Капитан Серов предложил:

— Заказать «правдодел»? Через полчасика привезут.

— Боюсь, только добро переведем. Черт его знает, какая там психохимия у него в крови.

— Может не сработать и без посторонней психохимии. Если в коре головного мозга есть очаговые процессы…

— Не умничай, Серов. Кто мне вкручивал, что этот мышонок запищит от одного вида моих клыков? Короче, не будем усложнять. На тебе — сын медсестры. Выясни, какие шестеренки были задействованы и кто их крутанул. Желательно, к утру.

— Сделаю.

— Ну, лады. А за Коновым мы сами присмотрим.

— С его стороны есть какие-нибудь движения?

— Какие там движения! Уехал из больницы рано — и прямиком в областной Главк. Общался со следаками. Вернулся домой, никуда не заезжая… Хотя, мы сейчас спросим.

Полковник Лебедев снял с пояса трубку:

— Это «примул». Что нового?.. Так… Продолжайте наблюдение. Отбой… Ничего, — сказал он капитану. — Конов весь вечер сидит дома, никто к нему не приходил, никаких телефонных звонков. Телевизор смотрит.

— Товарищ полковник, он очухался, — кликнул боец, занимавшийся пленным.

Офицеры подошли к телу и присели на корточки. Глаза у психа были закрыты, но веки подрагивали.

— Вечный, — позвал полковник.

— Где? — шепотом отозвался тот.

— Не юродствуй, мышонок. Ты понимаешь, что если ничего нам не скажешь, тебя убьют?

Вечный приоткрыл один глаз и попытался улыбнуться.

— Я видел… ваши лица… плюс запомнил место… сами показали, ваше… благородие.

— И что?

— Вы знали с самого начала… что меня убьете… и я знал…

— Если знал, зачем позволил себя мучить? — изумился полковник. — Наплел бы с три короба, мы ж все равно проверить не смогли бы.

— Я вам… правду говорил… и плюс к тому…

— Что — плюс?

— Пожить чуть-чуть… хотелось…

Полковник Лебедев встал. Капитан тоже встал.

— Тебе есть еще что сказать, Вечный? Хоть что-нибудь?

Пленник закрыл глаз.

Полковник недолго подождал и распорядился:

— Унесите и закопайте.

— Живьем? — деловито уточнил бритоголовый «пиджак».

— Мы что, звери? Сначала кончите, само собой. На свежем воздухе. «Точку» мне не загадьте.

Он пошел к дверце в воротах.

— Я! — вызвался капитан Серов. — Я кончу!

В глазах офицера вновь разгорелось пламя. Шляпа по-прежнему лежала на верстаке.

— Ну, развлекись, если хочешь. Сними стресс…

Через несколько минут минивэн начальника исчез в ночи.

Темные фигуры вытащили тело из гаражных ворот и поволокли его прочь от станции, освещая себе путь фонариками.

Потом со стороны леса раздались три характерных хлопка. Похоже, «макарыч» бьет, определил бы знаток. К счастью, никого поблизости не оказалось: ни знатоков, ни дилетантов.

Потом в землю вонзились лопаты… потом фонарики тронулись в обратный путь… и наконец — все стоявшие возле «точки» машины разъехались…

Место погребения не нашли. Да и мудрено это — ни холмика, ни крестика; разве что бродячие собаки раскопали бы.

Не раскопали.

А душа мученика вернулась домой, в больничные корпуса «кащенки», — влилась в многотысячную семью призраков, обитавших в этом странном месте. Душа мученика впервые была действительно свободна…

Среда, поздний вечер. ЭКСТРЕМАЛЬНЫЙ СЕКС

В дверь заколотили, когда Лютик, оторвавшись на минуту от полураздетого женского тела, занялся собой.

Собственно, он в темпе приспускал штаны. Лифчик с Марины он снимать не стал, — точно так же, как не собирался снимать с себя тельняшку. Зачем тратить время на бессмыслицу? Любят другими частями тела, он знал это точно — как настоящий механик. Ведь любовь — чисто механический процесс: работа силы трения. Если б ему сказали, что есть чудаки, которые любят головой, он долго и потрясенно пытался бы вообразить себе это чудовищное извращение.

Итак, Марина лежала почти полностью раздетая (в одном лифчике); Лютик, приподнявшись над ней, сражался со своими спортивными штанами, действуя одной рукой. Штаны трогательно пузырились в коленях, но настоящей любви это помешать не могло. Именно тогда Зойка и обнаружила, что ее не пускают в сарай. Парочка заперлась! Для чего? Что за идиотский вопрос!

— Кобель! — завыла она. — И ты, сука! Убью!

Дверь содрогнулась.

— Куда? — схватил Лютик Марину. — Лежи!

— Так ведь…

— Да пусть! Даже интереснее!

Его стеклянные глаза на секунду прояснились, и в них полыхнул нехороший огонь.

— Этот… как его… экскрементальный секс, во!

Марина захохотала. В дверь били чем-то тяжелым.

— Слушай, я так не могу… — сказала она.

— Ты, главное, кричи громче, когда кайф словишь. Пусть слышит, бестия… Словишь, словишь, гарантирую… у меня все бабы ловят…

— Это неприлично.

— Черт, да помоги же мне их снять!

Тренировки у мужика застряли. Наверное, за что-то зацепились. Марина совсем зашлась смехом.

Настала тишина. Неужели Зойка смирилась? Да никогда! Пауза длилась не больше минуты — от удара, потрясшего дверь, заходил ходуном уже весь сарай. Это был УДАР. Странно загремело железом.

— Тележкой бьет, — озабоченно сказал Лютик. Он принялся возвращать штаны на место. — Сейчас, погодь… все будет путем…

Новый удар! Лопата, державшая дверь, отлетела метра на два. Зойка с победным воплем ворвалась в павшую крепость и ринулась к топчану, подхватив инструмент по пути. Она атаковала с марша, приложив Лютика лопатой по спине. Совковая, между прочим, этак и убить недолго.

Лютик, впрочем, выжил. Отпустив Марину, он угрожающе поднялся.

— Ты чего? Сука… по хребту, падла…

И тут же получил тычок в грудь, от которого упал, споткнувшись об угол топчана.

Он не успокоился:

— Ну, я сейчас…

Его грузная фигура медленно восставала над столом — чтобы получить удар совком уже наотмашь. Только тогда Лютик окончательно скопытился и затих где-то в углу.

Марина, пока шла эта короткая битва, скатилась с чужого ложа, торопясь одеться. Вытащила трусы из брюк… Нет, не успеть. Обувь, хотя бы обувь!..

Сапоги она надела. А темпераментная южанка, покончив с сожителем, уже бросилась на его полюбовницу.

— Ну, ты и паскудина!

Марина вскочила, плюнув на одежду. Зойка отбросила лопату и попыталась вцепиться сопернице в лицо. Марина перехватила ее руки.

— Слушай, я не при чем!

— Да я те за него… Я рожу твою поганую…

Опять приходилось драться за свою жизнь. И опять — в момент, когда совершенно этого не ждешь. И опять она ни в чем не виновата. Когда же это кончится?.. Странная была драка — детская возня да и только. Женщины обычно не бьют и не совершают бросков (если специально не обучены) — стараются оцарапать, ткнуть куда-нибудь, укусить в конце концов. Ничего этого не было. Соперницы крутились по сараю, отпихивая друг друга, пыхтя и меряясь взглядами. Одна — голая, но в лифчике; вторая — в уличной одежде, включая ватник. Пьеса абсурда… Наконец Зойке удалось вывернуть свои руки — так, что Марина, не удержав равновесия, упала на стул. Зойка, ни мгновения не медля, с неожиданной силой и сноровкой затолкала этот стул вместе с Мариной в нишу между стеллажом и холодильником — и задвинула ее там массивным обеденным столом.

На пол посыпалась еда и посуда. Банка с косорыловкой тоже чуть было не опрокинулась, но победительница схватила ее — и любовно поставила на место.

Борьба закончилась.

Зойка сняла с гвоздика кухонный тесак и нашла Марину взглядом. Плохой это был взгляд, примеривающийся. И огроме́нный нож в ее руке хмельно плясал, готовый к употреблению.

— Сейчас вам… трибунал будет!

Однако вид у Марины был настолько затравленный, настолько несчастный, что сердце южанки смягчилось. Зойка была их тех женщин, которые вспыльчивы и готовы на все… особенно по пьяни… но при этом отходчивы — когда чуть протрезвеют.

Она села на топчан, держа нож на виду у гостьи. Вдруг заглянула под стол и спросила: