— Там двое мужчин, — сообщила она. — Говорят, что из полиции. Предъявили свои удостоверения, но не сказали, что им нужно. Я проводила их в семейную комнату. Пусть ждут, пока не спустится Тремьен. Вы бы пошли и присмотрели за ними, если не возражаете.
— Несомненно, — согласился я, снимаясь с места.
— Благодарю, — сказала Мэкки и отправилась в контору. — Что бы им там ни было нужно, все равно как-то неприятно.
Вскоре я понял, какое значение она вкладывала в свои последние слова, — увидев этих двух мужчин, я сразу подумал, что прилагательное «серый» было изобретено исключительно ради них, настолько безлико они выглядели при первом рассмотрении.
Крайне заурядная одежда, стремление ничем не выделяться, подумал я.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Вы Тремьен Викерс? — спросил один из них.
— Нет. Он скоро спустится. А пока можете располагать мной.
— Спасибо, сэр. Нет необходимости. Вы можете его позвать?
— Он в ванной.
Бровь полицейского поползла вверх. Тренеры обычно не принимают душ перед утренней тренировкой, а делают это после, перед поездкой на скачки. У Тремьена же была иная привычка. Об этом мне поведала Ди-Ди.
— Он с шести утра на ногах, — пояснил я. Глаза полицейского расширились, будто я прочитал его мысли.
— Я старший инспектор Дун. Полицейский участок долины Темзы. Со мной детектив-констебль Рич.
— Рад приветствовать вас, — вежливо раскланялся я. — Меня зовут Джон Кендал. Прошу садиться.
Они осторожно уселись в кресла, отказавшись от предложенного мною кофе.
— Как долго ждать? — спросил Дун. — Мы должны увидеть его как можно скорее.
— Недолго.
Дуну, прикинул я, было примерно пятьдесят, светлый шатен с густыми усами темнее волос. У него были большие мосластые руки, и, как мы впоследствии заметили, он говорил с легким беркширским акцентом.
В течение десяти минут, пока не спустился Тремьен, разговор явно не клеился. Наконец он появился на лестнице, держа под мышкой пиджак и на ходу застегивая рукава своей голубой рубашки.
— Привет, — поздоровался он. — А это кто?
Перед ним возникла Ди-Ди, явно собираясь представить наших визитеров, то же попытался сделать и я, но Дун опередил нас обоих.
— Полиция? — абсолютно спокойно переспросил Тремьен. — А в чем, собственно, дело?
— Нам бы хотелось поговорить с вами наедине, сэр.
— Вот как? Ну хорошо.
Глазами он попросил меня уйти и захватить с собой Ди-Ди.
Дверь за нами хлопнула.
Я вернулся в столовую, но тут же вновь услышал звук открывающейся двери и голос Тремьена:
— Джон, если вас не затруднит, вернитесь, пожалуйста.
Я возвратился. Дун возражал против моего присутствия, настаивая на том, что в этом нет никакой необходимости и пользы для дела.
— Я хочу, чтобы он это слышал. Будьте любезны повторить все, что вы сказали.
— Я пришел проинформировать мистера Викерса о том, что в близлежащих владениях найдены останки человека — женщины, некогда работавшей здесь. На это в значительной степени указывают имеющиеся в нашем распоряжении улики.
— Анжела Брикел, — смиренно пояснил Тремьен.
— Ох.
— Как прикажете понимать ваше «ох», сэр? — насторожился Дун.
— Понимайте просто как «ох», — ответил я. — Несчастная девочка. Все думали, что она просто удрала, боясь ответственности.
— У них есть фотография, — вмешался Тремьен, — и они ищут мужчину, запечатленного на ней.
Тремьен повернулся к Дуну:
— Покажите Джону эту карточку, — кивнул он. — Пусть он выскажет свое мнение.
С большой неохотой тот протянул мне этот медальончик с фотографией.
— Вам известен этот мужчина? — спросил Дун.
Я взглянул на Тремьена и заметил на его лице замешательство.
— Не стесняйтесь. Скажите ему свое мнение.
Гарри Гудхэвен? Тремьен кивнул. — Это лошадь Фионы. Гвоздичка. Та, которую якобы накачали допингом. — Как вы можете узнать лошадь по фотографии? — спросил Дун.
Тремьен с недоумением уставился на него:
— — У лошадей, как и у людей, есть внешность. А Гвоздичку я уж как-нибудь знаю. Она до сих пор у меня в конюшнях.
— А кто этот мужчина, Гарри Гудхэвен? — настойчиво спросил Дун.
— Муж владелицы лошади.
— Почему Анжела Брикел носила его фотографию?
— Она носила не его фотографию, — пояснил Тремьен. — Конечно, и его тоже, но интересовала ее только лошадь. Ведь она ухаживала за ней.
На лице Дуна отразилось абсолютное недоумение.
— Для конюха, — сказал я, — лошади, за которыми он ухаживает, вроде детей. Конюхи их обожают и всячески оберегают. Поэтому нет ничего удивительного, что у нее в медальоне была фотография Гвоздички.
Тремьен посмотрел на меня каким-то слегка удивленным, но уважительным взглядом.
Однако в моих словах не было ничего удивительного: я общался с конюхами уже почти неделю.
— Все, что сказал Джон, абсолютнейшая правда, — кивнул Тремьен.
Сопровождающий инспектора констебль Рич постоянно делал пометки в блокноте, хотя и не торопился: явно не стенографировал.
— Сэр, вы можете дать мне адрес Гарри Гудхэвена?
— Этот Гарри Гудхэвен, как вы изволили его называть, на самом деле является мистером Генри Гудхэвеном, владельцем имения Мэнорхаус в Шеллертоне.
Дун, в свою очередь, промолвил:
— Ох.
В его мозгах произошла явная переоценка ценностей.
— Я уже опаздываю, — начал одеваться Тремьен.
— Но, сэр?
— Оставайтесь, сколько вам будет угодно, — бросил Тремьен, уходя. — Беседуйте с Джоном или с моей секретаршей, с кем пожелаете.
— Мне кажется, что вы не совсем понимаете, сэр, — с отчаянием в голосе бросил Дун. — Анжела Брикел была задушена.
— Что? — Ошеломленный Тремьен застыл на месте как вкопанный. — Я думал, вы сказали...
— Я сказал, что мы обнаружили останки. Сейчас же, когда вы опознали... э-э... лошадь, сэр, мы вполне уверены, что они принадлежат этой девушке. Все остальное также совпадает: вес, возраст, примерное время смерти. И еще, сэр... — Дун несколько замялся, как бы набираясь храбрости. — Не далее чем на прошлой неделе в Королевском суде рассматривалось дело еще одной девушки, которая была задушена... задушена здесь, в этом доме.
В комнате воцарилась тишина.
Наконец Тремьен сказал:
— Здесь нет никакой связи. Смерть, которая произошла в этом доме, — это результат несчастного случая, что бы там ни думали присяжные.
— А мистер Нолан Эверард был как-нибудь связан с Анжелой Брикел? — упрямо продолжал задавать вопросы Дун.
— Разумеется, был. Он выступает в скачках на Гвоздичке, кобыле, изображенной на этом снимке. Он весьма часто виделся с Анжелой Брикел в ходе работы. — Тремьен задумался. — Где, вы сказали, были найдены ее... останки?
— Мне кажется, я об этом не упоминал, сэр.
— Хорошо, так где же?
— Всему свое время, — замялся Дун.
Мне же пришла в голову мысль, что он рассчитывает на чью-то оплошность: тот, кто будет знать это место, скорее всего, и явится убийцей.
— Несчастная девушка, — сказал Тремьен. — Но тем не менее, инспектор, сейчас мне необходимо идти на скачки. И вас ни в чем не ограничиваю: оставайтесь и задавайте ваши вопросы. Джон проводит вас к моей помощнице и к главному конюху. Джон, объясните Мэкки и Бобу, что произошло. Договорились? Как со мной связаться, вы знаете. Все. Я ушел.
С этими словами он деловито и на хорошей скорости выскочил из комнаты, и вскоре мы услышали шум отъезжающего «вольно».
На лице Дуна отразилось некоторое разочарование: он явно ощутил, как трудно свернуть Тремьена с избранного им курса.
— Ну, инспектор, — нейтральным тоном спросил я, — с чего вы хотите начать?
— Назовите ваше имя, сэр.
Я представился. Мне показалось, что в моем обществе он чувствует себя более уверенно: видимо, сила моей личности не довлела над его собственной.
— А каков ваш... э-э... статус в этом доме?
— Я пишу историю этих конюшен. Его явно удивило, что кто-либо может заниматься подобным делом.