Господин Свенсон крепко жмёт мою руку: «Поздравляю от всей души. Вы должны быть счастливы, что на вашу долю выпало сорвать такой восхитительный полевой цветок». Пастор ещё раз целует меня в лоб и шепчет, подымая глаза к небу: «Да простит мне господь ложь, которой пришлось искупить ваш поступок». Он заставляет поцеловаться с Дженни при всех. Господин Свенсон умиляется: «Как это невинное дитя очаровательно краснеет! Видели ли вы когда-нибудь, мистер Кларк, чтобы так краснели эти учёные девушки в Нью-Йорке?»

Мы – в церкви. Дженни в белом платье и в миртовом венке, как облаком, окутанная фатой. Господин Свенсон уверяет: «Она похожа на ангела».

Как всё это быстро случилось! Когда они вообще успели всё подготовить? Выходит, я уже женат. А Изабелл? А длинные шуршащие автомобили? А бело-голубые виллы? Как там всё незаурядно! А ведь я туда никогда уже не смогу подняться! Ну, и что ж! В конце концов всё это внешнее, не это выделяет незаурядного человека из серой массы заурядных. Если что даёт нам подлинное право считать себя выше других, то это именно внутреннее благородство. А это внутреннее благородство, не состоит ли оно прежде всего в том, чтобы мужественно принять последствия каждого своего поступка? Посредственные люди никогда на это неспособны. Потому они всегда стараются увильнуть от последствий…

А потом?… Потом – квартира с голубыми обоями. Дженни хворает. Нужно много денег. По вечерам дома – разработка проектов. Дженни родила ребёнка. А ведь с того времени, как мы сошлись, прошло всего шесть месяцев? Ребенок нормален, весит пять кило. Мать Дженни уверяет: «Преждевременные роды. Это бывает, но редко бывает удачно. Только потому, что Дженни – очень здоровая девушка, из здоровой и нравственной семьи, всё прошло так благополучно. Поблагодарите бога, что у вас родился такой красивый сын».

Всё это по меньшей мере странно. Теперь нужно ещё больше денег. Три месяца спустя ребёнок умер. Дженни плачет. Неужели мне его совсем не жалко? Нет, я никогда по-настоящему не смог бы полюбить этого ребёнка.

Потом – в штате Калифорния: Дженни хворает. Опять нужно много денег. Родился ребёнок. У Дженни пропало молоко. Надо взять кормилицу и послать Дженни на курорт. По ночам – над проектами. За проекты платят гроши.

Неприятности на работе. Они считают, что я задираю нос, и в отместку делают мне всякие пакости. Какие заурядные натуры! Они довольны своим положением и лишены каких-либо стремлений. По вечерам они собираются, пьют виски и играют в покер. Они ненавидят меня за то, что я избегаю их общества. Они не могут понять, что я им не ровня: эту мизерную жизнь я вынужден делить с ними временно. Никто из них не подозревает, что в ящике письменного стола у меня лежит проект сверхмощного канавокопателя, типа Грейдер-элеватор, недоконченный с университетских времён. Своей трудоёмкостью и быстротой он разобьёт наголову все употребляющиеся до сих пор канавокопатели. Из-за этих проклятых вечерних работ всё не хватает времени додумать кое-какие детали. Стоит лишь немного разгрузиться, разработать до конца и реализовать моё изобретение и я сразу стану богатым человеком, вырвусь из этого болотца. Не надо обращать внимания на их мелкие пакости. Посредственные натуры испокон веков терпеть не могут тех, чьё превосходство над собой ощущают инстинктивно. Однако эти вечные дрязги порядочно дергают и затрудняют рабо ту…

Потом… Эти сволочи подложили мне такую свинью, что оставаться было невозможно.

В штате Аризона – условия работы значительно хуже. Дженни брюзжит: «Пора тебе выучиться жить и срабатываться с людьми. Подумаешь, какой неоткрытый гений! Посмотри, как живут все люди, и поучись у них. Они работают вдвое меньше, чем ты, а их жёнам никогда не приходится считать каждый цент».

Дженни завела уже со всеми знакомство. Она не даст мне покоя, пока я не схожу с официальными визитами ко всем новым начальникам и коллегам. По правде говоря, что мне стоит выучиться играть в покер? Все это ведь временно (стоит лишь выкроить несколько вечеров и доработать проект).

Родился ещё один ребёнок. Дженни опять хворает. Откуда брать денег?

Потом… На работу приехала инспекция. Во главе – заместитель директора компании господин Джон Питерс. Пришли на участок. Это и есть заместитель директора? Да ведь это же Рыжий Питерс! Он не узнаёт меня. Или не хочет узнать? Напомнить? Рыжий Питерс сухо приказывает: «Проведите меня по участку».

Как он мало изменился. И как он великолепно одет! Ничего в его костюме не бросается в глаза, а всё исключительного, неповторимого качества. Так одеваются настоящие джентльмены. Неужели он даже не поблагодарит меня за то, что я обошёл с ним весь участок? Питерс садится в ожидающий его ослепительный «шевроле». Не изволил подать мне руки.

Инженеры вечером за покером только и говорят, что о блестящей карьере Питерса: «Он пошёл в гору, особенно с тех пор, как старый Адамс выдал за него свою единственную дочь. Бьюсь об заклад, что до будущего года у старого Адамса будет в руках большая часть акций и Питерсу, как пить дать, быть директором».

Для них Питерс – недосягаемая мечта. Рассказать им, что Рыжий Питерс – мой коллега по университету и что на состязании выпускников по плаванию я обштопал его на шесть метров? Нет, лучше не рассказывать. Ведь все видели, что он не подал мне даже руки.

Дома. Прежде всего надо отказаться от этих проклятых вечерних работ. Разобраться в проекте канавокопателя, проверить вычисление: Рыжий Питерс путался всегда при вычислении бесконечно-малых, и все в университете считали его последним олухом. Завтра же надо выкинуть из моей комнаты эти тумбочки с цветами. Притащить небольшой станок. И никакого покера! Кончилось!

По вечерам – в своей комнате. Максимум месяц работы – и проект будет доведён до конца. За обедом Дженни с глазами, устремлёнными в тарелку: «До конца месяца у нас не хватит денег. Не знаю, чем буду кормить тебя и детей. Все инженеры уже начинают над тобой посмеиваться. Наверное, нам придётся убираться отсюда, как тогда из Калифорнии. Только на этот раз уж неизвестно куда».

«Действительно, как это я посмел отказаться от вечерних работ! Я только и ждал, когда ты об этом заговоришь. На этот раз по твоему не будет, заруби себе на носу! Ты не заставишь меня проворонить всю жизнь. Достаточно долго я работал на тебя, как лошадь. Если я кому обязан тем, что до сих пор не выбился в люди, то это именно тебе. Ты опутала меня с самого начала вместе со своим папашей и, использовав моё благородство, заставила на себе жениться, состряпав с кем-то до меня ребёночка».

Дженни: «Ты просто хам!»

Истерика.

Не буду больше выходить к столу, буду обедать у себя в комнате.

На третий день: всё-таки я поступил по-хамски. Надо пройти к Дженни и извиниться за грубость. «Ты должна понять, когда я кончу своё изобретение, у нас будет сразу много денег, и мы начнём жить по-человечески. Ради этого можно немножко потерпеть и отказать себе кое в чём».

Инженеры на участке изощряются по моему адресу в колких насмешках: «Наш изобретатель!». Язвительно хихикают за спиной. Посмотрим, кто ещё будет смеяться последним.

Модель готова, выдержала все необходимые испытания. Главный инженер, прощаясь, говорит Дженни: «У вашего мужа исключительная голова. Он сделает карьеру». Дженни краснеет, как тогда, когда нас заставили в первый раз поцеловаться при людях: «Я очень рада!».

Двухнедельный отпуск, чтобы лично съездить в Нью-Йорк и реализовать изобретение в управлении компании. Перед отъездом – ужин. Много инженеров и много вина. Все пьют за здоровье «нашего изобретателя».

В Нью-Йорке. Патент в кармане. Надо купить приличный портфель. Отыскал правление компании. «Доложите, пожалуйста, самому директору. Невозможно? Почему невозможно?» Вот олухи! «Сдайте папку в бюро проектов. Вам незачем ждать в Нью-Йорке. Через месяц, самое большое – через два получите ответ». Ничего не поделаешь, проект придётся сдать, но уехать без ответа – ни за что!

«Попросите по крайней мере, чтобы ускорили рассмотрение».