– Но он не пришел.

– Не пришел. А сегодня я снова столкнулся с ним. Он меня знает. Знает, кто я. Мы с ним встречаемся уже в третий или четвертый раз. Можно сказать, старые знакомые. Но он ничего не сказал ни полковнику, ни тому, Криспину. Может, он потом им рассказал? Да нет, он же застукал меня в комнате. Он должен был сразу же позвать их. Странно как-то. Почему он им ничего не сказал?

– Где ты спал?

– Чего?

– Вчера ночью, в ее доме. Где ты спал?

– В кровати, разумеется. У них не то девять, не то десять спален.

– С кем ты спал?

– У меня была своя комната. У Роя с Калленом тоже… Или ты думаешь, ночью я прокрался к ней в спальню?

– Либо она к тебе.

Джек выждал минутку и признался:

– Собственно, так оно и было. Ей хотелось поговорить со мной.

– Она забралась к тебе в постель?

– Она сидела сбоку. В смысле, на краешке.

– Да что ты? Ври больше.

– Тебе все мерещится. Она же монахиня.

– Будто монахини этим не занимаются.

– Я не знаю. Ты пойми, я впервые в жизни вижу человека, который думает не только о себе. У нее есть цель в жизни.

– И ради этого она на все готова, верно?

– Хелен, она не из тех монахинь, что преподают в школе. Она провела девять лет в больнице для прокаженных. Она принесла показать мне свой револьвер. Я спросил, неужто она пустит его в ход? Она сказала, заранее такие вещи не планируешь, но будь у нее при себе оружие, когда люди полковника резали ее больных, она бы постаралась убить Берти, не задумываясь ни на минуту, хоть и знала, что его подручные тут же ее прикончат.

– Должно быть, она метит в мученицы, – рассудила Хелен. – Хочет прямиком попасть на небеса.

– Ты смеешься, а она, может, и впрямь туда попадет.

– Я вовсе не смеюсь.

– Ты не думай, она не фанатичка какая-нибудь. Бывает, скажет что-нибудь странное, не как все, но, что в мире делается, она прекрасно знает, очень даже во всем разбирается. Говорит, нужно решить, на чьей ты стороне, нужно сделать свой выбор, и тогда, типа, будь что будет. И тот парень, индеец, он такой же. Он на их стороне, он готов убивать, но он и умереть не побоится за то, во что верит. Он думал, я убью его, и принял это с готовностью. Без крика, без сопротивления.

Хелен протянула Джеку пустую рюмку.

– К чему ты мне все это рассказываешь? Позвонил бы Люси или своим приятелям.

– Я увижусь с ними завтра.

– Похоже, тебе просто нужно выговориться, – решила она. – Ты вроде как хочешь посмотреть на себя со стороны.

– Ну да.

– Ты рассказываешь не затем, чтобы произвести на меня впечатление. В тот раз, когда мы с тобой познакомились, тебя просто распирало, так ты спешил выложить все свои секреты. Теперь все по-другому.

– Еще бы. Эти ребята – не те, что спали в номере.

– Но ты влез в эту историю не только ради денег и не для того, чтобы пощекотать нервы.

– Сам не знаю… – Джек вернулся с пустыми рюмками к холодильнику, налил еще по глотку ледяной водки, да так и остался стоять, держа рюмки на весу. – Сегодня вечером в новостях Том Брокоу брал интервью у Ричарда Никсона, – у Никсона, прости господи! – что, дескать, он думает по поводу того, стоит ли давать «контрас» сотню мильонов? Это он Никсона спрашивает, на которого шайка гангстеров работала, которого из президентов поперли! Конечно-конечно, говорит Никсон, надо дать, ребятам нужна наша помощь. «А это не повлечет за собой военное вмешательство?» – Брокоу его спрашивает. Нет, говорит Никсон, напротив, благодаря этому нам не придется посылать туда наших ребят. «Спасибо, господин президент», – говорит ему Брокоу. Это вместо того, чтобы спросить его: «Из ума выжил, старый пень? С какой стати нам посылать туда наших ребят? Отправляйтесь-ка туда сами и всех этих сраных советников из Белого дома с собой прихватите». Нет, Брокоу ему любезно так: «Спасибо, господин президент».

– Ну, так ведь полагается, разве нет?

– Знаю, знаю, наверное, я схожу с ума. С какой стати им понадобилось брать интервью у этого прохвоста? Его даже в тюрьму не посадили за его делишки.

И тут Хелен сказала:

– Знаешь, что я тебе скажу?

– Что?

– По-моему, ты уже выбрал, на чьей ты стороне.

Да, приснись кому-нибудь в тюряге такое, ему бы на целый день хватило. Джек раскрыл глаза пошире: Хелен вышла из ванной в крошечных белых трусиках.

– Ложись скорее в постель, а то замерзнешь до смерти, – посоветовал он ей.

– Вроде ты собирался за кем-то заехать к десяти часам?

– За Калленом. Мы с ним едем в Галфпорт.

– Я так поняла, вы уже ездили вчера?

– Ездили, но того парня не застали. Лезь сюда? – и он приподнял край одеяла.

– Осталось двадцать минут. – Хелен принялась делать зарядку: уперлась руками в бедра, расставила ноги, изогнувшись так, что груди легли ей чуть ли не на плечи. – Ты заметил, что мы не занимались любовью? Просто легли и уснули. Не могу поверить, Джек. Похоже, ты вышел в тираж.

– Отчего же, хоть сейчас. Это ты зачем-то встала.

– Такое у нас впервые – чтобы мы легли вместе в постель и не занялись любовью.

– Верно.

– Прямо как если б мы были женаты.

– Кстати, кухня внизу, сразу за бальзамировочной.

– Не напоминай мне про бальзамировочную!

– Я думал, ты мне кофе сваришь.

Постояв под душем, Джек натянул джинсы и рабочую рубашку, прихватил жилетку и спустился вниз. В кухне было темно. Дверь в бальзамировочную была открыта, оттуда доносился голос Лео. Джек заглянул туда.

– Нет, першагло – это раствор, которым мы заполняем артерии вместо крови. А это другая жидкость, ее мы через троакар впрыскиваем во все полости. Специальный состав, чтобы внутренности оставались упругими.

На бальзамировочном столе перед Лео лежал труп, кажется, мужской. Хелен в черном платье стояла у покойника в головах и внимательно наблюдала за действиями Лео.

– В рот тоже надо впрыснуть малость, а то губы западут.

– Потрясающе, – сказала Хелен.

– Вот, видите? Это такая пуговица, от троакара.

– Чтобы заткнуть отверстие?

– Ага, тогда нет надобности накладывать швы, как на надрезы. Пуговица, а сверху специальный воск.

– Кофе никто не приготовил? – вмешался Джек.

– А, вот и ты, – приветствовал его Лео. – Я показываю твоей приятельнице, как мы обряжаем покойничков.

– Ее зовут Хелен.

– Да мы знакомы.

– Ну, раз кофе нету, мне пора ехать, – вздохнул Джек.

– Погоди, – попросила Хелен. – Я еще хотела посмотреть, как приводят в порядок лицо.

– Оставайтесь, – предложил ей Лео. – Я вас потом отвезу. Правда, оставайтесь.

– Я еду в Галфгюрт, – известил их Джек и побрел прочь. Позади него Хелен продолжала свои расспросы.

– А это что?

– А это прокладки для глаз, отвечал ей Лео, – нужно засунуть их под веки покойничка.

Люди стали какие-то странные, подумал Джек. Все, как один, посходили с ума.

Или дело в нем самом? В том, как он смотрит на других людей, как воспринимает их?

Фрэнклин де Диос наблюдал за домом Люси Николе. Он видел, как подкатила старая тачка, светлая, смахивающая на «фольксваген». Ее бы подремонтировать, чтобы не тарахтела. Знакомая тачка.

Машина остановилась у дома. Прошло тридцать пять минут. С подъездной дорожки вырулил синий «мерс» и повернул на Сен-Чарльз. В машине сидели двое. Фрэнклин де Диос наблюдал за ними из-за угла, с того места, где красивая улица под названием Притания сходится с улицей Одубон. Он дал «мерсу» время отъехать на квартал и поехал за ним, сперва по Клеборн-авеню, затем по Десятому шоссе на восток. Они покинули город, переехали по мосту через озеро (красивый, однако, выдался денек!), а взятый напрокат черный «крайслер» все не отставал от синего «мерседеса». Вот бы купить такую тачку! Или кадиллак, как тот, что был у Криспина Рейна во Флориде. Фрэнклин еще ни разу в жизни не садился за руль «мерседеса». Он и водить-то научился в восемьдесят первом, водил сначала грузовик, потом военный транспортер. Водить его научил тот парень в Гондурасе, работавший на мистера Скейлса. Он так и сказал мистеру Скейлсу в присутствии самого Фрэнклина: дескать, Фрэнклин – прирожденный водитель, он уважает машину, не то что те придурки, которые шалеют, едва оказавшись за рулем, и вдребезги разбивают машину.