Несохранившийся дом Высоцкого. Здесь в 1849-1851 гг. жил С.Т. Аксаков, у которого по воскресеньям собирались Гоголь, Бодянский и Максимович
Не слишком часто, но все же продолжает Гоголь бывать и у Погодина, но главным образом на литературных чтениях. Среди них была комедия Ростопчиной «Нелюдимка» и пьеса А. Н. Островского «Свои люди – сочтемся». Написанную после чтения похвальную записку Гоголя Островский хранил как самый дорогой талисман всю жизнь, никому не показывая.
«Долго мы с ним были приятелями в Риме», – отзывался Гоголь об архитекторе Ф. Ф. Рихтере, входившем в окружение Александра Иванова. С 1842 года Рихтер был директором Дворцового архитектурного училища, готовил издания памятников архитектуры и серьезно занимался вопросами реставрации. Все эти вопросы привлекали Гоголя в дом архитектора, который жил на Волхонке в доме Оболенского.
В Риме Гоголь познакомился и со скульптором Н. А. Рамазановым – они представлены на дагерротипе 1845 года среди русской художественной колонии. В Москве Гоголь находит Рамазанова на его казенной квартире, как преподавателя Московского училища живописи, ваяния и зодчества, на Мясницкой, 21. Он поддерживает дружеские отношения с профессором А. О. Армфельдом, переехавшим на Плющиху (№ 11). Кстати сказать, в дом, где поселилась семья Толстых сразу после приезда в Москву в 1837 году. Именно этот особняк с мезонином в глубине двора описал Л. Н. Толстой в «Детстве» и «Отрочестве». В этих стенах был написан первый детский литературный опыт Толстого «Кремль». Постоянное недомогание заставляет Гоголя достаточно часто пользоваться советами профессора доктора Ф. И. Иноземцева, жившего в Сивцевом Вражке, в доме Дюклу.
Здоровье явно мешает Гоголю работать. 14 декабря 1849 года он пишет В. А. Жуковскому: «Творчество мое лениво. Стараясь не пропустить ни минуты времени, не отхожу от стола, не отодвигаю бумаги, не выпускаю пера – но строки лепятся вяло, а время летит невозвратно. Или, в самом деле, 42 года есть для меня старость…» Не изменится положение и к весне. Строки из письма другому адресату: «Нынешнюю зиму я провел в Москве очень дурно и ничего не мог работать…» И все же преодолеть себя он пытался все время.
Гоголь не пропускает выставок в Московском училище живописи, ваяния и зодчества: 10 апреля в очередной экспозиции принимает участие приехавший в Москву П. А. Федотов. В мае выставка Федотова открывается в доме Ростопчиных (Садовая-Кудринская, 16). У Ростопчиных и произошло его знакомство с Гоголем, похвалы которого Павел Андреевич ценил исключительно высоко: «Приятно слушать похвалу от такого человека! Это лучше всех печатных похвал!» Богатейшее художественное собрание Ростопчиных было открыто для москвичей с 8 января 1850 года. А знакомство Гоголя с хозяйкой состоялось еще за границей. В Москве же Ростопчина постоянно звала к себе Гоголя на литературные вечера.
Картинная галерея А.Ф. Растопчина
С явным удовольствием Гоголь бывает в семействе Васильчиковых, которые на зиму обычно снимали дом Черкасского на Большой Никитской (№ 46). На обедах и вечерах современники отмечают присутствие Ф. Глинки, М. П. Погодина, К. С. Аксакова, Гоголя – «с нависшими прядями волос, в яхонтовом бархатном жилете», – Шевырева, Грановского, Соловьева, мариниста Айвазовского, который не преминет воспользоваться приглашением Гоголя и нанести ему визит в доме Толстых. «Гоголя я видел в последний раз в Москве в 1850 году, когда я ехал на Кавказ, – писал впоследствии В. Соллогуб. – Он пришел со мной проститься». Возможно, это прощание состоялось именно в доме Васильчиковых. Гоголь снова празднует свои именины в саду у Погодина. Н. В. Берг писал об этом дне: «…ехали мы с Островским откуда-то вместе на дрожках и встретили Гоголя, направлявшегося к Девичьему полю. Он соскочил со своих дрожек и пригласил нас к себе на именины; мы тут же и повернули за ним. Обед, можно сказать, в исторической аллее, где я видел потом много памятных для меня других обедов с литературным значением, – прошел самым обыкновенным образом. Гоголь был ни весел, ни скучен. Говорил и хохотал более всех Хомяков…»
Дом Васильчиковых
Зато впереди была непременная летняя поездка на юг, куда писатель собрался на этот раз вместе с Максимовичем. Решено было ехать не спеша, все внимательно рассматривая по пути, останавливаясь в наиболее живописных местах и часть пути проходя «пехандачка» – пешком.
13 июня после прощального обеда у Аксаковых друзья пускаются в дорогу и первую ночь проводят все в том же Подольске. Вопреки первоначальным намерениям поездка затянулась. Гоголь оказался в Москве лишь через год – 5 июня 1851 года. Почти сразу же Гоголь направляется в Абрамцево, где успеет побывать за лето несколько раз, а затем в подмосковную деревню А. О. Смирновой. Приглашение было передано Гоголю через Л. И. Арнольди, переехавшего к тому времени на Большую Дмитровку (№ 32).
1851 г. «В одно утро, – вспоминает Арнольди, – Гоголь явился ко мне с предложением ехать недели на три в деревню к сестре. Я на несколько дней получил отпуск, и мы отправились…
Подмосковная деревня, в которой мы поселились… очень понравилась Гоголю. Все время, которое он там прожил; он был необыкновенно бодр, здоров и доволен. Дом прекрасной архитектуры, построенный по планам Гр. Растрелли, расположен на горе; два флигеля того же вкуса соединяются с домом галереями, с цветами и деревьями; посреди дома круглая зала с обширным балконом, окруженным легкою колоннадой. Направо от дома стриженый французский сад с беседками, фруктовыми деревьями, грунтовыми сараями и оранжереями; налево английский парк с ручьями, гротами, мостиками, развалинами и густою прохладною тенью. Перед домом, через террасу, уставленную померанцами и лимонами, и мраморными статуями, ровный скат, покрытый, ярко-свежею зеленью, и внизу – Москва-река с белою купальнею и большим красивым паромом» Из записей А. О. Смирновой в Спасском: «Гоголю две комнатки во флигеле, окнами в сад. В одной он спал, а в другой работал, стоя к небольшому пюпитру… он вставал часов в 5… Шел прямо в сад… Возвращался к 8 часам, тогда подавали кофе. Потом занимался, а в 10 или в 11 ч. он приходил ко мне, или я к нему… после обеда ездили кататься. Он просил, чтобы поехали в сосновую или в еловую рощу. Он любил после гулянья бродить по берегам Москвы-реки, заходил в купальню и купался… любил смотреть, как загоняли скот домой… села Константинова за рекой Москвой. Любил ходить на Марштино, версты 2…»
В Спасском Гоголь вновь читал Смирновой первую главу второго тома «Мертвых душ», но слушательница его, измученная бессонницами и постоянным недомоганием, была невнимательна и безучастна. Чтения на этом оборвались. Вскоре состояние здоровья вынуждает Смирнову уехать в Москву. Вслед за ней покидает Спасское и Гоголь.
В июле или первой половине августа Гоголь на даче у Шевырева, где с ним встретился Н. В. Берг: «В 1851 году мне случилось жить с Гоголем на даче у Шевырева, верстах в 20-ти от Москвы, по Рязанской Дороге. Как называлась эта дача или деревня, не припомню. Я приехал прежде, по приглашению хозяина, и мне был предложен для житья уединенный флигель, окруженный старыми соснами. Гоголя совсем не ждали. Вдруг, в тот же день после обеда, подкатила к крыльцу наемная карета на паре серых лошадей, и оттуда вышел Гоголь в своем испанском плаще и серой шляпе… Явившийся хозяин дома просил меня уступить Гоголю флигель… Мне отвели комнату в доме, а Гоголь перебрался ту же минуту во флигель со своими портфелями… Шевырев ходил к нему, и они вместе читали и перечитывали написанное. Это делалось с такою таинственностью, что можно было думать, что во флигеле, под сенью старых сосен, сходятся заговорщики…»
22 августа, в день коронации Николая I, многие идут смотреть иллюминацию на бельведер Пашкова дома, занятого IV гимназией. По воспоминаниям одного из гимназистов, «между собравшимися звездоносцами выделялся одетый в черный сюртук, худой, длинноносый, невзрачный человечек, на которого со вниманием смотрели все знатные гости наши, а воспитанники просто поедали его глазами. Это был знаменитый автор „Мертвых душ“ Н. В. Гоголь. Помню, как он, долго любуясь на расстилавшуюся под его ногами грандиозно освещенную нашу матушку Москву, задумчиво произнес: „Как это зрелище напоминает мне вечный город“.
В конце лета Гоголь вновь собирается на юг – праздновать свадьбу сестры. Выехав 22 сентября, он уже 30 вернулся в Москву: «почувствовал себя очень дурно и, опасаясь расхвораться, приехать на свадьбу больным и всех расстроить, решился воротиться». В тот же день он приехал в Абрамцево, где пробыл несколько дней.
Наступившей зимой очень часто Гоголь проводил вечера у А. О. Смирновой, оставшейся на эти месяцы в Москве. Л. И. Арнольди вспоминает: «…я встретил Гоголя у сестры и объявил ему, что иду в театр, где дают „Ревизора“, и что Шумский в первый раз играет в его комедии роль Хлестакова. Гоголь поехал с нами, и мы поместились, едва достав ложу, в бенуаре. Театр был полон. Гоголь говорил, что Шумский лучше всех других актеров петербургских и московских передавал эту трудную роль… Многие в партере заметили Гоголя… Гоголь, видимо, испугался какой-нибудь демонстрации со стороны публики… вышел из ложи так тихо, что мы и не заметили его отсутствия». Вероятно, это был не первый спектакль «Ревизора» с участием С. В. Шумского в роли Хлестакова, а спектакль, в котором исполнение Хлестакова Шумским было впервые объявлено. Из письма В. С. Аксаковой, написанного в день первого выступления Шуйского в этой роли (ранее он играл Добчинского) – 15 октября 1851 года, явствует, что Гоголь был на нем с Аксаковыми, а не со Смирновой и Арнольди, и что публике не было заранее известно участие этого актера в данной роли. «Гоголь… пришел вчера вечером и сказал, что завтра, т.е. сегодня, играет ревизора Шумский и что не поедем ли мы в театр… Ему хотелось в бенуар Верстовского, но в Малом театре у Верстовского нет бенуара, и он прислал бельэтаж… Теперь они уехали все… Гоголь от нас только узнал, что Шумский будет играть Хлестакова, а когда именно – даже не было объявлено в газетах… Щепкин приезжал к Гоголю, кажется, накануне и сказал о том…»
В эти же дни О. М. Бодянский познакомил с Гоголем Г. П. Данилевского, оставившего портрет Николая Васильевича: «Среднего роста, плотный и с совершенно здоровым цветом лица, он был одет в темно-коричневое длинное пальто и в темно-зеленый бархатный жилет… длинные каштановые волосы прямыми космами спадали ниже ушей… Тонкие, темные, шелковистые усики чуть прикрывали полные, красивые губы, под которыми была крохотная эспаньолка. Небольшие карие глаза глядели ласково, но осторожно и не улыбаясь даже тогда, когда он говорил что-либо веселое и смешное. Длинный, сухой нос придавал этому лицу и этим… осторожным глазам что-то птичье наблюдающее и вместе добродушно-горделивое. Так смотрят с кровель украинских хуторов, стоя на одной ноге, внимательно-задумчивые аисты. Гоголь… был очень похож на свой портрет, писанный… знаменитым Ивановым. Этому портрету он, как известно, отдавал предпочтение перед другими».