— Скоро вся эта шумиха уляжется, — попытался я его успокоить.

— Выставили меня полным дураком.

— На берите в голову, — предложил я, — считайте это шуткой.

— Я не намерен шутить.

— А никто и не шутит.

— Вся эта свистопляска началась из-за Гарри, не так ли? Все из-за этого случая чувствуют себя не в своей тарелке. Черт бы побрал эту Анжелу Брикел!

Я поджарил себе тост.

— Вы чувствуете себя достаточно в форме, чтобы проездить Бахромчатого? — спросил Тремьен.

— Если вы позволите.

Некоторое время он смотрел на меня изучающим взглядом.

— Тогда соберитесь и не будьте таким рассеянным. — По его лицу я понял, что дурное настроение стало постепенно спадать.

— Постараюсь.

— Поймите, — произнес он в некотором смущении, — я вовсе не хочу срывать на вас свое плохое настроение. Если бы не вы, мы все оказались бы в гораздо худшем положении. Получилось так, что, пригласив вас сюда, я сделал самый верный шаг в своей жизни.

От неожиданности я никак не мог подыскать слова благодарности, но, к счастью, возникшую паузу заполнил телефонный звонок. Тремьен поднял трубку и прохрипел:

— Алло?

Оказывается, не весь пар из него вышел. Волшебным образом его мрачное лицо расплылось в улыбке.

— Привет, Ронни! Хочешь узнать, как идут дела с моей биографией? Твой парень работает в поте лица. Что? Да, он со мной, здесь рядом. Подожди.

Он передал мне трубку, неизвестно зачем сказав:

— Звонит Ронни Керзон.

— Привет, Ронни, — поздоровался я.

— Как дела?

— Я теперь скачу, как заядлый наездник.

— Лучше бы ты так скакал пером по бумаге. У меня есть для тебя новости.

— Хорошие или плохие?

— Мой коллега в Америке звонил мне вчера вечером относительно твоей последней книги.

— Ну и... — молвил я, полный самых дурных предчувствий. — Что он сказал?

— Он сказал, что ему очень понравилась твоя «Долгая дорога домой». Он с радостью займется ею и найдет тебе хорошего издателя.

— Ронни! — я сглотнул, пытаясь восстановить дыхание. — Ты уверен?

— Разумеется, уверен. Я всегда говорил тебе, что твой опус неплох. Наша мадам, которая заведует издательством, полна энтузиазма. Она уверила моего американского коллегу, что книга великолепна, и тот согласился с нею. Что тебе еще нужно?

— Ох...

— Не обольщайся и спустись с небес на землю. Издать в Америке книгу никому не известного даже в Англии писателя — это большой аванс. — Он упомянул ту сумму, которая будет выплачиваться мне до тех пор, пока я не закончу эту свою чертовщину с беглецом на воздушном шаре. — Если книга хорошо пойдет в Америке, а они рассчитывают на это, то ты получишь еще и премиальные.

Последовала короткая пауза.

— Куда ты делся? — спросил Ронни.

— Предался мечтаниям.

— И это только начало. Я всегда верил в тебя, — усмехнулся он.

Это может показаться смешным, но я был так тронут, что слезы были готовы брызнуть у меня из глаз, но, мигнув пару раз, я сказал ему срывающимся голосом, что дважды виделся с Эрикой Антон и даже сидел с ней рядом на банкете.

— Она уничтожит тебя! — в ужасе воскликнул Ронни.

— Я так не думаю. Она попросила меня выслать ей экземпляр книги, после того как та будет опубликована.

— Она разорвет ее в клочья. Эрика любит делать рагу из молодых писателей. — В его голосе звучало отчаяние. — Она предпочитает разносить их вдрызг, вместо того чтобы писать отзывы и обозрения.

— Придется рискнуть.

Дай мне Тремьена.

— Даю, Ронни. И спасибо за все.

— Да, да...

Я передал трубку Тремьену, которому Ронни тотчас же начал что-то энергично выговаривать.

— Остановись, — сказал Тремьен. — Он ей понравился. С другого конца провода я четко услышал вопрос Ронни:

— Что?

— Она также очень любит своего племянника Гарри, а в среду Джон спас ему жизнь. Гарантирую тебе, что она, даже если и напишет критическую статью, никак не унизит его.

Они поговорили еще о чем-то, и Тремьен вновь передал лине трубку.

— Ну хорошо, — более спокойным голосом проговорил Ронни. — Лови шанс, чтобы спасти и ее жизнь. Я рассмеялся и со вздохом положил трубку.

— Что там произошло? — спросил Тремьен. — Что он говорил?

— Мою книгу собираются издать в Америке. Ну... вероятнее всего.

— Поздравляю. — Он подмигнул, радуясь за меня. — Но это не изменит положение вещей, не так ли? Я имею в виду отношения между нами и ваше пребывание здесь. Вы же продолжите писать мою книгу, или я ошибаюсь?

Признаки обеспокоенности вновь омрачили его чело, и я постарался развеять эти сомнения.

— Я напишу ее. Я сделаю все, что в моих силах, в надежде на вашу положительную оценку моего труда. А вы простите меня, если я начну бегать, скакать и кувыркаться? Я готов взорваться... Ронни сказал, что это только начало. Все это свалилось на мою голову так неожиданно. — Я взглянул на него. — Вы, наверное, испытывали те же чувства, когда Заводной Волчок выиграл Гранд нэшнл?

— Я был наверху блаженства несколько дней. Не переставал улыбаться. Попрыгунчик — как вам это нравится?! Впрочем, ближе к делу. Вы поедете вместе со мной на «лендровере». Конюх Бахромчатого сам прискачет на нем к месту нашего расположения и передаст его в ваше распоряжение.

— Хорошо.

Приятная новость, прозвучавшая из уст Ронни, изрядно приободрила меня, и, хотя это могло показаться нелогичным, на Бахромчатом я чувствовал себя значительно уверенней, чем на Дрифтере.

Это только начало...

Сосредоточиться.

Бахромчатый был моложе, резвее и норовистее, нежели Дрифтер; классическая музыка сменилась залихватским роком. Пока Бахромчатый гарцевал на месте, осваиваясь со своим новым, более тяжелым седоком, я подобрал поводья и на пару дырочек удлинил стремена.

— Там внизу вам нужно будет взять три препятствия, — напутствовал меня Тремьен. — Преодолевайте их на оптимальной скорости и с наиболее выгодной позиции. Помните, что это не реальные скачки, а тренировка. Простой галоп вполсилы. Боб Уотсон составит вам компанию. Бахромчатый достаточно хорошо выполняет прыжки, но любит, чтобы им управляли. Если вы вовремя не дадите ему сигнал к прыжку, он будет колебаться. Не забывайте также, что это вы тренируете лошадь, а не наоборот. Все готовы?

Я кивнул.

— Тогда вперед.

По поведению Тремьена я не заметил какой-либо озабоченности тем обстоятельством, что его половинная доля оказалась в моих неопытных руках, и всячески пытался убедить себя в заурядности стоящей передо мной задачи: дескать, три быстрых прыжка через элементарные препятствия, к тому же и не в новинку мне проходить испытания на мои жокейские способности. На моем счету было уже достаточное количество прыжков, но до сих пор мне ни разу не доводилось исполнять этот прием в седле настоящей скаковой лошади и ни разу я не был так озабочен тем, что из этого выйдет. Сам того не ведая, я прошел путь от неуверенности первых дней моего пребывания здесь до сильного, осознанного желания очутиться у стартового ограждения — в любом месте, на любом ипподроме. Признаться, я завидовал Сэму и Нолану.

Боб дожидался меня у старта на своем гарцующем скакуне. Обе наши лошади, предчувствуя, что им предстоит прыгать, были возбуждены и сгорали от нетерпения.

— Хозяин сказал, чтобы вы скакали по ближней к нему стороне дорожке, — коротко заметил Боб. — Он хочет лучше вас видеть.

Я кивнул, во рту слегка пересохло. Боб умело заставил своего жеребца занять позицию, молча, глазами, спросил о готовности и пустил свою лошадь ускоренным галопом. Бахромчатый спокойно и уверенно занял положение рядом — скакун честно и с удовольствием отрабатывал свой хлеб.

Первое препятствие. Рассчитай дистанцию... дай команду Бахромчатому замедлить шаг... Команду я дал чересчур поспешно, тот немедленно среагировал, и нам пришлось брать препятствие почти с места. Боб был уже далеко впереди нас.

Проклятье, подумал я. Проклятье.

Второе препятствие. Его я осилил более успешно. За три маховых шага до прыжка я подал команду и почувствовал, что лошадь вовремя оторвалась от земли. Доверие ко мне со стороны Бахромчатого было в некоторой степени восстановлено.