу побежал вслед за "Канадцем". Я должен видеть то, чего не смог предотвратить... должен прийти на помощь, несмотря на острое чувство собственной вины... Я изо всех сил отгонял от себя мысль о том, как "Канадец" врежется в вагон Лорриморов... Но ведь кто-нибудь должен же был их предупредить... О боже, боже!.. Кто-нибудь наверняка предупредил Лорриморов... и всех остальных. Наверное, все уже сошли с поезда, отошли подальше от рельсов... Нелл... Зак... все остальные...

Я бегом миновал поворот. Впереди, рядом с рельсами, валялся все еще горящий фальшфейер, который я бросил. Который свалился с локомотива. Первый фальшфейер, который я поставил в сотне метров отсюда перед следующим поворотом, исчез вообще, подмятый под себя "Канадцем". Ничего не было ни видно, ни слышно. Никаких звуков, кроме вздохов ветра. Я не знал, когда услышу грохот крушения. Я не имел представления, на каком расстоянии отсюда наш поезд, далеко ли я успел от него отбежать.

Начиная замерзать, еле передвигая отяжелевшие ноги, я прошел мимо упавшего фальшфейера, потащился дальше, миновал поворот и вышел на длинную кривую, которая тянулась за ним. Скрежета металла, врезающегося в металл, я так и не слышал, но этот скрежет неумолчно звучал у меня в голове. Наверное, они все же предупредили Лорриморов, должны были предупредить... Я весь дрожал, и не только от леденящего холода, которым дышали заснеженные горы вокруг.

Далеко впереди на путях я увидел два красных огня. Они не горели ярким пламенем, как фальшфейеры, а были крохотными и едва заметными, словно какие-то отраженные блики. Я тупо удивился, что бы это могло быть, и, только пройдя еще шагов пять, понял, что это не отражения, а неподвижные огни... Я снова побежал быстрее, не осмеливаясь надеяться, но вскоре увидел, что это действительно хвостовые огни поезда... Поезда! Это мог быть только один поезд... Грохот крушения, раздирающий ночь в клочья, так и не прозвучал! "Канадец" остановился. Меня охватило чувство огромного облегчения, я еле дышал и чуть не плакал. Он остановился! Столкновения не было! Трагедии не произошло! Он остановился!

Я побежал к огням, за которыми в свете своего фонаря уже видел громаду поезда, – побежал, испытывая непонятный страх, что он вот-вот снова тронется и, набирая скорость, помчится дальше. Я бежал и бежал, пока не смог, задыхаясь, дотронуться до поезда рукой. Тогда я сломя голову помчался вдоль поезда, спеша сказать им, чтобы не трогались с места.

На земле возле локомотива стояли несколько человек. Они увидели, что кто-то бежит к ним с фонарем, и, когда я был уже близко, один повелительно крикнул: "Войдите обратно в вагон, выходить никому не нужно!" Совсем запыхавшись, я перешел на шаг.

– Я... Я с того поезда, который впереди вас! – крикнул я, махнув рукой вдаль, куда уходили рельсы, – насколько можно было видеть при свете прожекторов "Канадца", они были свободны.

– С какого поезда? – спросил кто-то, когда я наконец подошел к ним.

– Со Скакового поезда, – с трудом переводя дыхание, ответил я. Трансконтинентального... скакового... поезда... с таинственными приключениями.

Наступило молчание. Потом один из них сказал:

– Он должен быть в тридцати пяти минутах впереди нас.

– У него... – Я хватал воздух ртом. – У него загорелась букса.

Это многое для них означало – они сразу все поняли.

– Ого! – Тут они заметили мою форменную одежду. – Это вы зажгли огни?

– Да.

– Далеко тот поезд?

– Не знаю... Не помню... сколько я пробежал.

Они посовещались. Один, судя по его форменной одежде, был главным кондуктором. Двое, судя по тому, что были без формы, – машинистами. С ними стоял еще какой-то человек – может быть, заместитель главного кондуктора.

Они решили – то есть кондуктор и машинист решили, – что надо медленно двинуться вперед. Они сказали, что мне лучше сесть с ними в кабину.

Уже почти отдышавшись, я с благодарностью залез наверх и стоял там, глядя, как машинист отпустил тормоза, включил двигатель, и поезд тронулся со скоростью пешехода, освещая прожекторами пустые рельсы перед собой.

– Вы действительно бросили один огонь? – спросил меня машинист.

– Я думал, что вы не остановитесь. Это прозвучало как-то прозаично и слишком спокойно.

– Нас не было в кабине, – сказал он. – Тот огонь, который вы бросили, ударился о лобовое стекло, и свет от него я увидел там, в машине, где регулировал клапан. Хорошо, что вы его бросили... Я сломя голову кинулся сюда как раз вовремя, чтобы заметить тот, который вы поставили на рельсах, прежде чем мы на него наехали. Повезло, знаете ли.

– Да.

Действительно, повезло... Теперь я избавлен от угрызений совести, которые мучили бы меня всю жизнь.

– А почему кондуктор не сообщил по рации? – недовольно спросил кондуктор.

– Она не работает.

Он прищелкнул языком. Мы медленно двигались вперед. Еще немного – и будет поворот.

– По-моему, мы уже рядом, – сказал я. – Недалеко.

– Ладно.

Поезд еще замедлил ход. Машинист очень осторожно миновал поворот, и правильно сделал, потому что после того как он тут же нажал на тормоза и мы остановились, от желтого локомотива "Канадца" до начищенных медных поручней на задней площадке вагона Лорриморов оставалось всего метров двадцать.

– Ну-ну, – флегматично заметил машинист. – Не хотел бы я вдруг увидеть такое сразу за поворотом.

Только теперь я вспомнил, что где-то сзади, рядом с рельсами, остался Джонсон. Я точно знал, что на обратном пути не видел его лежащим на земле без сознания или мертвым; не видел его, очевидно, и никто из бригады "Канадца". Я подумал было: куда он мог деться, но в тот момент мне было не до него. Все, кто был в кабине "Канадца", спустились на землю и направились вперед, навстречу своим коллегам.

Я пошел с ними. Две кучки людей встретились и довольно спокойно поздоровались. Те, кто пришел с нашего поезда, как будто не сомневались, что "Канадец" остановится вовремя. И заговорили они не о фальшфейерах, а о горящей буксе.

Перегрелась букса самой задней из шести осей вагона с лошадьми, а перегрелась она из-за того, что из нее почему-то вытекла смазка – к такому выводу они пришли. Обычно так оно и случается. Они ее еще не вскрывали.

Букса была уже не раскалена докрасна, но все еще настолько горяча, что притронуться к ней было невозможно. Ее все время охлаждали снегом. Еще минут десять, наверное.

– Где Джордж Берли? – спросил я. Проводник багажного вагона Скакового поезда сказал, что его никто не может найти, но двое проводников спальных вагонов все еще заняты поисками. Он сказал, что сам, к счастью, находился как раз в вагоне для лошадей. Он почувствовал запах горящей буксы. Как-то однажды ему уже довелось познакомиться с таким запахом. Ужасный запах, сказал он. Он сразу прошел вперед и сказал машинисту, чтобы тот остановился.