Один из носильщиков с лёгким полупоклоном распахнул передо мной бортик, я села с независимым видом – подумаешь, невидаль! – и ребята дружно подняли паланкин. Сотник вскочил на коня, махнул рукой, и мы тронулись в путь по улицам славного города Ликатеса.

Город мне понравился – вчера, как я уже говорила, мне было как-то не до обозрения его достопримечательностей, зато теперь я вовсю глазела по сторонам, стараясь при этом соблюдать достоинство княжны и не слишком рьяно вертеть головой. Мостовые, аккуратно выложенные камнем; добродушные дома с остроконечными крышами и клетчатыми окнами; уютные дворики с цветочками – я видела их сквозь калитки из ажурного литья и через невысокие ограды. Улицы ровные и широкие – не Невский проспект, конечно, но две телеги разъедутся запросто. В общем, похоже на старую Ригу, только повеселее и погламурнее – как в глянцевом рекламном буклете какой-нибудь крутой туристической фирмы. Пасторальное средневековье называется.

Говорят, в средневековых городах грязи было по ноздри: жители гадили прямо из окон на головы прохожих, воняло, как на помойке, а люди – что простолюдины, что знать, – не мылись вообще. Хотя откуда это известно? Свидетели-то все давно перемёрли (оттого, наверно, что не мылись). Вообще история – дело тёмное. Помню, ещё в школе один парень пристал к учителю: мол, почему про Великую Отечественную войну мой дед говорит одно, Интернет – другое, а в учебнике написано третье? Педагог вздохнул и сказал типа того, что истории нет, а есть мнения историков. А мнения эти – функция многих переменных, самая главная из которых – конъюнктура текущего момента. Мне-то самой все эти дела давно усопших как-то глубоко по фигу – что Троянская война, что Вторая Мировая, давно было и неправда, – но мне тогда нравился этот упрямый черноволосый мальчишка и я развесила уши и запомнила всю эту муру про историю.

Короче, не знаю, как там было у нас в средние века, но на улицах Ликатеса было чисто. И люди тоже были чистые и опрятные, и помойкой даже не пахло. Понятное дело, если у них тут штаны стирают с помощью магии, то им реально по барабану, подведёт ли их когда-нибудь «Рексона» или нет. А того перца, который пугает «Иду на вы со своим клёвым порошком!», эххи точно замочат, как только он спросит: «Вы ещё замачиваете?».

Хотя, может, и не замочат – попадавшиеся нам навстречу прохожие отнюдь не выглядели мрачными и озлобленными типами, так и вынюхивающими, где бы что спереть и кого бы кинуть на бабки. Люди были озабоченными, спешили по своим делам – интересно, чем они здесь занимаются: в мире, где магия – обычное дело? – однако я ни разу не увидела ни ссор, ни склок, не говоря уже о потасовках или других каких разборках, и не поймала ни одного косого или завистливого взгляда. Замечая кошку на моём паланкине (я так поняла, что это типа герб самой Окостенеллы или её рода), они не падали на колени, но смотрели мне вслед с уважением, и я снова почувствовала себя будущей повелительницей этого мира.

Не, монархия – это именно то, что нужно для успешного управления государством (при условии, что королями-королевами будут самые достойные – вроде меня). Взять хотя бы этих ликатесцев: ими правит, как я поняла, жестокая и злобная тиранка и неисправимая нарушительница прав человека (чего стоит одна её кровавая расправа с бароном Занозиллой и его подданными, не говоря уже о приказе, который магесса отдала относительно любимой меня), а они выглядят поголовно сытыми, счастливыми и жизнерадостными! Покажите мне где-нибудь как бы демократию, при которой такое возможно – я не видела.

По мере того, как мы приближались к центру города, дома становились солиднее – всё чаще попадались двух– и даже трёхэтажные, – а походка встречных горожан – степеннее. Я высматривала что-нибудь типа магазина или хотя бы лавочки – интересно же, чем они тут торгуют! – однако пока не видела ничего похожего. Это меня несколько удивило – что это за город без супермаркетов? Хотела было спросить Верта, но вспомнила, что я на него сердита и смирила своё женское любопытство. В конце концов, узнаем – отложенное удовольствие не есть потерянное удовольствие, как сказал самоубийца, откладывая револьвер.

Улица, по которой несли любознательную меня, окончилась обширной площадью, в которой я безошибочно опознала рыночную: здесь сновало множество народу и видны были прилавки с разложенным на них разнообразным товаром – прям глаза разбежались. Чего тут только не было – весь ассортимент, от еды-питья до одежды-обуви и оружия. Я поняла, что если немедленно не остановлюсь и не пробегусь по этим торговым рядам, то весь день будет испорчен окончательно и бесповоротно. Я уже открыла рот, чтобы потребовать привала для шопинга, и только присущая мне рассудительность заставила меня захлопнуть его, не издав ни звука. Окостенелла подождёт, это полбеды (больше ждала, и к тому же она не соизволила принять меня вчера, в результате чего я ночевала у сотника и получила душевную травму) – проблема в том, что у меня нет денег. Нет, в кошельке у меня завалялась пара тысяч рублей, но я не уверена, что рубли здесь в ходу (как, впрочем, и евры с долларами), и даже обменять их на местные тугрики вряд ли получится. Девушка из клана Отданонов на рынке без денег – это позор, а для девушки-блондинки Алины из Санкт-Петербурга глазеть на всё это изобилие и не иметь возможности купить хоть какую-нибудь мульку – стресс на уровне летального. Я могла бы, конечно, под благовидным предлогом попросить как бы взаймы у Верта, но мне не позволило моё оскорблённое самолюбие, а сам этот гад до такого простого и естественного решения не дотумкал – где уж ему, убогому! Он в простейшей-то ситуации оказался пень пнём, а эти тонкие нюансы обращения с женщинами для него вообще высший пилотаж.

Настроение моё заметно снизилось, но тут сотник (он ехал чуть впереди) придержал коня, повернулся ко мне и сказал, показывая вперёд:

– Дворец властительницы Окостенеллы, леди Активиа! Нас уже ждут.

Дома за площадью расступились, и я увидела нечто среднее между малогабаритным кремлём, бизнес-центром и дворцом оригинальной планировки – белые стены, балкончики, шпили, наружные галереи, высокие стрельчатые окна с тонированными стёклами. На первый взгляд, ничего воинственного, если не считать рва с водой, окружавшего этот домик-пряник, подъёмного моста на цепях (сейчас он был опущен), кованых ворот (тяжёлых на вид) и двух привратных башен с узкими бойницами. Хм, народная любовь любовью, но доты-пулемёты не помешают – даже могущественной магессе.

У ворот стояло несколько воинов в латах, шлемах, со щитами и копьями, и когда мы подъехали (то есть подъехал сотник, а благородную меня поднесли в моём паланкине), один из них – у него на шлеме был роскошный плюмаж из перьев а ля Киркоров – поднял руку, и створки ворот медленно и бесшумно распахнулись.

Пройдя арку ворот – цокот копыт коня Верта отскочил в ней от стен и свода звонким эхом, – мы оказались в просторном внутреннем дворе. Дворец был выстроен квадратом, и внутри его сомкнувшихся крыльев и получился двор (типа как в нашем Эрмитаже – видели, наверно). Я была там месяц назад – сопровождала группу наших зарубежных партнёров в порядке гостеприимства. Прыгала перед их старшим, как канарейка на жёрдочке, – думала, оценит в конвертируемой валюте. Хрена – добилась только того, что он начал ненавязчиво приглашать меня к себе в номер, но у меня хватило ума не клюнуть на это разводилово: мой шеф такого не одобряет – вы, мол, не проститутки, а менеджеры серьёзной фирмы. Ага, а то я не знаю, зачем он иногда прямо в рабочее время вызывает кое-кого из новеньких девчонок к себе в кабинет – «для личного инструктажа», как он это называет, козлина.

Во дворе О’Прах спешился и передал коня воинам внутренней стражи, а мои бурлаки бережно поставили паланкин на мраморные плиты, выстилавшие двор. Я сосредоточилась, и мы с Вертом вальяжной походкой двинулись к парадному подъезду. Куда идти, догадливая я вычислила с лёту и без подсказки сотника: полуовальная дверь с барельефом в виде всё той же кошачьей головы, возле которой замерли два бронированных воина, автоматом бросилась в глаза.