Уже в университете я занимался репетиторством: давал уроки по физике, математике и английскому языку. Это был очень доходный бизнес – пять рублей в час, деньги по тем временам баснословные. Это позволяло мне нормально жить. Кроме того, в стройотрядах летом мы иногда зарабатывали до 1000 рублей в месяц. Это вообще огромные деньги, учитывая, что автомобиль марки «Волга» стоил пять с половиной тысяч советских рублей.
Я вкалывал! Студентом зарабатывал, как советский профессор. Тем не менее у меня не было ни машины, ни собственной квартиры. И ощущение, что я из этой нищеты все-таки когда-нибудь вырвусь, пришло только на старших курсах. И все-таки репетиторство сразу по трем предметам приносило мне основной доход все время, пока я занимался наукой, то есть до 1990 года. А в 1990-м меня избрали депутатом Верховного Совета России.
В российском парламенте мне сразу бросилась в глаза интересная деталь поведения избранников народа. Парламент представлял почти весь политический и общественный спектр того времени: огромная фракция классических коммунистов, чуть меньше – фракция коммунистов, которые за демократию, отдельная фракция – «Демократическая Россия», еще какие-то националистические группы. По каждому вопросу, по каждому законопроекту – бурные споры, скандалы, доходившие до мордобоя. Единственный вопрос, по которому было полное единодушие, это вопрос о предоставлении московского жилья. В едином порыве коммунисты, демократы, националисты голосовали за то, чтобы немедленно для несчастных депутатов построить дом. Это меня так взбесило, что я отказался получать квартиру в Москве.
Через какое-то время я стал губернатором. У нас с матерью была двухкомнатная квартира, но за мной как за губернатором закрепили государственную дачу. В принципе, поверить, что губернатор ведущей индустриальной губернии живет в двухкомнатной квартире, очень сложно. Тем более что был принят закон о губернаторе в Нижегородской области, согласно которому губернатор имел право за счет областного бюджета купить квартиру. Не скрою, в моей семье проходили довольно жесткие дискуссии насчет этой проблемы, но квартируя не взял. Жена хотела меня удушить, сестра как христианский проповедник ее поддержала, а мама просто тихо вздыхала. Иногда к нам в гости заезжали известные люди: Чубайс, Гайдар, Михалков… Шок – это самое мягкое определение того, что испытывали эти гости. Почему я пошел на принцип?
Конечно, мне хотелось новую квартиру. Я мечтал о новой квартире – светлой и просторной. Но понимал, что, увидев мою слабость, вертикаль сработает мгновенно: чиновники по всей иерархии вплоть до сельского старосты тоже возьмут себе по квартире, быстро примут аналогичные законы или постановления на всех уровнях властной лестницы. Эта бесчисленная армия чиновников и бюрократов незаметно и стремительно растащила бы бюджетные средства по личным карманам. Поддавшись искушению, я лишился бы и морального, и юридического права возразить своим подчиненным.
Кстати, через пару лет после этого в Нижегородской области завели уголовные дела по поводу захвата квартир налоговыми инспекторами. Я с чистой совестью говорил: «Сажайте, они украли наши с вами деньги». Никто не мог бросить в меня камень, хотя многие говорили, что это популизм. Губернаторы других областей смотрели на меня, как на умалишенного или провокатора и не верили, что все чисто. Назначенный Путиным губернатор Шанцев как-то в шутку признался, что все еще надеется найти хоть маленький свечной заводик, принадлежащий Немцову. Но ничего нет.
Я – далеко не святой, нет. И даже могу сказать, что останавливало меня, человека, который любит комфорт.
Первое. Не хотел, чтобы репутация пострадала из-за такого банального повода, как приобретение жилья.
Второе. Я не хотел, чтобы по всей вертикали люди занялись растаскиванием жилого фонда и, как следствие, воровством общественных денег. Я собирался на посту губернатора добиться серьезных изменений в Нижнем Новгороде. Мы строили глобальные планы, и я боялся ими рисковать.
Третье. Я считал покупку квартиры в личное пользование за бюджетные деньги несправедливым. Губернатор, как и обычный школьный учитель, живет за бюджетные деньги, а квартира почему-то полагается только губернатору. Разве это справедливо? У губернатора и так достаточно привилегий.
И, наконец, четвертое и самое главное, что грело душу: вера в справедливость и успех. Я не сомневался, что если удастся сохранить хорошую, неподмоченную репутацию, то рано или поздно все придет: и достаток, и комфорт. Репутация в политике – это все, она нарабатывается годами, а исчезает за несколько минут позора.
В 1997 году президент Ельцин предложил мне стать первым вице-премьером. Я приехал в Москву и поселился на даче в Архангельском. Постоянного собственного жилья не предвиделось, и чувствовал я себя в Москве, как в долгосрочном командировке. Правда, милиционеры регистрацию на входе в Белый дом не спрашивали.
Борис Николаевич несколько раз интересовался моими бытовыми условиями и социальным статусом. Он настаивал, что вице-премьер не может быть бомжом. Своим указом президент выделил мне квартиру по адресу: Садово-Кудринская улица, дом 19. В доме к тому моменту уже поселились А.Починок, С.Ястржембский, А.Чилингаров, О.Сысоев, Н.Дементьева и прочие влиятельные особы, поскольку принадлежал он Управлению делами Администрации президента. Мне досталась не просто квартира, а суперквартира – шикарная, 180 квадратных метров. Правда, пользовался этим богатством не очень долго, поскольку оставил квартиру жене Рае и дочери Жанне. Но это детали.
С московской пропиской произошла еще более фантастическая история. Ельцин примерно через месяц после моего назначения в правительство поинтересовался, прописался ли я. Удивительно, но моими бытовыми вопросами действительно занимался президент России. Только представьте на секундочку уровень внимания президента к своему ближайшему окружению. Например, Борис Николаевич поручил своей дочери подыскать школу для Жанны, и Татьяна Дьяченко действительно помогла найти школу: № 20 на Патриарших прудах.
Ельцин интересовался буквально каждой мелочью в моей жизни. Семья президента решала все, вплоть до того, в какую парикмахерскую мне ходить. Что ж, я приехал в Москву в 37 лет – ни коня, ни воза.
И все-таки о прописке. Ельцин как-то мне говорит: «Понимаете, пока вы не прописаны, у вас нет страховки, ребенок не может ходить в поликлинику, жена – тоже, милиционеры проверят документы – еще из города выдворят, в обезьянник посадят. Это жизнь, поэтому прописаться обязательно надо».
Я написал письмо Лужкову с просьбой предоставить московскую прописку. Ответа от Юрия Михайловича нет месяц, два, три… Самому звонить мэру и просить как-то неловко. Прошло полгода – прописки нет. Я молчу, поскольку считаю вопрос мелким, а унижаться по мелочам не хочется.
По какому-то вопросу прихожу на доклад к президенту. Поговорили, все нормально – пьем чай, разговариваем за жизнь. Вдруг он спрашивает: «Вас прописали?» Я отвечаю: «Нет». Он сразу: «Да это беспредел! Что за страна, где первый вице-премьер – бомж!» Тут же при мне снимает трубку и просит соединить с Лужковым.
Буквально через несколько секунд – такое ощущение возникло, будто тот сидел и ждал звонка от Ельцина, – прозвучал текст, который я никогда не забуду: «Юрий Михайлович, мелковато вы себя ведете». Сказав это, Ельцин, ничего не объясняя, положил трубку. Я – в шоке: «Борис Николаевич, что вы ему сказали, он же ничего не понял». Ельцин: «Все он понял! Идите!» Я встал и ушел. Утром следующего дня в девять часов утра на моем рабочем столе лежало распоряжение мэра Москвы Лужкова о прописке гражданина Немцова в российской столице.
Я позвонил Ельцину, поблагодарил его, но не удержался и спросил: «А почему вы решили, Борис Николаевич, что Лужков все понял, объясните мне». Ельцин: «Ну, прописка же есть? Есть. Вот смотрите, звонит вам президент России и говорит: „Мелковато вы, господин Немцов, себя ведете“. Вы, естественно, в шоке. Что делать? Пытаетесь узнать, что происходит, кто накаркал. Как? Правильно, узнаете, кто у Ельцина сидит в данный момент. Лужков позвонил в приемную и узнал, что у Ельцина сейчас находится Немцов, – это же не государственная тайна. И тут же догадался, в чем дело». Вот она – высокая школа партийного и хозяйственного руководителя.