Только два часа спустя сквозь лабиринт дувалов[4] упрямый фордик прорвался в город с торжествующим рёвом сирены, и встрепенувшиеся деревья осыпали приезжих густыми брызгами тени.

Слепые глиняные мазанки обступили дорогу, как молчаливые нищие. В мазанках не было окон, на плоских глинобитных крышах не было труб, а выдолбленное в крыше узкое отверстие походило скорее на дырку в копилке, через которую милосердный аллах бросает правоверным дырявую монету своей милости. Нищенский вид жилищ не свидетельствовал о щедрости всевышнего.

Белые одноэтажные дома европейского типа, разбросанные среди зелени, говорили о том, как возникает здесь город, пробивая глиняную скорлупу кишлака.[5]

В комнатах европейских домов, где разместили Кларка, Баркера и Мурри, мебель состояла из складной кровати, стола и двух табуреток. От новеньких табуреток, от свежевыстроганного пола пахло лесом, смолистым и далёким, как воспоминание.

В столовой техперсонала густо звенели мухи. Облепленные мухами копны чёрного хлеба шевелились, как муравейник, в седом пару дымящихся тарелок.

Комната с выстроганным полом встретила Кларка древесной прохладой. После мушиного удушья столовой она показалась сосновой шкатулкой, завезённой сюда с далёкого хвойного Севера.

В шкатулку постучали. Вошёл красивый таджик, с лицом полированным и пристальным, и девушка в белом. На голове у девушки была остроконечная шаршауская тюбетейка. От русых крыльев ровно подстриженных волос, как от опущенных наушников красноармейского шлема, лицо казалось настороженным и строгим.

Девушка первая заговорила по-английски:

– Это товарищ Уртабаев, заместитель главного инженера нашего строительства, первый советский инженер-таджик, а моя фамилия Полозова, я студентка ВТУЗа, приехала сюда на годичную практику. Временно прикомандирована к вам в качестве переводчицы и техпома. Если вы не очень устали с дороги, товарищ Уртабаев сможет вас ознакомить в общих чертах с положением нашего строительства.

– Пожалуйста, – засуетился Кларк, подвигая гостям табуретки, а сам садясь на кровать. – Я буду очень рад хоть немного ознакомиться со строительством. К сожалению, перед отъездом сюда я получил лишь самые общие сведения.

– Товарищ Уртабаев пришёл как раз пригласить вас, мистер…

– …Кларк.

– …мистер Кларк, на производственное совещание инженеров. Совещание начнется через два часа. Там подробно будут обсуждаться все очередные вопросы строительства. Товарищ Уртабаев хотел предупредить вас, чтобы вы не впадали в уныние, ознакомившись с положением дел на сегодняшний день. Вам у себя на родине не приходилось, вероятно, никогда работать в таких трудных условиях. Сто двадцать километров от ближайшей железнодорожной станции, сто двадцать пять километров от пристани, отсутствие мало-мальски сносных дорог. Только в этом году мы начнём прокладывать к пристани узкоколейку. Пока единственные средства транспорта – это лошадь, верблюд и грузовая машина, которая на здешних дорогах очень скоро выходит из строя.

Она говорила быстро, с приятным русским акцентом. Слушая её деловой отчёт, Кларк подумал, совершенно некстати, что веснушки на её небольшом вздёрнутом носике похожи на крупинки золотого песка: если послюнявить платок и потереть им этот носик, на платке, наверное, осталась бы золотая пыльца.

– Если вы примете во внимание, что в этих условиях мы должны будем перебросить сюда двадцать шесть экскаваторов, – больше, чем их работало у вас на Панамском канале, – вы можете себе представить, с какими трудностями это связано.

– Я знаю по опыту других ваших строительств, что русские умеют выполнять невыполнимое, – сказал галантно Кларк.

– Здесь не Россия, а Таджикистан, и строят не русские, а таджики. Русские только помогают таджикам.

Кларк подумал, что по сути дела веснушки вовсе не украшение и что девушки с чистой кожей всегда приятнее.

– У нас в Америке всех советских граждан называют русскими, поэтому извините мне мою ошибку, – сказал он с нарочитой любезностью. – Пожив у вас в СССР, я несомненно выучусь лучше разбираться в ваших вопросах. А таджикскому инженеру скажите: уезжая из Америки, я знал, что вам, наверное, трудно строить здесь одним, без помощи иностранных капиталов, и я буду стараться всячески помочь вам в вашей работе.

Девушка посмотрела очень внимательно на Кларка, потом повернулась и перевела Уртабаеву. Уртабаев встал, крепко пожал руку американцу, и оба они весело рассмеялись.

Рассмеялась и девушка.

– Ну вот и хорошо. Будем работать вместе. Думаю, что и я от вас кое-чему выучусь.

«Она убеждена, что всё знает лучше меня, – раздосадовано подумал Кларк. – И вообще этот снисходительный тон, с которым она читает мне нотации, по меньшей мере неуместен».

Он находил, что веснушки определённо портят её лицо.

Он подчёркнуто повернулся к Уртабаеву, попросил его рассказать подробнее о строительстве, – сведения эти в равной степени интересуют его американских коллег, – и, не дожидаясь ответа, вышел позвать Баркера и Мурри.

Минуту спустя он вернулся с Мурри. Баркер отказался прийти, пока не побреется.

Уртабаев жестом хозяина, расстилающего перед гостями дастархан, разложил на столе синюю карту.

Окна выходили на деревянную веранду. На веранде возилась зыбкая блондинка с распущенными мокрыми волосами, в прозрачном, как дождь, халате. Халат, сползая, обнажал плечо. Женщина держала в руках таз с мыльной всклокоченной водой. Перегнувшись через перила, она выплеснула воду на дорогу. В воздухе повисли два мыльных пузыря.

Кларк с удовлетворением отметил, что женщина на террасе значительно красивее Полозовой.

– О нашей долине дала вам представление дорога на автомобиле из Сарай-Камара, – перевела Полозова. – Как вы видели, это огромное пустынное плато, тянущееся между двумя горными хребтами и занимающее площадь около двухсот тысяч га. Если вы заметили, на плато имеются следы древнего орошения. По преданиям, во времена Александра Македонского вся эта долина была орошена и густо населена. Река Вахш, которая в четырёх километрах отсюда пробивает горы и вырывается на равнину, течёт на протяжении двадцати пяти километров по прямой линии, затем поворачивает на юг и, сливаясь с Пянджем, образует Аму-Дарью…

…Женщина на веранде наклонила голову и рукой направила течение волос. Волосы густой струёй потекли по лицу, и лицо исчезло под золотым чачваном.[6] На спине, между лопаток, обозначилась крохотная впадинка.

– Вахш, ударяя с силой, свойственной горным ледниковым рекам, в левый берег, уносил ежегодно породу, омывая головные сооружения арыков. Население вынуждено было постепенно спускаться вниз по течению, выбирая всё новые места для головных сооружений. В настоящее время из двухсот тысяч га долины туземная оросительная сеть охватывает не больше шестнадцати процентов. Вся остальная долина с течением столетий превратилась в выжженную солнцем безводную пустыню. А между тем река Вахш отличается исключительным обилием воды и составляет двадцать восемь процентов в общем водном балансе аму-дарьинской системы…

…Женщина на веранде кончила расчёсывать волосы и отбросила их назад. Усевшись легко на перила, она подставила рассыпавшуюся гриву волос косым лучам уходящего солнца…

– Заслоненная горами долина по своим климатическим условиям и температуре (от 70 до 80 градусов) сходна с Северной Африкой и Месопотамией. Опыты, проведённые агрономом Артёмовым, доказали, что в этой полосе прекрасно может произрастать египетский хлопок. Начав с четверти га, посевы египетского хлопка в южном Таджикистане превысили в данное время шестнадцать тысяч га. Из двухсот тысяч га долины сто десять тысяч подвергаются орошению. Восемьдесят процентов этих земель будут пригодны под египетский хлопок, что даст ежегодно свыше трёх с половиной миллионов пудов высококачественного волокна…