– Что? – спросил Президент упавшим голосом. Он давно чувствовал в себе некую раздвоенность, иногда даже слышал голоса, но списывал это на физическую усталость. – Это больно? – невольно вырвалось у него.

– Это совсем не больно и не страшно, просто я назову раскодирующий пароль, и вы будете выполнять мою волю.

– Раскодирующий пароль, что за чепуха? – рассмеялся Президент, думая, что это затянувшийся неумный розыгрыш Начальника, который почувствовал, что ему светит близкая отставка.

Геннадий Севастьянович вытянул вперед руку и ровным голосом произнес:

– Тридцать две тысячи четыреста сорок шесть... с половиной.

Президент побледнел, покачнулся, но устоял на ногах.

– Я вас слушаю, Геннадий Севастьянович, – таким же ровным голосом сказал он.

– Мы сейчас выйдем из вашего кабинета. Не обращайте внимания ни на кого, кроме меня. Вы слышите только мой голос и делаете только то, что я вам говорю.

– Хорошо, – спокойно сказал Президент.

В приемной с большим изумлением смотрели репортаж о гибели Президента, когда он сам, живой и здоровый, вышел в сопровождении Начальника из своего кабинета.

– Быстро машину к подъезду, – скомандовал Геннадий Сергеевич референту Президента. – Надо спасать дублера Президента, – кивнул он на фигуру, безмолвно смотрящую в экран телевизора, где чешский герольдмейстер Йозеф Страшлипка брал всю ответственность за гибель Кремля-2 на себя, поскольку это именно он составил герб, несущий такую трагическую ауру. Ни в коем случае нельзя было изображать Кремль, поднимающийся из воды, потому что все знаки и символы имеют свой зеркальный смысл.

После новостей без рекламной паузы стразу пошел старый американский фильм «Гибель Атлантиды».

Инаугурация

Вся страна ждала этого момента. После трагической гибели прежнего Президента на острове Кремль-2, ушедшем под воду, подобно легендарному славянскому Китеж-граду, некоторое время бушевали политические страсти о дальнейшем пути страны. Но потом споры стали затихать, и вдруг оказалось, что все, почти единодушно, хотят попробовать вернуться к монархии, хотя, как известно, в одну воду два раза не ступишь, тем более что и монархия на современном этапе приобретала необычную форму диархии, поскольку во главе государства все захотели видеть двоих – Сашу и Леню.

Вся страна была украшена государственными флагами, на которых голубое поле почти забивало все остальные. Белый и красный цвета постепенно выродились в узкие полоски. На голубом фоне четко выделялся двуглавый орел, на груди которого, как ордена, были изображены гербы земель, принадлежащих компаниям – естественным монополистам. Эти гербы изображали логотипы компаний и отражали новое административное деление государства.

Саша и Леня сидели в специальной рекреационной комнате и готовились к инаугурации. Время от времени слуги с почтительным видом меняли напитки и яства, служащие для смягчения голосовых связок в преддверии торжественной государственной клятвы.

– Ну что, допрыгались? – спросил Леня, все еще морщась от иногда возникающей боли в области заживающей ключицы.

– Я пока в больнице лежал, – сказал Саша, – сказки братьев Гримм читал. Там есть одна потрясающая фраза, которая прямо точно про нас. «И получил Дурень корону, и долгие годы правил он мудро».

– С чего это ты взял, что это про нас? – удивился Леня.

– Мы же будем править мудро? – с надеждой на поддержку спросил Саша.

Леня расхохотался, держась рукой за сломанную ключицу.

– Саш, ты неисправим! С каких это хренов мы будем править мудро? А кто будет инакомыслящих гнобить, крамолу изводить? Кто будет под видом цивилизации насаждать тлетворное влияние?

– Неужели мы будем все это делать? – внутренне содрогнувшись, сказал Саша.

– А куда мы денемся? Это раньше мы могли веселиться над властями предержащими, если они нам не нравились, а они никому никогда не нравятся. Теперь над нами будут веселиться, тем более что мы с тобой еще и нетрадиционно ориентированы. Я даже представить не могу, сколько анекдотов будет ходить в народе про нас.

– Но мы же не такие, – простонал Саша.

– Вот мы и будем вколачивать терпимость при помощи полиции, – с горьким сарказмом произнес Леня.

Прозвенел гонг, означавший начало инаугурации.

– Я думаю, у нас все-таки хватит мозгов не ссучиться, – сказал Саша, – не употребить во зло упавшую на нас власть.

– Мозгов, может, и хватит, а сил не знаю, – вполголоса заметил Леня, ступив на алую ковровую дорожку и увидев оскаленные в улыбке физиономии подданных.

Некоторое время друзья молча шли с постными торжественными мордами по алой дорожке, проложенной в густых зарослях неистребимого чиновничьего кустарника, мимо крупных, в три обхвата, министерских дубов, под сенью которых роились таинственные обитатели полусвета. При виде их Саше вспомнилась песенка из фильма «Волшебник страны Оз» про желтую кирпичную дорожку: «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной, идем дорогой трудной, дорогой не прямой», которая...

Вдруг зазвонил его мобильник. Смущенный, Саша остановился и достал аппарат. Все окрестные уши, как лесные опята к солнцу, потянулись к трубке.

– Это Гинзбург, – сказала трубка.

– Арчи, – коротко бросил Саша Лене. – Да? – спросил он.

– У вас есть три секунды? – спросил взволнованно Арчи. – Дело не терпит отлагательств. Дорога каждая минута.

– Я слушаю, – как можно спокойнее сказал Саша.

– У меня две новости: одна хорошая, другая еще не знаю какая.

– Я слушаю, – повторил Саша.

– В свое время я застраховал наш Кремль на восемьдесят два миллиарда, и они готовы были выплатить страховку, но вдруг у них появилась информация от какого-то Чехова, что остров погиб в результате землетрясения, искусственно вызванного в лаборатории Рубцова.

– Спасибо, Арчи, мы разберемся. Слышал? – спросил Саша Леню.

Тот кивнул.

– Какой-то Чехов, Рубцов, бред какой-то, – сказал Саша, продолжая тожественное шествие к сцене.

– Может, и не бред, – пробормотал Леня.

– Надо будет Гене шепнуть, чтоб прокачал по своим каналам, а то чего нам бабки терять? – заметил Саша.

Встав перед пюпитрами с текстами клятвы и слушая Государственный гимн, Саша и Леня приложили руки к сердцу. Саша чувствовал, как под ладонью колотится от волнения его сердце, и вдруг он ощутил, что и сцена под ногами колеблется точно в таком же ритме: казалось, что и воздух сгущается и разреживается с той же частотой.

Саша не знал, что всему виной был зал, в котором проходила инаугурация. В свое время зал был отремонтирован по принципу «больше золота», без всякого учета требований акустики, и в результате звук «разваливался», при звучании оркестра возникало низкочастотное биение, близкое по частоте к сокращениям сердца. Все концерты в этом зале проваливались, потому что и певцов, и оркестры слушать было невозможно: людей мутило, часто случались сердечные приступы.

Уши у Саши стало закладывать, как при погружении на глубину, липкий комок, дрожа, стал подкатывать к горлу, и, когда они с Леней произнесли первые слова клятвы «Мы, диархи, волей призвавшего нас народа...», Сашу вытошнило прямо на сцену. Хорошо, что он успел отвернуться от пюпитра. Леня подхватил друга, оттащил под государственный штандарт и оторвал бабочку.

– Опять нажрались? – прошипел у Лени над ухом невесть откуда появившийся Геннадий Севастьянович. – Такое мероприятие испортить! Доктор, поставьте его на ноги. Все по местам! – скомандовал он. – Второй дубль!

Июнь 2003 г.