– Всё только начинается, – вдруг сказал он. Лин согласно кивнул. – Я понял… Рыжий, ты просто гений.

– Я знаю, – довольно сказал Лин, словно озеро было его личной заслугой. – Только не во мне дело. И не в тебе. А в том, что мы с тобою, два хилых дурака, почему-то решили, что в этом мире возможны только плохие события. Так вот что я тебе скажу – радости я тут тоже вижу предостаточно. Погляди, вон мать с ребёнком уток кормят…

– Хорошая мысль, Лин. Хлеб я взял. Будешь?… – Пятый спрашивал просто по инерции, сам же он продолжал смотреть, запоминая и привыкая…

– Спросил! Доставай. Только сядем…

– Хорошо, пойдём. Великолепно, Лин. Я даже немного счастлив…

– Я так соскучился по всему, – печально сказал Лин. – Небо, музыка, люди… так всего этого не хватает, что хоть плач. А временами… когда вообще ни про что не помнишь… когда там… когда совсем плохо… становится страшно, что никогда больше не получится ни поскучать, ни потосковать…

– Да, рыжий, ты прав. Это – самое худшее и есть. Что говорить… я, к примеру, почти совсем разучился это делать.

– Я заметил, – кивнул Лин, – и испугался. Тебе совсем плохо стало тогда?

– Да, рыжий. Отчаяние… или нет… – Пятый передёрнул плечами. – Безучастность. И отрешённость. А тут… Жизнь. Какая никакая, а всё же жизнь. Мне почти хорошо, Лин.

– А почему почти? – Лин отломил от батона горбушку.

– Смерть, Лин. И не важно, когда она была рядом с тобой – давно или недавно. Она была, ты про это знаешь – и всё. Этого довольно, чтобы никогда не быть счастливым. Никогда. Страшно… Она же всё равно есть, подлая. Что ей стоит…

– Прекрати, – попросил Лин. – Слушать тошно. Ешь, давай, пока я один весь батон не сожрал…

Некоторое время они молчали, каждый думал о своём. Потом Лин робко спросил:

– А когда мы с тобой двинемся назад? Или ты решил не…

– Давай через неделю, – предложил Пятый. – А пока… раз можно отдыхать – надо этим пользоваться. Так?

– Так. вот хорошо-то!… Живём, Пятый. Ешь, сказал!

Хорошо уметь помнить не только про боль. Можно теперь помнить про озеро в осени. Через неделю они вернулись назад, на третье. Встреча, конечно, была выше всякой критики, но… тех фатальных последствий, которых ждал Пятый, не наступило. Да, побили. И что с того?… Ведь к этому тоже можно привыкнуть. Это – еще не самое страшное… Ведь можно помнить, что где-то осталось озеро…

Игорь

– А ну, поддай ему! – орал в исступление Коля. – Чего стоишь, Андрюха, а ну покажи класс!

Лин бросился в сторону, прикрывая руками голову, оступился… Он не мог сопротивляться, он слишком устал, чтобы дать хоть какой-то отпор. А они веселились! Погибающий человек перед ними был забавой, просто забавой. Средством от скуки. Удары следовали один за другим, как град. Они не собирались останавливаться, они были пьяны и им было весело. Кто-то ударил под дых, да так сильно, что у Лина перед глазами волной стала вставать чернота. Гаснущим, уплывающим сознанием он ещё понимал, что случилось что-то плохое, слишком плохое для него… но тут кто-то, кто стоит по ту сторону добра и зла, наконец смилостивился, и для Лина всё исчезло.

Пятый стоял в верхней части зала, с другими “рабочими”. Вернее, стоял он один, все остальные, пользуясь передышкой, давно легли. Пятый следил за происходящим в каком-то оцепенение, он боялся подойти и что-то сделать. Но когда Лин вдруг упал, а надсмотрщики, почуяв неладное, отскочили от него в разные стороны, Пятый тотчас бросился вниз. Внутри у него всё сжалось. Ещё на бегу он отметил, что лицо рыжего заливает какая-то неестественная ужасная бледность. Он видел на мордах вмиг протрезвевших надсмотрщиков страх, настоящий, неподдельный страх. Пятый упал на колени рядом с Лином и приник ухом к его груди. Ничего! О Боже… скорее…

Никогда раньше ему не случалось проводить реанимацию, но сведения, что копились все эти годы, не пропали втуне. Он сориентировался мгновенно, подсознание сработало даже прежде, чем он понял, что делает. Как там рассказывал это врач, не-помню-как-его-звали? Шесть нажимов, один вдох? Да, правильно… терпи, рыжий, я здесь, я тебя не отпущу… держись… Надо же ещё что-то подложить под плечи… Пятый содрал с Лина балахон, скомкал его и сунул рыжему куда-то под лопатки. Не отвлекаться!

– Давай, рыжий… – просил он. Руки – на грудину, всё правильно. Раз, два, три, четыре, пять, шесть… вдох… – Лин, ну давай же!… Держись…

Минут через десять, когда у Пятого уже стала кружиться голова от изнеможения, его усилия увенчались успехом – Лин вдруг вздрогнул, по его телу прошла судорога, он с болезненным долгим стоном выдохнул и закашлялся, жадно хватая ртом воздух. Пятый упал на колени рядом с ним, не зная, что делать дальше, чем ещё можно помочь. Он пододвинулся к другу поближе и, вытащив балахон у того из-под лопаток, пристроил его Лину под голову. Тот дышал уже немного спокойней, худая истерзанная грудная клетка уже не ходила ходуном так, как это было в первый момент. Мертвенная бледность исчезла, веки Лина слабо вздрогнули – он начал приходить в себя. Только тогда Пятый нашёл в себе силы оглядеться. Совсем рядом с ним стоял Андрей… очень близко… Пятый покосился на дверь в зал. Закрыто. Голова уже почти не кружилась.

– Оклемался? – спросил Андрей Пятого.

– Да, – тихо проговорил Пятый и молча бросился на Андрея. Тот ничего не успел понять – ведь только что Пятый сидел перед ним, и вдруг Андрей осознал себя лежащим на полу, а его с виду немощный и тщедушный противник уже стоял над ним… с его же пистолетом в руке!

– Пошёл вон, – приказал Пятый едва слышно. – И не вздумай сунуться сюда в ближайшие два часа.

Он плавно повёл пистолетом в сторону двери, не сводя глаз с своего противника. Тот пошёл туда, куда приказывал Пятый, но на пороге остановился.

– Ты ещё мне за это заплатишь, сволочь. И не позже, чем сегодня, – процедил он сквозь зубы. Сплюнул на пол, повернулся и вышел.

– Пятый… – послышался слабый голос, – что случилось?… – Лин говорил невнятно, еле слышно. – Больно как…

– Лежи, милый, – Пятый снова опустился на колени рядом с Лином. – Тебе пока что надо отдохнуть…

– Что случилось?… – повторил Лин.

– Ты едва не умер, но всё обошлось, – успокаивающе сказал Пятый.

– А это что?… – спросил с недоумением Лин. Взгляд его упал на пистолет, который Пятый всё ещё сжимал в руке.

– У Андрея позаимствовал. На всякий случай.

Лин слабо вымучено улыбнулся и прикрыл глаза. “Здесь холодно, – подумал Пятый, – в “тиме” ему было бы теплее. Ладно, где наша не пропадала!” Он стащил с себя балахон и осторожно одел успевшего заснуть Лина. Сам он просто сел рядом с другом и попытался думать о чём-нибудь другом. Только не о том, что его ждёт дальше. Два часа прошли незаметно, затем дверь зала распахнулась и в него вошли трое надсмотрщиков с АКМами в руках.

– Чего вы пересрали-то? – спросил Игорь. – Он в вас стрелять не будет, придурки. Он этот… пацифист.

– Ты знаешь, как он меня двинул? – возмутился Андрей. – Ничего, я его сейчас…

Пятый встал им навстречу и их разговор в мгновение ока скомкался и оборвался. Он стоял между этими ненавистными людьми и своим другом, сам еле живой, на подгибающихся ногах, казалось бы беззащитный перед тремя сытыми здоровыми мужиками… но они почему-то разом смолкли и во все глаза уставились на него. Пятый медленно поднял пистолет, держа его двумя руками. Он выпрямился, глубоко вздохнул и встал в стойку – мало ли что, а вдруг… Во всех его движениях чувствовалась огромная усталость, но вместе с ней – несгибаемая железная воля, которая и заставляла двигаться это измученное тело. Неподвижно стояли друг напротив друга эти люди, и казалось – вот-вот случится чудо и в этом молчаливом поединке победит тот, кто заслуживает эту победу не по праву сильного, а тот, чьё право на победу отвоёвано чем-то совсем другим. Но тут Лин вдруг тихо вскрикнул во сне, Пятый на секунду отвернулся – и в тот же момент раздался выстрел. Пятый с каким-то болезненным недоумением посмотрел на своё левое плечо, из которого почему-то вдруг брызнула кровь и, всё ещё не чувствуя боли, медленно, словно нехотя, опустился на пол рядом с Лином.