Характерно, что у более молодой генерации еврейских женщин в сравнении с поколениями, ментально сформировавшимися в советский период, показатели репродуктивной ориентации несколько возрастают, будучи соотнесены с некоторой реанимацией роли иудейского религиозного воспитания. Следует, таким образом, предположить, что и у народов православного культурного ареала низкая репродуктивная активность определена прежде всего разрывом с традиционной системой ценностей. Следует ли говорить, что именно православие являлось основной мишенью атеистической пропаганды в СССР. Тем же этносам России, которые сохранили преемство религиозной традиции (мусульмане, буддисты, язычники), демографического кризиса удалось избежать¹.

II. Недетерменированность демографического процесса: высокая репродуктивность и индустриальное общество

Историческая демография представляет широкую череду примеров, противоречащих концепту об индустриально-урбанистической обусловленности “современного типа воспроизводства”. Да и по логике данного предопределения современная деурбанизация Запада должна, казалось бы, несколько увеличить динамику рождаемости. Однако этого не происходит. Даже наоборот, тенденция снижения репродуктивной активности в последнее время здесь только возросла. Не отличаются многодетностью и проживающие за пределами урбанистической черты — в частности, в подмосковных высококомфортабельных коттеджах — семьи новой российской элиты.

Методика контрфактического моделирования основана, как известно, на оценке значения того или иного явления посредством его купирования. Чтобы оценить влияние на демографические показатели индустриально-урбанистической конъюнктуры, следует создать модель, максимально исключающую ее воздействие². Деурбанизированные постиндустриальные анклавы (всевозможные элитные посёлки и пр.) как раз и предоставляют такую возможность. Констатация того, что демографические показатели в них существенно не изменились, может рассматриваться как доказательство отсутствия причинной связи между индустриально-урбанистическим укладом и уровнем рождаемости.

Ф р а н ц и я

Первой страной, исторически перешедшей к современному типу воспроизводства, являлась Франция. Устойчивая тенденция сокращения рождаемости наблюдалась там еще с XVIII века. “Французский демографический крест” обрел свою реальность задолго до “русского креста”. Однако по степени урбанизации Франция заметно отставала от других ведущих стран Запада. В 90-е годы XIX в., являющиеся периодом особо острого кризиса репродуктивности, доля городского населения страны составляла лишь 37,4%. Следовательно, урбанизация далеко не исчерпывала причин снижения демографической динамики. Процесс депопуляции во Франции коррелировался с “передовыми” форсированными темпами секуляризации французского общества.

Рубежный характер в смене репродуктивной парадигмы у французов восемнадцатого столетия не случаен. Он являлся отражением влияния на демографические процессы просветительской дехристианизации. Франция долгое время являлась своеобразным символом полового аморализма, разрушения семейных ценностей. Показательно, что сравнительно краткосрочный период выправления демографической ситуации приходится на период правления Наполеона III, характеризующийся попыткой реанимации консервативных приоритетов. Преодолеть положение аутсайдера в шкале коэффициента рождаемости Франции удалось лишь в ХХ столетии посредством многолетней активной демографической политики. На настоящее время по соответствующему показателю она находится выше большинства других стран Запада, подтверждая тем самым тезис о принципиальной возможности государства оказывать воздействие на демографические процессы¹.

Ф а з ы д е м о г р а ф и ч е с к о г о н а д л о м а З а п а д а

Первая фаза всеобщего демографического надлома на Западе приходится на 1920-е годы. Данный феномен совершенно не синхронизируется с индустриально-урбанистическими процессами в западных странах, высшая точка которых была пройдена там существенно раньше. Зато двадцатые годы стали временем широкого импульсивного распространения материалистического миропонимания, атеистической пропаганды, аксиологии прагматизма. Репродуктивный кризис определялся, таким образом, парадигмой установившегося как на теоретическом, так и бытовом уровне материализма.

Вторая фаза падения рождаемости на Западе приходится на 60-е годы XX в. Системный взрыв сексуальной революции, приведший к нивелировке патриархальных семейных ценностей, не мог не иметь негативных последствий. Традиционный образ женщины-матери (для христианской семиосферы — архетип Богородицы) утратил свою привлекательность. Явно противоречила репродуктивным ценностным ориентирам и “голливудизация” массового сознания, выразившаяся в культивировании мифа о суперчеловеке в качестве желаемого брачного партнера².

Модернизационный процесс далеко не всегда обусловливал переход к современному типу воспроизводства. В тех сообществах, в которых модернизационный процесс осуществлялся при опоре на национальные традиции, кризиса репродуктивности не отмечалось. Зачастую они даже испытывали демографический бум, вызываемый синтезом сохраняемых этноконфессиональных семейных ценностей с улучшением материальных условий жизни населения.

Я п о н и я

Рождаемость в феодальном японском обществе была сравнительно невысока. Низким репродуктивным уровнем характеризуется демографическая ситуация и в современной Японии. Совершенно иная картина наблюдалась в период синтоизации японского общества, определяемой духом революции “Мэйдзи”. Численность японцев в 80-е годы XVIII в. составляла около 30 млн чел. Примерно на том же уровне оставалась она и к началу синтоистской революции 1867 г. Но уже к 1913 г. в Японии проживало 51,3 млн. человек. Одновременно происходившее активное индустриально-урбанистическое развитие, очевидно, не только не служило препятствием, но и являлось дополнительным фактором демографического бума¹.

Т у р ц и я

Аналогичное резкое повышение репродуктивной активности наблюдается и при рассмотрении феномена османской модернизации. К 80-м годам XVIII в. население Турции, по приблизительным подсчетам демографов, составляло 9,5 млн чел. По прошествии столетия оно даже сократилось, находясь на отметке в 8,6 млн чел. Модернизационный процесс в османском обществе конца XIX — начала XX вв. происходил, как известно, в идеологическом формате реанимации тюркистских традиций (а по большому счету, турецкого национализма). Демографические последствия такой политики для Османской империи не заставили себя долго ждать. Уже к 1913 г. численность ее населения достигла уровня в 18,1 млн чел. В противоположность позднеосманскому периоду в светской европеизированной Турции динамика репродуктивности имеет преобладающую тенденцию снижения. На настоящее время у нее одни из худших показателей суммарного коэффициента рождаемости среди мусульманских стран².

Р о с с и я

Высокий уровень репродуктивности населения удавалось сохранить и в условиях модернизационного рывка в Российской империи эпохи Александра III. Взаимосвязь его с православной традицией поддерживала репродуктивные ценностные ориентиры численно преобладающего русского народа. Общий коэффициент рождаемости в Европейской России составлял на начало царствования Александра III 50,5% (на 1000 жителей). К концу столетия он в целом был сохранен, а у русского народа даже превышен, достигнув к 1899 г. наивысшего в его истории зафиксированного уровня в 52,3%. Характерно, что репродуктивная активность российских мусульман заметно уступала православным (коэффициент 37,8%). И это при том, что степень урбанизации среди русских была намного выше, чем у исламских народов.