Дверь срезала кабель — это было первое, что увидел Василий. Ольга валялась без сознания поперек «драконьей» кушетки, похожая на жертву, разложенную на алтаре. Георгий сидел на полу у стены, мотал головой и отфыркивался. Хафизулла если и терял сознание, то сейчас был в полном порядке: он стоял в стойке боевого ожидания лицом к двери.

Дверь оказалась тоже вся в рыбках, как и стены. Обрывок кабеля змеился по полу. Несмотря на то, что кабель был срезан, «алтарь» продолжал шипеть, разбрасывая в стороны разноцветные искры. Искры эти и освещали комнату вместо потухших лампочек… Нет, свет был слишком ярким. Василий понял наконец, что свет идет из окон. Но ведь это невозможно! Там камень! Или…

Где-то Василий уже видел такой свет. Розовый туман, почему-то казавшийся страшным. Серые туники, овальные плафоны на потолке, таможенники с сетями… Таможенники? Свиные уши! «Римляне»! «Призраки»! Розовый туман светился за воротцами, установленными на второй палубе Императорской Триеры! И «римляне» уходили туда, в туман, волоча за собой сети с пленниками.

Василий встал, отряхнулся.

— Хаф, взгляни на окна.

Измаилит медленно кивнул.

— Да. Что это?

— Не знаю, что, но я это уже видел. Похоже, мы в самом логове врага.

— Красиво в этом логове. Розово. А вот аппарат сдох, я даже отсюда вижу, — сказал Георгий. Он все еще сидел у стены, но, кажется, был в порядке.

Василий подскочил к Ольге, пощупал пульс на шее. Слабый пульс, но ровный. Принцесса оставалась в шоке. Наверное, так даже лучше. Василий поудобнее устроил ее на кушетке, подошел к окну. Розовый туман начал рассеиваться, проглянуло черное небо… Небо? А где же зиккурат?

Туман рассеялся окончательно, свет в комнате померк, но не совсем: в небе ярко сияли звезды и многочисленные разноцветные луны. Количество лун Василий не мог определить, потому что они носились по всему небу, как угорелые. И звезды… У Василия отвалилась челюсть: звезды тоже плыли густыми извилистыми потоками. Потоки пересекались, закручивались водоворотами, меняли направление. Но ведь так не бывает!..

За спиной раздалось тихое шипение. Василий обернулся в прыжке, выхватил бластер. Дверь открывалась. Хафизулла был готов броситься на любого, кто войдет — но никто не вошел. За дверью тоже сияло небо, переливаясь звездными потоками. Огненными ядрами пролетали луны. А зиккурат, судя по всему, исчез.

Василий подошел к двери, выглянул наружу. До горизонта тянулась абсолютно гладкая зеркальная равнина. В ее поверхности отражалось немыслимое небесное движение. Развалины города, лагерь, обломки шлюпки — все исчезло вместе с зиккуратом.

— Георгий, мы с Хафом пройдемся.

Георгий оторвался от созерцания аппарата, вскочил на ноги.

— Я не…

— Ты не двинешься с места, пока не разберешься, что там накрылось в этой технике, понял? И Ольгу охраняй заодно — она ведь твоя принцесса.

— Есть, архонт.

Георгий присел на корточки возле «алтаря» и принялся озадаченно вглядываться в развороченные взрывом внутренности аппарата. Василий первым шагнул на зеркальную поверхность — и сразу же упал, поскользнувшись. Лед! Странно: лед вовсе не был холодным. В стерильно-чистом воздухе тоже не чувствовалось мороза. Василий осторожно поднялся на четвереньки. Встал. Оглянулся. Здание, из которого он вышел, ничем не напоминало прежний зиккурат. Оно, скорее, было похоже на легендарный рогатый шлем Искандера, которого византийцы называют Александром Македонским. Правда, рога у самого верха неожиданно загибались вниз и кончались не остриями, а рыбьими лицами. Именно лицами, а не головами: рты рыб были презрительно изогнуты, а в металлических глазах горела настоящая разумная ненависть. Третье металлическое рыбье лицо венчало вход в странное здание. Все здание также было металлическим. Да и здание ли это? Судя по всему, в зиккурате была замурована машина, способная перемещаться… Куда? А может, не «куда», а «когда»? Василий поежился, вспомнив знаменитый роман Бектера Уэлльского. Впрочем, ни историки, ни футурологи ничего не говорят о временах, когда в небе носятся луны и текут звезды и когда под ногами был (или будет) твердый, но теплый лед… Василий посмотрел себе под ноги и чуть снова не упал: из-подо льда к нему тянулись челюсти гигантского жука. Тело жука уходило вниз, терялось в ледяной темноте, но можно было догадаться, что весь жук размерами превосходит слона. Нет, бояться нечего: жук был явно мертвый, навечно вмурованный в лед.

— Вам нравится, эмир?

К Василию скользил Хафизулла. Скользил он не со стороны здания — видимо, уже успел прогуляться.

— Мне больше нравится небо.

— А мне — энтомологическая коллекция у нас под ногами. Я обошел то, что осталось от храма…

— И как?

— Здание круглое, внутри — только комната, откуда мы вышли. Я заглядывал в окна, один раз постучал. Наш друг инженер чуть в обморок не упал, прямо на свою принцессу. Зато под ногами я видел двух комаров с размахом крыльев, как у десантного планера, и еще бабочку… Знаете, я ее даже всю обойти не смог — такая здоровая, крылья зеленоватые, переливаются. Зато тело… Я никогда не думал, что бабочки, если не считать крыльев, настолько противные!

— Может, это и не бабочка вовсе?

Василий не мог оторваться от неба. Вот две луны, голубая и золотая, бесшумно столкнулись — но не раскололись, как он ожидал, а разлетелись в стороны, словно костяные шары. Третья луна, серо-стального цвета, сделала резкий поворот и пошла по спирали.

— Эмир, вы были в Янтарной Комнате?

— Нет. После того, как отец женился на моей матери, его перевели с Земли на Крезидху. Боялись нового скандала: отцу ведь по рангу можно иметь четыре жены. Но он у меня такой: он взял себе наложницу местную, с тремя ушами. Это, правда, не сочли за скандал. Я так и вырос на Крезидхе. А потом уже, в Коллегии да в Корпусе у меня просто времени не было по музеям ходить.

— Понятно. А нас в школе водили на экскурсию. Я учился на Земле, в Равенне, в школе искусств…

— Как же тебя в хаши угораздило?

— А я из всех искусств предпочитал боевые. Так вот, в этой комнате — такие же насекомые, только маленькие и в янтаре. А тут — льдина. Красота!