Изменить стиль страницы

После перестройки Россия успела перенять с Запада отнюдь не новейшие технологии и материальное процветание, но аморальную «масс-культуру», заполнившую средства массовой информации и разлагающую общество. Если эта вакханалия «ширка» будет продолжаться, нетрудно предвидеть негативную реакцию российских мусульман, и необходимо предупредить, что в связи с этим могут возникнуть тяжелейшие конфликтные ситуации. Если же русский народ возродится в родной вере — Православии, тогда проблем в отношениях с мусульманами не предвидится никаких.

В средние века Ислам противостоял глобальным агрессиям со стороны римо-католиков и несториан, в позднейшие времена имел немало конфликтов с протестантскими миссиями. Но на всем протяжении истории противоборства между Исламом и Православием никогда не возникало.

Коран называет христиан («насара») ближайшими по любви к мусульманам (сура 5. «Трапеза», аят 85/82/). Единственное требование, которое Коран предъявляет к людям Книги, — это действительно следовать их собственному учению: О люди Книги! Вы ни на чем не держитесь, пока не установите прямо Торы и Евангелия! (сура 5. «Трапеза», аят 72/68/).

История православно-мусульманских отношений есть косвенное, но весьма яркое свидетельство того, что в отличие от западных конфессий только Православие сумело установить Евангелие прямо: соблюсти в чистоте веру Христову.

И уже в новейшей истории уникальный, образцовый для всего мира полуторавековой опыт не просто мирного соседства, а содружества Православия и Ислама был накоплен в Центральной Азии.

Глава VI

Центральноазиатский опыт содружества

В 1839 году Казахский Большой Жуз в поисках защиты от кокандско-афганских нашествий принял решение о присоединении к Российской империи, а затем восставшие против власти Коканда киргизы Таласской и Чуйской долин тоже призвали на помощь Россию. За этим мирным продвижением в Центральную Азию последовала военная авантюра императора Александра II, затеявшего соперничество с Великобританией за сферы влияния на Востоке. Русские войска захватили остальные государства региона, из-за своей раздробленности и взаимных распрей не сумевшие устоять против завоевателей (независимость сохранил только Бухарский эмират). Этот грех интервенции, совершенный имперской Россией, требует покаяния — и в трудах честных русских историков, и в историческом самосознании русского народа. Однако нужно сказать, что дальнейшие действия российских властей в этом краю никак не вписывались в схему колониального захвата.

«Лев» британской разведки С. Рэйли называл политику Российской империи в Центральной Азии «странной, но эффективной». Действительно, привычным к административным и миссионерским насилиям над завоеванными странами могла показаться непонятной позиция российских властей: не покорять, а просто присутствовать, не навязывать своих взглядов и традиций, а поддерживать местную религию и культуру. В неприкосновенности оставались не только имущественные права населения, но и привилегии центральноазиатской аристократии, представители которой вдобавок к прежним званиям получили дворянские титулы. В немногочисленном тогда высшем военном командовании для генералов-мусульман были предусмотрены специальные вакансии, на местах имперские представители осуществляли только контроль, а реальная власть оставалась у прежних правителей.

Генерал-губернаторы «российского Туркестана» строго следили лишь за тем, чтобы повсюду в крае сохранялись мир, закон, порядок. Можно отметить, что до российского вторжения Центральная Азия находилась в прискорбном положении, подобном состоянию Древней Руси во времена княжеских удельных междоусобиц. После блистательного «мусульманского ренессанса» эпохи Темуридов здесь разгорелась кровавая игра властолюбии и началось дробление на все более мелкие государственные образования. В течение трех веков Центральная Азия не знала ни одного мирного года: то в одной, то в другой области региона вспыхивали локальные войны. Особую роль играло Кокандское ханство (к восстановлению которого призывают некоторые современные экстремисты). Военные силы Коканда составляла афганская гвардия. Это было государство-хищник, «бизнесом» которого являлись грабеж соседей и продажа в рабство захваченного при набегах мирного населения. Даже когда российские войска вступили на территорию Маверроунахра (среднеазиатского Междуречья), там еще длилась междоусобица. Но, услышав о приближении сильного противника, афганские наемники предали Кокандского хана и ушли в свою страну. По Промыслу Божию, «странные завоеватели» явились в Центральную Азию как миротворцы, и местные народы не могли не оценить благодетельность их присутствия.

Имперские власти в этом краю не просто демонстрировали веротерпимость, но стремились покровительствовать мусульманам. В инструкциях направлявшимся в Туркестан чиновникам сразу же за призывом к верности Отечеству и Царскому престолу следовало требование: «проявлять справедливость к нуждам и интересам мусульман». Полностью были сохранены привилегии, доходы и владения («вакуфы») исламского духовенства, не облагавшиеся налогом; вдобавок преподавателям мусульманских заведений — медресе и мектебов стали выплачивать государственное жалованье. За счет имперской казны массовым тиражом был издан Коран, весь тираж был безвозмездно передан исламскому духовенству. Крупные дотации выделялись на реставрацию старинных мечетей. На личные средства императора Александра III была восстановлена из развалин знаменитая ташкентская мечеть Джами. В обращенной к «белому царю», как здесь называли российского императора, благодарственной речи казий ташкентских мусульман Мухаммед Мухитдин-Ходжа говорил: «Хвала Аллаху! При белом царе ничто не мешает нам следовать адату и шариату. Повсеместно у всех народов наиболее почитаются два предмета: религия и знание. И правитель, оказывающий покровительство этим двум предметам, большей милости оказать не может».

Разгадка «странной политики» России видится в том, что политика эта была проникнута духом Православия — духом смирения, братолюбия и кротости. Поэтому неудивительно, что мусульмане Центральной Азии с добротою и радушием встретили православных русских людей.

Православие явилось в этот край отнюдь не как торжествующая миссионерская религия завоевателей, а смиренно, лишь для скромного пастырского окормления крестьян-переселенцев из густонаселенных областей России. К этим бедствующим скитальцам мусульмане отнеслись с высоким милосердием. Иеромонах Харитон, очевидец того времени, свидетельствует: «Местные жители сочувствуют бедным переселенцам, без того многие поумирали бы с голоду и нужды».

Русские крестьяне и в далеком краю помнили о родной православной вере. Как только они обживались на новом месте, первой их заботой становилось создание храма. И в этом им помогала щедрая рука мусульман. Три сельских храма в Туркестане были полностью построены на средства мусульманских благотворителей. Деньги на строительство сохранившегося поныне и ставшего монастырским Свято-Георгиевского храма в Чирчике пожертвовал местный мулла. В списке главных вкладчиков строительства самаркандского Свято-Алексиевского собора указаны «купцы из мусульман Алимбековы».

Храмы Центральной Азии отличались особой красотой лепных украшений, использованием убранстве традиционной для местных народов резьбы по ганчу (алебастру) и карагачу; храмовые здания и ограды украшались восточными мозаиками. При этом мусульмане считали для себя почетным участие в создании православных храмов. Узбекскими мастерами-ганчкорами были созданы резные иконостасы и киоты для Иосифо-Георгиевского собора в Ташкенте, соборов Коканда, Андижана, Намангана, Ферганы. Эти произведения искусства были уникальны: нигде более в мире не было резьбы по алебастру в христианских храмах. Прекрасный Казанский собор в Коканде можно считать совместным творением славянского и тюркского искусства. Этот храм, в облике которого традиции русского зодчества XVII века сочетались с множеством украшений в восточном стиле, под руководством архитектора О. Васильева создавали узбекские мастера. За участие в создании Казанского собора кокандский мастер Усто Хуснитдин был награжден медалью святого Станислава. (Увы, и Кокандский собор, и все великолепные храмы Ферганской долины были уничтожены большевистскими варварами.)