Изменить стиль страницы

В его жесте угадывалась едва сдерживаемая злость.

— Не знаю, откуда вам все это известно, — пробормотал он.

У меня ушло на это девять дней, я строил множество вероятных и маловероятных догадок, но теперь что-то вырисовывалось, подобно тропинке, ведущей по крайней мере через часть лабиринта, и я не представлял, как еще можно объяснить имевшиеся факты.

— Так что же он сказал по поводу Джейсона? — повторил я.

Просперо Дженкс сдался.

— Он сказал, что тому придется уйти из «Саксони Фрэнклин». Это было одним из его условий нашего дальнейшего партнерства. Я должен был сообщить Джейсону, чтобы тот не появлялся в понедельник на работе.

— Однако вы этого не сделали, — заметил я.

— М-м... нет.

— Потому что, когда Гревил умер, вы решили украсть не только те пять камней, но и все остальные.

Мне даже показалось, что в его голубых глазах мелькнула улыбка.

— Ну посудите сами — такая возможность, а? — рассуждал он. — Грев бы не узнал. Страховка была бы выплачена. Никто не в накладе.

«Кроме страховой компании», — добавил я про себя и ответил:

— Бриллианты не были застрахованы. Не застрахованы они и сейчас. И обворовали бы вы именно Гревила.

Я почти сразил его, но не наповал.

— Ведь Гревил говорил вам об этом, разве нет? — спросил я.

Он вновь стал похож на провинившегося ребенка.

— М-м... да, говорил.

— В «Оруэле»?

— Да.

— Просс, — продолжил я, — не пора ли вам повзрослеть?

— Да вы сами не понимаете, что это значит. Повзрослеть — значит стать хозяином положения.

— Красть и не попадаться?

— Разумеется. Все так делают. Каждый наживается на чем может.

— Но вы же обладаете таким талантом, — произнес я.

— Конечно. Но я создаю это ради денег. Я делаю то, что людям нравится. Так или иначе я ем их хлеб, чем бы они мне ни платили. Разумеется, я испытываю радость, когда удается создать что-нибудь выдающееся, но я не стал бы приносить себя в жертву ради искусства. Камни оживают в моих руках. Я дарю им жизнь. Золото для меня, как кисть для художника. Все это само собой. И я смеюсь над людьми. Они так легковерны. В тот день, когда я понял, что все клиенты простофили, я и повзрослел.

— Не сомневаюсь, что вы никогда не говорили этого Гревилу, — заметил я.

— Я вас умоляю. Грев был как святой. Единственный исключительно порядочный человек, которого мне доводилось встречать. Я не хотел его обманывать и страшно сожалею об этом.

Я слышал, что его голос звучал искренне и верил ему, но никак не мог поверить в глубину его раскаяния, оно ни в коей мере не затрагивало его сущность и не меняло ее.

— Возле больницы святой Екатерины Джейсон напал на меня и украл пакет с вещами Гревила, — констатировал я.

— Нет, — тут же машинально парировал Дженкс, но в его глазах мелькнул страх.

— Тогда я решил, что это обычное уличное ограбление. Грабитель оказался ловок и силен. Мой приятель сказал, что он был в джинсах и вязаной шапочке, но никто из нас не видел его лица. Я не потрудился заявить об этом в полицию, так как ничего ценного в том пакете не было.

— Как же вы можете утверждать, что это был Джейсон?

Я не ответил на его вопрос прямо.

— Когда я пришел на фирму к Гревилу, чтобы сообщить о его смерти, — начал я, — я узнал, что в его офисе кто-то рылся. Вам известно об этом. На следующий день я узнал, что Гревил купил бриллианты. Я стал их искать, однако из офиса пропали и записная книжка с адресами, и еженедельник. У меня не было ни бумаг, ни документов, имевших отношение к этим бриллиантам. Я физически не мог их найти. Три дня я проискал их в сейфе вместе с Аннет и Джун, ее помощницей, убеждавшими меня в том, что в офисе не было никаких бриллиантов. Гревил уделял чрезвычайное внимание мерам безопасности. Вы сами рассказали мне, что бриллианты предназначались для вас, о чем я не знал, пока не пришел сюда. В компании всем было известно о моих поисках, и, должно быть, тогда-то Джейсон сообщил вам, что я ищу бриллианты, из чего вы сделали вывод, что я не знал, где камни.

Он наблюдал за мной, слегка приоткрыв рот, уже ничего не отрицая, лишь откровенно поражаясь тому, как логично все объяснялось.

— Сотрудники компании узнали о том, что я жокей, — продолжал я, — и Джейсон стал вести себя по отношению ко мне, на мой взгляд, довольно нахально, однако теперь я понимаю, что его наглость объясняется тем, что ему дважды удалось одержать надо мной верх, уложив меня на землю. Он не мог хвастливо трепаться об этом, но всем своим видом показывал уверенность в своем превосходстве. Я попросил сотрудников компании не говорить клиентам, что я не специалист по драгоценным камням, а жокей, чтобы не отпугивать их, но, думаю, Джейсон наверняка сообщил об этом вам.

— Почему вы так считаете? — Просс не сказал, что этого не было.

— Вы не могли пробраться в дом Гревила, чтобы обыскать его, потому что он как крепость. Разбивать окна было бы бессмысленным из-за внутренних решеток, к тому же подведенная к ним сигнализация напрямую соединена с полицией. Проникнуть в дом можно только через дверь, а ключи были у меня. Вы стали думать, как заманить меня туда, и подстроили это через моего тренера. Это, кстати, говорит и о том, что вы знали, что я жокей. Кроме сотрудников компании, никто этого не знал, и что я ищу бриллианты — тоже, так как я намеренно не рассказывал об этом никому. Вы сказали, что сообщите мне какую-то информацию о бриллиантах, позвонив домой к Гревилу, и я послушно поплелся туда, что было глупо.

— Но я не ходил к Гревилу домой... — возразил было он.

— Нет, не вы — Джейсон. Ловкий, сильный, в мотоциклетном шлеме, скрывавшем его рыжую шевелюру, он опять, как и раньше, уложил меня. Я видел, как он, уже убегая, перемахнул через калитку. Это не могли быть вы. Он перевернул весь дом вверх дном, но, как считает полиция, не нашел того, что искал, и я уверен, что это так.

— Почему же? — поинтересовался он и затем сказал:

— То есть...

— Вы хотели, чтобы Джейсон убил меня? — спросил я в лоб.

— Нет! Конечно, нет! — Похоже, ему действительно стало страшно от этой мысли.

— А он мог бы, — сказал я.

— Я не убийца!

Насколько я мог судить, на сей раз его возмущение выплеснулось наружу полностью, без остатка, его теперешняя реакция ни в какое сравнение не шла с той, когда я обвинил его в воровстве.

— Что вы делали два дня назад, в воскресенье после полудня? — спросил я.

— Что? — Вопрос скорее озадачил его, чем встревожил.

— В воскресенье днем, — повторил я.

— Что в воскресенье днем? О чем вы говорите?

Я нахмурился.

— Ладно, оставим. Вернемся к субботнему вечеру, когда Джейсон огрел меня по голове половинкой кирпича.

— Но он сказал... — начал было он и тут же осекся.

— Продолжайте, продолжайте, — спокойно сказал я. — Мы оба с вами знаем, что все было так, как я говорю.

— Да, но... что вы теперь собираетесь делать?

— Еще не знаю.

— Я буду все отрицать.

— Что вам говорил Джейсон по поводу кирпича? У него вырвался безнадежный вздох.

— Он говорил, что знает, как отключить человека на полчаса. Он видел, как это делается во время беспорядков на улице, и сам этим занимался. По его словам, все зависит от того, как и куда ударить.

— Это невозможно вычислить, — возразил я.

— Но он так утверждал.

«И не слишком ошибался, — добавил я про себя. — Я не уложился в его расчеты минут на десять, не больше».

— Он говорил, что потом с вами ничего страшного не будет, — сказал Просс.

— Он не мог знать это наверняка.

— Однако он оказался прав, не так ли? В его голосе словно мелькнуло сожаление из-за того, что я не получил травмы головы и сейчас мог сидеть здесь и беседовать с ним. «Как жестоко и безответственно, — думал я. — Можно ли простить такое? Гревил простил предательство; но что хуже?»

— Джейсон знал, какое окно в офисе нужно разбить, — сказал я, — и спустился с крыши. Полиция обнаружила там следы. — Я сделал паузу. — Он проделал это один или вы были с ним?