Изменить стиль страницы

– Я в этом убежден, – горячо ответил отец Хит. – Никогда не забуду, как мы с Пилар оказались вдвоем в тайнике под часовней. Я знал, что ей предначертано быть одной из нас, и был в отчаянии, когда она пере стала приходить за наставлениями.

– Капитан будет отсутствовать два года, а может быть, еще больше, – сказала леди Харди. – Уверена, что Господь дал нам это время, чтобы мы исполнили его волю. Если дети поженятся, а Пилар переедет сюда и сможет получать ваши наставления, то к моменту возвращения капитана она будет не только счастливой женой, но и доброй католичкой.

– Я вижу в этом руку Божью, – промолвил отец Хит. – Мы спасем не только душу Пилар, но и души многих других. Мне было не по себе после первой встречи с Пилар. Она славная девочка и сдержала слово хранить тайну, но она еще молода, и если ее станут расспрашивать, применяя хитрости, то кто знает, возможно, ей будет трудно не выдать нас. Но если бы она была с нами – одной из нас, – думаю, мы могли бы чувствовать себя в большей безопасности. Да, я определенно вижу в том руку Божью.

– Мы должны подготовить детей к свадьбе! – возбужденно воскликнула леди Харди. – Должны дать им почувствовать, что они уже не маленькие. Я устрою бал и банкет, мы воспользуемся случаем и позволим Пилар и Говарду осознать, что они быстро приближаются к возрасту, пригодному для брака.

По случаю бала большой холл был пышно декорирован. На стенах, среди знамен и оружия, висели гирлянды листьев. В помещении стояли цветы из сада. В центре был установлен длинный стол, на котором стояли мясные блюда и всевозможные пироги, а посередине красовался торт, представляющий миниатюрную копию Харди-Холла. Помимо этого, на столе находилась кабанья голова, пролежавшая несколько дней в рассоле, бараньи ноги, говяжий филей, молочные поросята, фазаны, павлины, зайцы и рыба всех видов.

После банкета слуги поспешно убрали стол со всем содержимым, и некоторые из знатных гостей стали танцевать бранль, который, по их словам, стал очень моден при французском дворе. Местные жители старались им подражать. Раскрасневшаяся и возбужденная Пилар танцевала с Говардом, заявляя, что это самая счастливая ночь в ее жизни.

– Я бы хотела, чтобы у нас был бал каждую ночь, – сказала она.

– Ты бы устала от балов.

– Вовсе нет! Я бы танцевала всю ночь напролет и никогда не уставала.

– Со временем тебя бы заинтересовали другие вещи. Пока ты еще очень молода.

Она посмотрела на Говарда, на тонкие черты лица, постоянно хранившего встревоженное выражение, и ощутила огромное желание утешить его.

– Пилар, – спросил он, – ты хочешь выйти за меня замуж?

– Конечно!

– Мы могли бы обручиться. Это была бы официальная помолвка, и ты смогла бы переехать к нам и жить в этом доме.

Пилар окинула взглядом зал: полный людей, он вы глядел совсем по-другому. Отверстие в стене казалось все го лишь дыркой в форме звезды.

Внезапно ей захотелось подняться в солярий и посмотреть сверху на переполненный холл.

– Давай поднимемся туда, Говард, – предложила она. – Нашего отсутствия никто не заметит. Я хочу посмотреть в дырку на танцующих.

– Пошли, – согласился Говард.

Они проскользнули под гобеленами, поднялись по лестнице и прошли через комнаты в солярий.

Пилар огляделась вокруг и поежилась. Солярий, освещенный проникающим сквозь окна лунным светом, выглядел куда более мрачно, чем днем.

– Как здесь тихо, – прошептала она.

Говард обнял ее, и Пилар прижалась к нему, притворяясь испуганной.

– Это таинственный дом, – сказала она. – Никогда не знаешь, что в нем может произойти.

– Я рад, что тебе нравится этот дом, Пилар, – отозвался он, – потому что он станет и твоим домом. Пилар, дорогая, как же нам повезло! Ведь люди часто даже не знают тех, с кем собираются вступить в брак, пока не состоится церемония. Такой брак был бы мне ненавистен. Но теперь я знаю, что ты станешь моей женой, и могу хотя бы не беспокоиться по этому поводу.

– А по– другому? Ты хочешь сказать, что тревожишься, так как я протестантка, а ты католик?

– Давай не думать об этом сейчас. Будем наслаждаться прекрасной ночью.

– Разумеется! – Пилар начала кружиться в танце, но не в том, который видела в холле, а в том, которому научилась у Бьянки.

– Это фаррака, Говард. Сейчас я сражаюсь с быком. Смотри! Я дразню его… он бросается на меня… я прыгаю в сторону… и он проносится мимо. Бык хочет убить меня, а я – его.

– Не говори об убийстве в такую ночь, – сказал Говард. – Иди сюда. Я думал, ты хочешь посмотреть на танцующих.

– Конечно, хочу! – Она подбежала к нему. – Как красиво они выглядят! Совсем по-другому! Я всегда думала, что холл кажется другим, если смотреть на него через отверстие. Разве это не интересно? Это все равно, что смотреть на жизнь других людей. По-моему, одно из самых увлекательных занятий – наблюдать за людьми, когда они не знают, что за ними наблюдают. Может, Бог поступает именно так. Представь Его видящим все, что мы делаем, и записывающим это в большую книгу. Но этим занимается ангел, верно? Сколько же таких ангелов должно быть – великое множество, и у каждого книга. Смотри! Кто это разговаривает с твоим отцом? Сейчас они подошли к твоей матери. Они выглядят испуганными. Ты дрожишь, Говард! В чем дело?

– Дрожу? Вовсе нет. – Он уставился на родителей, которые выходили из холла через прикрытый гобеленом проход к двум лестницам, ведущим к комнате, откуда было возможно пройти в часовню. – Вечно ты воображаешь Бог знает что, Пилар.

– Если я собираюсь выйти за тебя замуж, то должна знать, что здесь происходит, чтобы успокоить тебя.

Говард повернулся к ней и взял ее лицо в свои ладони.

– Пилар, я очень люблю тебя.

– Да-да! – нетерпеливо сказала она. – Но я хочу знать, что здесь творится. Сюда приходят какие-то люди. Они католики и приходят сюда прятаться?

– Когда ты станешь одной из нас, Пилар, то узнаешь все наши секреты. Их можно будет безопасно тебе доверить.

– Но я хочу знать их сейчас!

– Давай вернемся в холл. Нас могут хватиться. Пилар помолчала несколько секунд, потом ее взгляд устремился на секретер, и она вспомнила о другом отверстии. Ей безумно захотелось посмотреть в часовню, потому что она не сомневалась, что сэр Уолтер и леди Харди спешно направились именно туда. Пилар отодвинулась от Говарда.

– Куда ты? – спросил он. Но она уже пролезла за секретер и портьеры, отодвинула картину и смотрела в отверстие.

– Нет, Пилар! – воскликнул Говард.

Он подбежал к ней, но она уже увидела при свете свечей сэра Уолтера и леди Харди. Вместе с ними были два незнакомых человека, которые, судя по испачканной грязью одежде, прибыли после долгого путешествия.

Они разговаривали тихо и серьезно. Пилар не видела их лиц, но понимала по их поведению, что они привезли плохие новости.

– Пойдем отсюда, Пилар, – настаивал Говард. – Ты не должна подсматривать. Часовня – священное место.

Внезапно они услышали слова одного из незнакомцев:

– Весь заговор раскрыт. Гиффорд оказался шпионом Уолсингема.

– Матерь Божья! – воскликнул сэр Уолтер. – Это означает, что каждое письмо, приходившее в крепость и отсылаемое оттуда в пивном бочонке, было прочитано Уолсингемом, прежде чем попасть в руки тех, кому оно предназначалось? Какое коварство! Притворяться священником! Что же будет теперь?

– Мы с трепетом этого ожидаем, – ответил незнакомец. – Уже произведено много арестов.

Говарду, наконец, удалось оттащить Пилар в середину комнаты.

– Что это означает? – воскликнула она. – Что произошло? Кто такой Гиффорд?

– Ты ведь знаешь, кто такой Уолсингем?

– Конечно. Он государственный секретарь королевы.

– И величайший враг всех католиков.

– И он открыл что-то… в чем замешаны люди из этого дома?

– Пилар, ради Бога, не говори никому ни слова о том, что ты видела и слышала!

– Я умею хранить секреты.

– Если ты не сохранишь этот секрет, то можешь навлечь на нас страшную беду. Ты ведь собираешься выйти за меня замуж, значит, ты уже одна из нас.