- Ты что же, собираешься просто выйти и сказать: “Послушайте, ребята, это все было ошибкой, мы на самом деле не собирались этого делать”? - Он покачал головой. - Тебе очень хочется им это объяснить? Мне - нет.

- И все же, Дал прав, - сказал Тигр. - Нам необходимо с ними как-то связаться. А они даже на радиосигналы не отвечают, они обломали наши внешние антенны и каким-то образом заклинили двигатель. Нам необходимо все это уладить, пока еще работает силовое поле.

В долгой тишине трое врачей смотрели друг на друга. Потом Дал встал, подошел к качавшемуся помосту. И опустил Пушистика себе на плечо.

- Все будет в порядке, - сказал он Джеку и Тигру. - Я выйду.

- Они разорвут тебя на кусочки! - возразил Тигр.

Дал покачал головой.

- Не думаю, - сказал он тихо. - Я уверен, меня пальцем не тронут. Они примут меня с распростертыми объятиями, когда я к ним сойду, и будут рваться со мной побеседовать.

- Ты что, с ума сошел? - закричал Джек, вскакивая. - Мы не можем тебе позволить выйти.

- Не волнуйся, - сказал Дал. - Я точно знаю, что делаю. Я справлюсь, поверьте.

Он чуть поколебался, и, волнуясь, в последний раз шлепнул Пушистика, понадежнее пристраивая его у себя на плече. А потом зашагал по коридору к шлюзу.

Он пообещал себе давным-давно… много лет назад… что никогда не сделает того, что собирался сделать теперь, но сейчас он знал, что другого выхода нет. В противном случае оставалось лишь беспомощно ждать, когда иссякнет энергия, исчезнет защитное поле и собравшиеся вокруг существа разорвут корабль на куски.

Стоя в шлюзе и ожидая, когда давление сравняется с наружным, он посадил Пушистика к себе на локоть и погладил крошечное существо между кнопочек-глаз.

- Теперь тебе придется меня прикрыть, - чуть слышно прошептал он. - Я знаю, прошло много времени, но сейчас мне нужна помощь. Не подведи.

Дал осознавал неуловимую силу особого таланта своего народа. Едва ступив во второй раз на эту землю вместе с Тигром и Джеком, он, хотя Пушистик ждал на корабле, почувствовал поднимавшуюся от брукиан могучую волну страха, ужаса и гнева и мельком поразился ужасающей идиотской пустоте умов тех существ за оградой, в которых разумный вирус уже погиб. Это не потребовало усилий, а просто и естественно вошло в его разум, и он сразу понял: произошло нечто страшное.

За годы, проведенные на Земле-Больнице, он старательно заставлял себя никогда не думать на языке своего особого таланта. Он старательно отгораживался от впечатлений и чувств, постоянно обрушивавшихся на него от его однокурсников и других, с кем ему приходилось иметь дело. Пуще всего он подавлял искушение использовать свою силу по-иному, то есть к своей выгоде.

Но сейчас, когда открылся люк и Дал стал спускаться по трапу, он закрыл свой разум от всего остального. Крепко прижимая к себе Пушистика, он сузил круг мышления до единственного тесного тоннеля. Он изо всех сил вколачивал в брукиан: Я пришел с миром. Я не причиню вам вреда. У меня есть хорошие новости. Вы счастливы меня видеть, вам не терпится приветствовать меня…

Он почувствовал, как волна гнева и страха почти осязаемо окатила его, едва он показался из люка. Крики взметнулись, словно ударивший о камень прибой; толпа ринулась к кораблю. Силовое поле выключили, и ничто теперь не могло их остановить; они вприпрыжку бежали, натыкаясь друг на друга, чтобы первыми достичь подножья трапа, выкрикивая угрозы и разъяренно размахивая кулаками, тянулись схватить Дала за лодыжки, когда он сошел пониже…

А потом, будто по волшебству, крики застряли в глотках у тех, кто оказался ближе всех к трапу. Яростью стиснутые кулаки разжались и превратились в протянутые руки, готовые помочь ему сойти на землю. Словно бесконечная волна расходилась вокруг него, словно дыхание мира и доброй воли коснулось людей в толпе. И, чем шире расходилась эта волна, тем меньше оставалось сердитых лиц; складки гнева уступали место гримасам удивления, а потом - улыбкам. Дал еще крепче стянул свои мысли и смотрел, как добро расходилось от него, подобно ряби в пруду, а раздражение, подозрительность и страх таяли, чтобы их сменили доверие и открытость.

Дал уже тысячу раз видел, как это случается. Он помнил путешествия на гарвианских торговых кораблях со своим отцом, когда продавцы с их пушистыми розовыми друзьями на плечах сталкивались с холодными, враждебными, подозрительными покупателями. Происходившая всякий раз в таких случаях перемена казалась едва ли не волшебством: подозрительность таяла, враждебные лица становились дружелюбными, как только сознание покупателей становилось восприимчивым к доводам торговавшихся, а потом заключавших сделки гарвиан. Он даже видел, как это случилось на “Тиигаре” с Тигром и Джеком, и отнюдь не случайность то, что по всей галактике гарвиане - всегда в сопровождении своих пушистых друзей - завоевали нынешние власть, богатство и влияние.

И теперь еще раз повторялось то же самое. Окружавшие Дала брукиане улыбались и горячо разговаривали, не пытаясь дотронуться до него или причинить вред.

Представитель, с которым они говорили раньше, стоял рядом с ним, и Дал услышал собственные слова:

- Мы нашли ответ на вашу задачу. Теперь мы знаем истинную природу вашей расы и вашего разума. Вы боялись, что мы докопаемся до этого, но ваши страхи были беспочвенны. Мы не обернем наше знание против нас. Мы лишь хотим помочь вам.

Выражение сродни отчаянию омрачило лицо представителя, пока Дал говорил. Теперь брукианин сказал:

- Это было бы славно… если бы мы могли вам поверить. Но разве мы можем? Нас так долго гнали и загнали так далеко, а теперь вы станете искать, чем уничтожить нас - паразитов и носителей болезней.

Дал видел устремленные на него глаза брукианина, видел, как дрожит хлипкое тело и шевелятся губы, но теперь он знал, что разум, составлявший слова и стоявшие за ними мысли, тот разум, который заставлял губы выговаривать эти слова, был разумом существа, весьма непохожего на стоявшее перед ним - существа, состоявшего из миллиардов субмикроскопических частиц, внедренных в каждую клетку тела брукианина, а теперь попавших в ловушку и беспомощных против антител, решившихся их уничтожить. То был разум, позвавший на помощь в отчаянном положении, но не осмелившийся доверить своим спасателям всю правду.