Изменить стиль страницы

Полозова обратилась к Четверякову, но в ту же минуту за перегородку ворвался усатый детина в сетке и белых штанах, весьма похожих на кальсоны, отстранил рукою Кларка и Полозову и, сорвав с головы тюбетейку, кинул её на пол перед Четверяковым.

– Не могу с этими сукиными детьми работать. Делайте со мной что хотите, не могу.

– Не кричите, Теплых, – спокойно заметил Четверяков. – Я не глухой. И не сорите на пол, – указал он головой на измятую тюбетейку. – В чём дело?

– Бригады Тарелкина и Кузнецова не вышли на работу.

– Почему?

– Говорят, третий день махорки не выдают. Не дадите махры, не будем работать!

– Скажите им, что махорка будет завтра или послезавтра. Скажите, что не подоспел транспорт из Сталинабада. Ну, сами знаете, что надо сказать. Зачем приходите ко мне с такими пустяками?

– Говорил, толковал – всё равно, что об стенку горохом. Не пойдём – и всё. Вчера уже бузили, не хотели выходить, но я их уломал, обещал, что сегодня будет. А теперь и слушать не хотят: «Вы, говорят, на посуле, что на стуле. Даёшь махру и никаких!» Не выйдут. Я их знаю.

– Чего же вы от меня хотите? Откуда я возьму махорки? Обращайтесь к Ерёмину.

– Да нет махры, ни одной пачки нет. Я уже всё вверх ногами перерыл.

– А чем же я могу помочь?

– Да надо же их заставить! Пусть товарищ инженер с ними поговорит. Может, вас послушают.

– Хорошо, пойдём. Пойдёмте со мной, – обратился Четверяков к Полозовой и Кларку. – Сейчас найдём кого-нибудь, кто проведёт вас на участок.

Они протиснулись вчетвером через запруженную комнату и зашагали по направлению к крайним баракам.

В бараке, куда привёл их Теплых, густо пахло портянками. На нарах у стен сидело и лежало десятков шесть рабочих. С нар в углу хрипло попискивала гармонь.

Когда Четверяков появился в бараке, гармонь оборвалась и часть рабочих привстала, остальные продолжали лежать, притворяясь, что не замечают прихода гостей.

– Товарищи, – сказал Четверяков, поправляя пенсне, – что это ещё за история? Хотите сорвать работу? Каждый сознательный рабочий должен понимать, что коллективные прогулы на строительстве равносильны вредительству. Сейчас, когда партия и советская власть поставили перед нашим строительством жёсткие сроки и с напряжением следят за ходом работ, когда дорога, дословно, каждая потерянная минута, – срывать из-за пустяков работу – это преступление, недостойное сознательного рабочего. Я уверен, что это была с вашей стороны простая демонстрация, чтобы напомнить руководству о недостатках, имеющихся в области снабжения. Я могу вас заверить, что администрация сделает всё от неё зависящее, чтобы ликвидировать перебои в подвозе продуктов. Во всяком случае, затягивать эту демонстрацию не следует. Вы оторвали и без того у строительства целый трудочас. Я не сомневаюсь, что все вы, как один, встанете немедленно на работу. Я жду, товарищи!

– Будет курево – пойдём. Не дашь махорки, и не зови! – сказал меланхолически парень в синей майке.

– Четвёртый день обещают!

– Ты нас на сознательность не бери. Сам небось папирос для себя подвезти не забыл!

– Я не курю, – сказал возмущённо Четверяков. – И вообще строительство не обязано, в ущерб снабжению предметами первой необходимости, подвозить вам махорку. Курение вовсе не необходимо для здоровья и даже вредно. Оно, как и водка, снижает трудоспособность. В колдоговоре не указано, что снабжение махоркой входит в обязанность работодателя.

– Значит, плохо составляли, надо поставить, – бросил с места мужик с рыжей бородой.

– Шибко о нашем здоровье заботятся. На прошлой неделе чай не выдали, тоже вредно. Скоро скажут по-учёному, что рабочему человеку и есть вредно.

Гармонист в углу вызывающе пиликнул два такта на гармошке.

– Суки, а не рабочие! – сказал вслух не то себе, не то Четверякову Теплых.

– Снабжать вас продуктами строительство обязано и снабжает. Не было ещё дня, чтобы оставили вас без еды. Если б управление захотело исполнять ваши капризы и ввозить вместо продуктов махорку, вы сегодня бы сидели без обеда. Считаю, что дискуссии на эту тему неуместны. О всех недостатках снабжения сможете высказаться на собрании. Теперь рабочее время, и все должны немедленно встать на работу.

– Не говори! – меланхолически бросил парень в синей майке. – Махорку дашь – пойдём!

– А ты почём можешь знать – нужна махорка рабочему человеку али нет, раз сам некурящий?

По всему бараку покатился хохот.

Гармонист восторженно брякнул на гармошке целый куплет.

– Это что такое? – раздался грозный голос у входа.

В дверях стоял Ерёмин.

Четверяков подошёл к нему вплотную.

– Рабочие бузят, не получили махорки, не хотят идти работать. Я их пробовал уговаривать – не слушают. Может быть, вы, Николай Васильевич, их образумите? Вы с ними умеете говорить. А меня ждут в конторе…

Не дожидаясь ответа, Четверяков быстро вышел из барака.

– Это ещё что такое? – грозно повторил Ерёмин.

Гармонист приумолк.

– Что вы тут за бузу затеяли? На работу не выходить? Прогуливать? Кулацкие подголоски вас тут подкручивают, а вы, как стадо баранов, против строительства идёте, против советской власти? Не дашь вам махорки, так вы и работать не будете?

– И не будем. Не дашь махорки – не будем.

– Да нет сейчас махорки, говорят вам! Всю выкурили! Откуда я вам возьму?

– Поищи – найдёшь.

– Где ж это прикажешь искать?

– У себя на квартире поищи, – небось чемодан папирос найдёшь.

– Мы не гордые, мы и папиросы покурим.

Ерёмин побагровел.

– Ах вы… да вас разогнать мало!

– Не торопись – сами уйдём.

– Поработали и хватит, пущай другие!

– Вы за пачку махорки советскую власть продадите! – кричал Ерёмин. – Мы на фронте, когда с белыми дрались, листья дубовые курили, тогда махорки не было!

– Ты тут сначала дубки посади, может и мы покурим, а то листика одного окрест днём с огнём не отыщешь. Из верблюжьего дерьма, разве что, цигарки крутить прикажете?…

Как приехал агроном
За коровьим дерьмом,
Не найдёт нигде никак —
Раскурили на табак… —

брякнул восторженно гармонист.

Барак одобрительно заржал, и подзадоренный гармонист, развернув гармонь веером, затянул во всю глотку:

Курил барин с псом сигары,
Пришла революция,
Нынче барин хвост коптит,
А собака куцая.

Кларк, задержавшийся у входа, молчаливо наблюдал за всей сценой.

– Вы, наверное, удивляетесь, что здесь происходит? – обратилась к нему Полозова. – Рабочим с вашего участка не привезли махорки, и они не хотят поэтому выйти на работу.

– Это рабочие с того участка, на котором я буду работать? – переспросил Кларк.

– Да, видите, какая неприятность сразу, при первом знакомстве.

Кларк растерянно провёл рукой по волосам. Ещё по дороге он много думал о том, какими средствами вернее всего он сможет приобрести необходимый авторитет среди подчинённых ему рабочих, установить принятые в этой стране товарищеские отношения, сохраняя надлежащую дистанцию. Неожиданный инцидент путал все обдуманные планы и, с другой стороны, создавал непредвиденную возможность каким-то удачным жестом сразу же приобрести расположение рабочих. Если сейчас он не решится на что-нибудь особенное, другой такой случай вряд ли скоро подвернётся.

Он нагнулся к Полозовой:

– Скажите, это не будет неудобно, если я попытаюсь с ними поговорить? Поскольку это рабочие с моего участка…

– Вы? А знаете, это неплохая идея!.. Товарищ Ерёмин, мистер Кларк хочет сам поговорить с рабочими своего участка. Это наверняка произведёт впечатление. Как вы думаете?

– Американец? А ну, валяй, пусть попробует.

– Давайте, мистер Кларк. Это будет очень хорошо.