В Днепропетровске мне пришлось сменить человека, которого знал еще до войны: П. А. Найденов был тогда председателем облисполкома. Фронтовик, активный, напористый руководитель, глубоко честный человек и мой хороший товарищ – помню о нем много хорошего. Однако были в его работе и недостатки, дела в области шли не блестяще, и кончилось все тем, что Центральный Комитет ВКП (б) поставил вопрос о смене руководства.

Мой жизненный опыт пригодился и здесь, в Днепропетровске. Помню первое знакомство с директорами крупнейших заводов. Шла уборочная, я спросил у Ф. Е. Ганзина, заведующего сельскохозяйственным отделом обкома: как у нас с транспортом? Ответ был тот, какого я ожидал: плохо. А городские машины? Он ответил, что разнарядка заводам – сколько какому отправить грузовиков – дана, но директора тянут, обманывают, а если и дают, то самые худшие.

В этом деле была порочная система: сверху – цифры, взятые с потолка, снизу – увертки людей, которым тоже надо выполнять свой заводской план. При этом и требующие, и отвечающие отлично знали, что если записано, к примеру, сорок машин, то ждут не больше двадцати, – это повторялось ежегодно. Я сел за телефон и попросил соединить меня с директором Никопольского трубного завода Н. А. Тихоновым. Поздоровался, представился, потом сказал:

– Обязательно, Николай Александрович, приеду к вам, но позже. А сейчас, пожалуйста, помогите – созрел отличный хлеб. Знаю, что вы хороший директор, знаю, что у вас хороший завод. Если сможете помочь уборке, будем очень благодарны. Только, прошу, лучших шоферов, исправные машины.

– Пятнадцать смогу выделить,– сказал он, подумав.

– Подумайте, посоветуйтесь с людьми. Жаль, если хлеб потеряем…

Примерно так же поговорил с другими директорами. Назначенного по разверстке числа грузовиков они на уборку не послали, но получили мы действительно хорошие машины и чуть ли не вдвое больше, чем в прежние годы. И этого можно было добиться всего лишь спокойным человеческим разговором.

К тому времени я уже основательно понял, что, даже расходясь с кем-то по принципиальному вопросу, по-человечески надо стараться работника не ущемить, не загнать в угол и не унизить. Можно сказать: «Ерунду порете!» – а можно, если человек говорит от души, сказать:

«Спасибо за совет, подумаем. А что, если попробовать так?..»

Я понял, что надо сдерживать эмоции, что на том посту, куда выдвинут партией, не имею права на необдуманное слово. Когда собирал людей на совещание, то действительно советовался с ними, давал каждому высказать мнение и не торопился со своим. А то ведь есть и такие товарищи – уловят «начальственную» точку зрения, и все, другого мнения уже не услышишь.

Руководитель всегда на виду и потому не может проявлять растерянность, слабость. Что бы ни было на душе, обязан быть собранным, бодрым и нервы должен держать в узде, чтобы и люди получали от него заряд уверенности. Порой мы недооцениваем роль юмора, а ведь очень часто можно и шуткой помочь делу.

Важным рычагом в подъеме сельского хозяйства, в борьбе за хлеб мы считали в то время шефскую помощь заводов колхозам. Особенно важны были крытые тока, и можно было бы, конечно, снова начать с разнарядки, о приказов, взысканий, но я поступил по-другому. Как-то собрались в обкоме директора Ф. Н. Балакин, Р. И. Попов, И. И. Коробов, П. В. Савкин и другие, беседа шла о заводских делах, а я вдруг сказал:

– Вот мне передали, что Петр Васильевич изъявил желание оборудовать двадцать крытых токов.

Савкин, директор завода имени Ленина, в будущем Герой Социалистического Труда, даже поперхнулся:

– Нет, Леонид Ильич, двадцать не вытяну. Девять – это еще куда ни шло.

– Ну что же, договорились! A что скажет Илья Иванович?

Потом мы все смеялись, но дело сдвинулось с места. Или другой случай. Летом, в самую жару пригласил к себе председателя облплана и заведующего отделом местной промышленности обкома. Поговорили об очередных делах, и как бы между прочим я спросил:

– Неплохо бы выпить хлебного кваса, а?

– Хорошо бы! – кивают оба.

– В области он производится?

– Нет… пока.

А я нажал кнопку, и, как было условлено, в кабинет внесли жбанок с квасом, принесенный одной из сотрудниц из дома.

– Угощайтесь…

Облпланом заведовал Г. М. Дрюченко, старый мой знакомый, с которым мы служили еще в Забайкалье в одной танковой роте. Он-то сразу понял, куда я клоню.

– Как, Григорий, – спрашиваю, – хорош квасок?

– Займемся, – отвечает. – Сегодня же соберем людей.

– Как же вам не стыдно,– говорю. – Если здесь у нас жарко, то что же сейчас у мартенов, у доменных печей? Чем рабочему утолять жажду? Кто как не облплан, не местная промышленность должны были об этом подумать? Когда сделаете? Сроки!

Дошло: в то же лето квас появился в городе.

Люди есть разные, и говорить с ними тоже надо по-разному, а иной раз и молчание бывает красноречиво. На заводе Петровского было острое положение с пуском рельсобалочного цеха. Сроки на исходе, а там недоделки, споры между проектировщиками, строителями, субподрядчиками – пришлось собирать их в обкоме партии. Междоусобица продолжалась и здесь – в основном все нападали на завод, который-де затягивает приемку. Тогда встал начальник рельсобалочного цеха и стал загибать пальцы: там болты не затянуты, там деталь не на месте, там электрика не отлажена – не может он подписать акт, ему же на этом стане работать.

Все высказались. И, как водится, ждали резюме первого секретаря, может быть, и нахлобучки, но я спросил только:

– Товарищи, всем ясно, что надо делать?

– Ясно, – отвечают.

– Тогда идите и делайте.

Вот и все заключительное слово. Я увидел, что люди, еще готовясь к совещанию, разобрались в своих неувязках, ощутили свою ответственность. Важно было дать им почувствовать, что областной комитет партии следит за этим важным объектом и верит, что они с заданием справятся. Так оно и вышло.