– Гы, глянь, как подруга задергалась. Не боись. Слушай, а отдай-ка ты ее мне. Типа на опыты.

– Ну… ну бери. Только, Катюха, чтоб не было как в прошлый раз. Целый подъезд чистить пришлось.

– Ладно, ладно, один раз только сорвалась, и теперь все будут мне всю жизнь этим в нос тыкать. И всего делов-то, даже без жмурья – по совокупности только на среднюю тяжесть потянуло. Обоим.

Из толпы вертухаев послышался смешок.

Катюха, чуть повернув голову вдруг рявкнула на весь ангар.

– Это кому еще там весело?

По ангару метнулось эхо и растворилось в звенящей тишине.

– А этого куда? – спросил кто-то из свиты после значительной паузы.

Они бросили меня и изучили Андрея.

– К вам, в подвалы? – снова угодливо спросил сопровождающий.

– Ага, – с заметной скукой в голосе протянул Сам, – а впрочем, нет. К Петровичу. На опыты. Точно, он меня просил достать именно такого. Хихихи.

Свита угодливо захихикала, но по их лицам было видно, что «опыты» Петровича они предпочитали не вспоминать. Андрей тоже при них знал – до этого бодрившийся, он побледнел как бумага и его губы задрожали.

Пришло время и мне вставить словцо.

– А вы уверены, что находящиеся у меня компроматы не заинтересуют мировую общественность? Все надежно хранится в ячейке одного иностранного банка и даже если его выдам под пытками, вы не сможете его взять. Там про вас такое, что… что…

Опять мимо. Особенно про иностранный банк я явно ляпнула.

– Ну и знай себе, – отмахнулся Сам, – про меня кто только не знает. Вот ты, – он указал на первого попавшегося в толпе вертухаев, – ко мне. Тот мухой подлетел и вытянулся по стойке смирно.

– Капитан Латвиенко.

– Здравствуй, капитан.

– Здравия желаю.

– Имеешь на меня компромат?

– Так точно… То есть никак нет…

– Ага, рассказывай. А кто позавчера в обслуге был? Кто поднос в номер заносил?

– Я… но я…

– А тебя тогда кто-то просил войти? Ладно, расслабься, капитан. Ну видел что-то там – ну и что? Куда ты с этим пойдешь? Кто тебе поверит? Пусть даже пленки у тебя будут – нынче на это разве что «Пульс Тушина» клюнет. Никому это неинтересно.

Тут он был прав. Десятки всяких историй про его амурные похождения печаталось и рассказывалось по радио ежедневно. Кремль на них не реагировал вовсе. Публика просто привыкла к ним и теперь бесполезно доказывать, что часть из этих историй – и вероятно, самая мрачная часть – чистая правда.

Но что же такое могла знать я, на что он так отреагировал тогда в ресторане. Могла знать, но, как выяснилось, не знала? Чего он все-таки так боится? Тут какая-то тайна, как говаривал товарищ Буратино.

Тем временем выставка в ангаре пополнилась еще одной машиной – армейским газиком, утыканным здоровенными антеннами.

– Что? – спросил Сам у выскочившего лейтенанта.

– Самолет уже воздухе. Рейс на Лондон.

– Упустили! Да я вас…Он еще в нашем пространстве? ПВО готово?

– Все готовы. Отдайте приказ.

Лейтенант протянул переговорник.

– Генерал? Здорово. Видишь птичку? Ведешь? Дай ей только отлететь подальше, понял? Потом, если надо, на Украину свалим – у них там как раз опять учения. Что? Ну тогда на Польшу.

Бедный Борис Ваграныч! Надо было что-то делать.

– Постойте – закричала я. – не делайте этого!

– Чего этого?

Он обернулся ко мне, и я даже не узнала его перекошенное от злобы лицо.

– Не трогайте самолет! Там же люди! Вам-то какая разница? Ведь вы же сами говорили, что компроматов не боитесь. Ну что, что может знать о вас Борис Ваграныч?

– Что? Гм. Да ничего. Да пусть он сдохнет! Достал он меня.

– Не надо, – взрыдала я – Я…Я отдамся вам!

Это вдруг развеселило его. Приступы поистине сатанинского хохота овладели им, человеком, очевидно не знающим, для чего предназначен смех, но полагающим что в этом месте надо смеяться. Это была ужасная и гротескная имитация второсортного голливудского злодея. Самым тошнотворным было то, что он никак не останавливался и, вдохнув поглубже, снова и снова принимался корячиться.

Его клевреты подхихикивали и почтительно поддерживали его, когда он терял равновесие.

Наконец, изрядно измотав этим отвратительным зрелищем мне и всем нервы, он успокоился, и спросил:

– Какие варианты?

– Есть, – ответил один из клевретов, – действительно, можно повернуть все так, что он будет посмешищем. Бункер как раз работает над этим. А в случае чего наша агентура сработает. Никуда он не денется. Главное, пусть ему кажется, что он свободен. У него язык без костей, он сам такого наговорит, что мы даже и представить не можем.

– Гм, это будет даже прикольное. Там, в бункере, такое потянут?

– Обещали.

– Генерал ждет приказа, – лейтенант снова протянул шуршащую помехами коробочку.

– А, это… Генерал, отбой. Пускай несется в свой Лондон, дерьмо к дерьму. Всем отбой. Этой – он указал на меня – чип под кожу.

Вынырнул доктор с огромным, как в детской книжке про айболита, шприцем. Он зашел мне за спину. Боли я не почувствовала. Вскоре доктор опять появился, кивнул хозяину – мол, все сделано, и исчез.

– А этого на опыты. Сопровождающий…

– Можно я?

– Латвиенко? Хорошо, ты сопровождающий. Заодно поассистируешь там, поучишься у Петровича.

Латвиенко грубо сдернул Андрея со стола.

– А ну, шевелись, сволочь либеральная. Ты не боись, как зомбаком станешь, убьешь кого и не вспомнишь.

Ноги Андрея подгибались от страха. Латвиенко хлестко ударил его по лицу. Профессионально ударил – лицо Андрея тут же залилось кровью. Но он встал на ноги.

Его поволокли в гущу машин.

Все задвигалось.

Последнее, что я услышала от Андрея:

– Я убью тебя, капитан Латвиенко.

Захлопали дверцы, взревели моторы, закрутилась карусель из машин, ангар заполнился удушливым туманом от выхлопов. Я закашлялась, потекли слезы.

Когда, наконец, они схлынули и кашель прошел, все исчезло, кроме желтой машины.

Передо мной стояла Катюша.

– Чо, шикса, думаешь пронесло?

Она заглянула в коробку и достала злополучную шляпку, повертела в руках и надела мне на голову. Сумочку повесила мне а шею.

– Тэээкс. Сельпо-бутик, Урюпинск, первая улица 26 бакинских самураев. Годится. Погнали. Ты это, смотри, не обосрись в машине.