За ужином к ним присоединились остальные, чему Мелисанда очень обрадовалась. Разговор шел на общие темы: от политики – излюбленной проблемы для обсуждения на вечеринках в салоне Фенеллы – до литературы. Мелисанда быстро научилась вести себя благоразумно, и если в процессе обсуждения не могла добавить ничего существенного, то просто молчала. Фенелла часто повторяла, что девушке лучше казаться тихоней, чем дурочкой.

Одна из присутствующих на вечеринке дам заинтересовалась платьем Мелисанды и стала прикидывать, как оно будет выглядеть в цвете бордо. В обязанности Мелисанды входило обсудить с дамой бордовое платье, которое та, возможно, пожелает заказать, предложить не большие изменения, чтобы сделать его приемлемым для более зрелой, чем у нее самой, фигуры. Задачу свою Мелисанда успешно выполнила, а ничто не могло доставить ей большего удовольствия, чем когда после данного ею совета платье удавалось продать. Она чувствовала, что таким образом оправдывает свое уютное существование в этом странном мирке.

Разговор перешел на бедняков. В последнее время все любили поговорить о бедняках, как будто только недавно обнаружили их существование. Фенелле уже давно было известно об их проблемах, однако она только сей час смогла пробудить к ним всеобщий интерес. На любом приеме находился вспоминавший Библию: «Но ведь Христос сказал: „Блаженны нищие духом“, а это значит, что всегда будут существовать бедные и богатые. Так зачем же поднимать такой шум вокруг того, что естественно и неизбежно?» Другие же в ответ цитировали «Песнь рубахи» или «Оливера Твиста». В их группке завязалось обсуждение «Плача детей» и нового романа «Конингсби», написанного тем самым евреем, который, по слухам, собирался возглавить движение протекционистов среди тори.

Самые смелые собеседники затронули последнее представление Фанки Кемби; но Мелисанда хранила молчание – не потому, что не могла принять участие в обсуждении, а из-за присутствия Фермора.

Он поднял свой бокал с шампанским и выпил за их будущее.

– Не представляю, какое у нас с вами может быть совместное будущее, если только… – начала она.

– Если только вы не одумаетесь? – закончил он за нее. – Обязательно одумаетесь, дорогая. Обещаю вам.

– … если только, – продолжала сна, – вы не измените своего поведения. Тогда, возможно, я захочу встретиться с вами и с Каролиной.

– Изменить… Изменить! – пропел он. – Как сейчас любят все менять. Одни сплошные реформы. Неужели мало им этих хлебных законов? Неужели обязательно нужно переходить на людей?

– Какое вам дело до других людей? – спокойно произнесла Мелисанда. – Ведь вы же эгоист, вас интересует только ваш маленький мирок, в центре которого – Фермор Холланд.

– Не обманывайтесь. Все мы находимся в центре своих маленьких мирков – даже все эти ваши ученые друзья, которые болтают о литературе, политике и реформах. «Послушайте меня! – говорят они. – Послушайте, что я вам хочу сказать». И я говорю то же самое, и если касаюсь других тем, то это ни в коей мере не значит, что я – больший себялюбец, чем все остальные.

– Зачем вы только сюда явились!

– Признайтесь честно: вы ведь этому рады.

Она немного помолчала и, заметив его улыбку, произнесла:

– Как странно видеть кого-то из той жизни, с которой, как мне казалось, я уже распрощалась.

– Вы ведь знали, что я появлюсь, правда? И всегда так будет, Мелисанда. Я всегда буду с вами.

Шампанское вскружило ей голову. Она выпила больше, чем обычно. Неужели она немного навеселе? В глазах Фенеллы это был непростительный грех. «Пить вино – благое занятие, – гласил один из ее постулатов. – Пьют ради общения. Надо учиться искусству пить, что значит – точно соблюдать меру. Выпить слишком мало – невежливо, слишком много – отвратительно».

Восприятие Мелисанды обострилось, и все представлялось ей с небывалой отчетливостью. Что она здесь делает? Зачем отец ее сюда прислал? Как он говорил, чтобы она обучилась шитью? Наверняка не за этим. А затем, чтобы научиться носить красивые платья и вызывать восхищение. Для чего? Краешком глаза она заметила Дейзи. На той было надето розовое платье с очень глубоким де кольте, в котором она выглядела как распустившаяся роза. Дейзи о чем-то договаривалась с одним толстяком. Через некоторое время они исчезнут, и до завтрашнего дня Дейзи не появится. «Вы и в самом деле не знаете, что это за заведение?»

Для чего Фенелла держит у себя девушек? Что здесь происходит? То ли это место, куда заботливые отцы присылают своих дочерей? В самом ли деле Фенелла – добрая покровительница, какой представлялась Мелисанде? Как называются подобные заведения, где живут и работают девушки вроде Дейзи, Кейт и Мэри Джейн? А женщины, которые содержат подобные заведения и организуют подобные приемы? Неужели это – бордель для высшего общества? А мадам – его хозяйка? С какой целью направляют сюда девушек?

Нет, это он, этот человек, вложил в ее голову дурные мысли. Фенелла к ней так добра. Мелисанда здесь счастлива. Не потому ли она верит в это, что хочет верить, ведь иначе она не знала бы, как ей поступить?

Ничто не может поколебать ее мнения о доброте Фенеллы. Она приехала сюда, растерянная и измученная, а под крышей этого необычного дома получила такое утешение, о каком и не мечтала.

Фермор взял у нее бокал и поставил на стол. Мелисанда поднялась с места.

– Вернемся в салон, – предложил он, взял ее за локоть и крепко сжал.

Мелисанда порадовалась этой поддержке. В коридоре больше никого не было.

– В столовой столько народу, там невозможно говорить, – сказал Фермор. – Мы можем где-нибудь уединиться… на пять минут?

– Вы знаете, – смутно донесся до нее голос, непохожий на ее собственный, – почему меня сюда прислали?

Фермор кивнул:

– И я хочу, чтобы вы отсюда уехали. Подобное заведение – не для вас, вам здесь нечего делать.

– Я вас не понимаю.

– Разве такое возможно?

Открыв какую-то дверь, Фермор заглянул внутрь. Обнаружив, что в маленькой гостиной никого нет, втащил туда Мелисанду и заключил ее в объятия.

– Я не позволю вам здесь оставаться, – страстно произнес он.

– Если здесь существует какое-то зло, то это вы его с собой принесли. До сих пор…

– Это я привел сюда проституток и поставил кровать плодородия? Что сейчас творится в этом здании… в эту минуту? Интересно, какие тайны можно обнаружить, если как следует поискать?

– Но вы сказали, что мадам Кардинглей – друг вашему отцу… и сэру Чарльзу тоже.

– Мой отец – человек своего поколения. Я его люблю и уважаю. Сам во многом на него похож. Он сюда иногда заглядывал, но никогда не привел бы в это заведение мою мать или сестер. Готов поклясться, сэр Чарльз прислал вас сюда, чтобы вам подыскали муженька. Фенелла же держит под этой крышей ярмарку ублюдков.

Мелисанда вырвалась из его рук.

– Всего хорошего! – бросила она.

Рассмеявшись, Фермор снова ее обнял:

– Неужели вы думаете, что, когда мы наконец-то остались с вами наедине, я вас отпущу? То, что я имею вам предложить, по сравнению с этим местом – сама благопристойность.

– Я вам не верю.

– Давайте не будем ссориться и насладимся несколькими минутами уединения. Ах, Мелисанда, знай я, как сильна моя страсть к вам, ни за что не женился бы на Каролине.

– Это вы сейчас говорите, когда ваша свадьба уже состоялась, – возмущенно произнесла Мелисанда. – Теперь можно говорить все, что угодно.

– Я не кривлю душой. Вы не идете у меня из головы. И вам тоже не удастся скрыть от меня своих чувств. Мы созданы друг для друга. И не возражайте.

– Но я буду возражать… Буду! – Голос ее дрожал. К своему ужасу, она обнаружила, что перешла на крик.

Фермор поднял ее и отнес на диван. Присел рядом, не размыкая рук. Теперь он был мягок и нежен, так не отразим, что она ничего не могла с собой поделать.

Некоторое время они молчали. Мелисанда знала, что все ее возражения бесполезны. Она выдала себя и чувствовала, что он торжествует. Ей не оставалось ничего другого, как, оставаясь в его объятиях, позволить ему вытирать своим носовым платком ее слезы.