Эллис ответит на все вопросы. Эллису поверят.

Во второй половине дня я написал длинный подробный рапорт для Нормана Пиктона – это было невеселое занятие.

Рано утром в понедельник, как он того требовал, я приехал к полицейскому участку в Ньюбери и лично вручил конверт в собственные руки инспектору по расследованию.

– Вы говорили об этом с кем-нибудь? – спросил он.

– Нет.

– В особенности с Квинтом?

– Особенно с ним. Но... – Я запнулся. – Это дружная семья. Более чем уверен, что вечером в субботу или вчера Джинни и Гордон сказали Эллису, что мы с вами и Арчи осмотрели "Лендровер" и что вы забрали секатор. Я думаю, вы должны принять во внимание, что Эллис знает о начале охоты.

Он с отвращением кивнул.

– И поскольку Эллис Квинт официально проживает в округе Метрополитэн, мы, округ Темз-Вэлли, не можем продолжать расследование...

– Вы хотите сказать, что не можете вызвать его в местное отделение Риджент-парк и задавать ему неудобные вопросы, вроде того, где он был в три часа ночи в субботу?

– Вот именно. Мы не можем допрашивать его сами. – Я думал, что это деление уже давно упразднено. – Для всего требуется время.

Я оставил его разбираться со своими проблемами и поехал в Кент. По пути, желая сделать Рэчел Фернс подарок, я завернул в Кингстаун и прошелся по магазинам.

Витрина с куклами и мягкими игрушками заставила меня задержаться может, Рэчел нужно любимое животное, которое займет место пони. Но, вероятно, Линда не обрадуется появлению в доме шумного создания, которое линяет и грызет мебель. Однако я зашел в зоомагазин – и вот тогда-то я и приехал в дом Линды Фернс, имея в машине аквариум, водоросли, миниатюрные руины готического замка, электрический насос, лампы, корм для рыбок, инструкции и три больших закрытых банки с тропическими рыбками. Рэчел ждала меня у ворот.

– Вы опоздали на полчаса, – укорила она меня. – Вы сказали, что приедете в двенадцать.

– Ты когда-нибудь слышала о шоссе М25?

– Все оправдываются, что ехали там.

– Ну извини.

Ее лысая головка все так же шокировала меня. Если не считать этого, выглядела она хорошо, щечки округлились и порозовели благодаря стероидам.

Она была одета в легкую маечку и спортивные штаны. Это безумие – любить чужого ребенка с таким всеобъемлющим чувством, но я впервые почувствовал, что такое отцовство.

Дженни отказывалась иметь детей, когда в любой день после скачек могла остаться вдовой, и я в то время об этом не задумывался. Если когда-нибудь женюсь еще раз, подумал я, входя следом за Рэчел в дом, я хочу дочь.

Линда встретила меня радостной улыбкой, легко поцеловала в щеку и предложила джин с тоником, пока она готовит паштет для ленча. Стол был накрыт. Она носила дымящиеся блюда.

– Рэчел вышла вас встречать уже два часа назад! – сказала Линда. Я не понимаю, что вы сделали с ребенком.

– Как она?

– Счастлива. – Линда резко отвернулась, слезы были близко, как всегда. – Налейте еще джина. Вы сказали, что у вас есть новости.

– Потом. После ленча. Я привез Рэчел подарок.

Аквариум имел успех. Рэчел была очарована им, Линда заинтересовалась и стала помогать.

– Слава Богу, вы не подарили ей собаку, – сказала она. – Я не выношу, когда животное путается под ногами. Я не разрешила Джо подарить ей собаку. Вот почему она захотела пони.

Яркие рыбки засновали в готических руинах, водоросли заколыхались в воде, загорелись лампочки, и стали подниматься пузырьки. Рэчел насыпала рыбкам корма и смотрела, как едят ее новые друзья. Владелец зоомагазина уговорил меня купить аквариум побольше, нежели я собирался, и был, несомненно, прав. Бледное личико Рэчел сияло. Пеготти в своем манеже сидел возле аквариума, тараща глаза и открыв рот. Мы с Линдой вышли в сад.

– Есть новости насчет трансплантата? – спросил я.

– Я бы сразу вам сказала.

Мы сели на скамью. Цвели розы. Стоял поразительно чудесный день. Линда сказала несчастным голосом:

– У Рэчел острый лимфобластный лейкоз, при котором химиотерапия почти всегда дает ремиссию. В девяноста процентах случаев. У семи из десяти ребятишек ремиссия длится всю жизнь, и через пять лет они могут считать, что вылечились. А у девочек шансы лучше, чем у мальчиков, – разве это не странно? Но у тридцати процентов детей болезнь возвращается.

Она замолчала.

– У Рэчел она вернулась?

– Ох, Сид!

– Расскажите мне.

Она попробовала рассказать, и, пока она говорила, слезы капали у нее из глаз.

– Болезнь вернулась меньше чем через два года, а это плохо. У Рэчел начали отрастать волосы, но из-за лекарств опять выпали. Врачи добились ремиссии, они сделали все превосходно, ведь во второй раз это не так легко.

Но я по их лицам поняла – и они ведь не предлагают пересадку, пока возможно, потому что она удается только в половине случаев. Я всегда говорю об этом так, как будто трансплантат точно спасет ее, но он всего лишь может спасти. Если они найдут подходящий, они убьют ее собственный костный мозг облучением, а от этого дети плохо чувствуют себя и слабеют, а когда убьют весь, пересадят новый костный мозг и будут надеяться, что он приживется и начнет вырабатывать красные кровяные клетки. Довольно часто это удается...

Иногда у ребенка от рождения одна группа крови, а переливать можно другую.

У Рэчел группа А, но ей можно перелить группу О или что-нибудь еще. Сейчас могут так много! Когда-нибудь смогут лечить все. Но...

Я обнимал ее за плечи, пока она плакала. Кругом всегда несчастья. И так много потерянных Эдемов.

Я подождал, пока она не выплачется, и сказал, что нашел, кто изувечил Силвербоя.

– Вам это не понравится, – сказал я. – И, может быть, будет лучше, если вы сможете не допустить, чтобы это узнала Рэчел. Она читает газеты?

– Только "Пинатс".

– А телевизионные новости смотрит?

– Она не любит, когда рассказывают о голодающих детях. – Линда испуганно посмотрела на меня. – Я хочу, чтобы она узнала, кто убил Силвербоя. За это я вам и плачу.

Я вынул из кармана конверт с многострадальным чеком, на сей раз разорванным, и вложил ей в руку.

– Мне не нравится то, что я обнаружил, и я не хочу брать у вас деньги, Линда... Мне очень жаль... но Эллис Квинт сам отрубил ногу Силвербою.

Она вскочила на ноги, вспыхнув гневом, в шоке от того, что я сказал и что глубоко потрясло ее.

Я не должен был говорить это так сразу, подумал я, но слово было произнесено.

– Как вы могли такое подумать? Как вы могли? Вы ошиблись. Это не он!

Вы сошли с ума, если говорите такое.

Я тоже встал.

– Линда...

– Ничего не говорите. Я не буду слушать. Не буду. Он такой славный.

Вы в самом деле сумасшедший. И я, разумеется, не собираюсь говорить Рэчел, в чем вы его обвиняете, потому что это расстроит ее и потому что вы не правы. Я знаю, вы были добры к ней... и ко мне... но я не стала бы обращаться к вам, если бы думала, что вы можете принести столько вреда. Пожалуйста, уходите. Уходите, и все.

Я пожал плечами. Ее реакция была слишком однозначной, но ее эмоции всегда проявлялись в полную силу. Я понимал ее, но это не могло помочь.

– Послушайте, Линда...

– Нет!

– Эллис много лет был моим другом. Для меня это тоже ужасно.

Она закрыла уши руками и повернулась ко мне спиной, крича:

– Уходите! Уходите!

– Позвоните мне, – неловко сказал я. Ответа не последовало. Я тронул ее за плечо, Линда отшатнулась от меня и убежала. Я постоял минуту и пошел обратно в дом.

– Это мама кричала? – спросила Рэчел, выглядывая в окно. – Я слышала, как она кричала.

– Она расстроилась. – Я улыбнулся, чувствуя себя несчастным. – С ней все будет хорошо. Как там рыбки?

– Они холодные.

Рэчел встала на колени, глядя в свой маленький мокрый мир.

– Мне надо идти, – сказал я.

– До свидания.

Она была уверена, что я вернусь. Она попрощалась со мной на время, как с другом. Рэчел смотрела на рыбок, не отрываясь.