…Теперь,спустя почти сто без малого лет, о Распутине известно достаточно много, в томчисле и благодаря этим воспоминаниям моего деда. Но именно они, написанные всемнадцатом году в тюрьме, были первым подробным и достоверным рассказом ожизни и смерти Григория Распутина…

Вернусь вбольничные палаты тюрьмы “Кресты”, где мой дед писал эти воспоминания. В1917-1918 годах здесь сидели царские сановники, монархисты, великие князья.Вскоре к ним присоединились депутаты Государственной Думы и члены Временногоправительства. Соседом моего деда по камере был бывший депутат Думы и известныйразоблачитель провокаторов царских охранных органов В. Л. Бурцев. Койки СтепанаПетровича и Владимира Львовича стояли рядом. Они знали друг друга до тюрьмы, ноздесь по-настоящему подружились. Бурцев проделал сложный путь от революционерадо монархиста.

При царизме — поселенье,

при республике — тюрьма:

Бурцев понял изреченье,

что все “горе от ума”, -

приветствовал его В. М. Пуришкевич, тоже сидевший в“Крестах”. Он говорил, что не хочет даром есть хлеб, и попросился топить печь варестантской больнице. Роль Пуришкевича в убийстве Распутина хорошо известна. Впротивоположность Бурцеву он, ярый монархист, в последние годы империи полевел.Однако при Временном правительстве, когда бывшие сановники старались погрубеепечатно и непечатно выругать царскую семью, Пуришкевич отказался выступить поэтому поводу в газете: “Я никогда не принадлежал к породе вислоухих и отинтервью отказываюсь”.

Словом,если бы не трагизм положения, компания была бы веселой. Бурцев рассуждал нафилософские темы, Белецкий писал о Распутине, убийца Распутина Пуришкевич кололдрова и топил печь, декламируя свои сатирические стихи и о царских министрах, ио Временном правительстве. Стихи о Керенском написаны тоже не без его участия.

Зеркала в тиши печальной

Зимнего дворца

Отражают вид нахальный

Бритого лица.

В каждом зале без различья,

В каждом уголке

На свое глядит величье

Некто в пиджаке.

И, предавшись ослепленью,

Мнит “герой” страны,

Что затмит былые тени,

Тени старины.

Стихизаканчивались предсказанием, которое не замедлило сбыться, когда Керенскийбежал из Зимнего дворца.

И когда ты в жалкой спешке

Выйдешь на крыльцо,

Исказится без насмешки

Бритое лицо.

Передачизаключенным и свидания с ними первое время разрешались, и жена СтепанаПетровича Ольга Константиновна с сыном Владимиром навещала мужа, тотрассказывал о соседях по несчастью, расспрашивал о семье, очень волновался задочерей.

Кое-кого изполитических, сидевших в “Крестах”, стали выпускать на свободу. Соседу деда покамере Владимиру Львовичу Бурцеву удалось уехать в Париж, он издавалбелоэмигрантскую газету “Общее дело”. Пуришкевич, человек достаточно богатый, отдалвсе деньги на Красный Крест и отправился на юг России, пытался бороться среволюцией. В 1920-м умер от сыпного тифа. Большевики отпустили многих,арестованных при Временном правительстве, но С. П. Белецкого не отпускают, апереводят в Москву. Ольга Константиновна оставляет детей под присмотром материмужа Анны Нестеровны и тоже едет в Москву, надеясь попасть на прием к Н. В.Крыленко, у которого были “дела” бывших министров, в том числе и Белецкого.Останавливается у родственников на Малой Бронной.

В этойбольшой квартире, ставшей потом коммунальной, жили тогда моя пятилетняя мамаКсения со своей матерью Галиной Николаевной и дедушкой с бабушкой — НиколаемНиколаевичем и Марией Осиповной Шаблиовскими. …В эту квартиру по адресу: МалаяБронная, дом 12, квартира 19, приедет потом жить мой отец, Владимир СтепановичБелецкий. Здесь они с моей мамой поженятся, здесь появлюсь на свет и я. Отсюдазаберут в тюрьму в 1935 году моего папу. Но это все будет потом… А пока в концеавгуста 1918 года тут гостит Ольга Константиновна, советуясь с родственниками осудьбе мужа. Моя прабабушка Мария Осиповна Шаблиовская рассказывала мне, каквопреки очевидности они ждали положительного результата от приема у КрыленкоОльги Константиновны, жалели ее, утешали, понимая, что страшно ей за жизньмужа, тяжело и унизительно быть просительницей. И все-таки надеялись наосвобождение Степана Петровича.

НиколайВасильевич Крыленко был любезен, обещал разобраться, затребовал к себе “дело”.Ольга Константиновна не уезжает, записывается вторично на прием. Крыленко также любезен, дает понять, что Белецкого скоро освободят. Ольга Константиновнабыла полна самых радужных надежд, но всего через два дня из газет она узнала орасстреле мужа. Официально это подавалось как ответ Чрезвычайной комиссии наранение Ленина и убийство Урицкого.

Дедарасстреляли на Ходынском поле у казарм 5 сентября 1918 года. Вместе с нимрасстреляны священнослужители, деятели черносотенного движения, министрыцарского правительства. Среди них — председатель Государственного Совета И. Н.Щегловитов, бывшие министры внутренних дел Н. А. Маклаков и А. Н. Хвостов,епископ Селенгинский Ефрем, протоиерей Иоанн Восторгов, причисленный недавноПравославной церковью к новосвященномученикам Российским. Эти люди былиизвестны в России. И когда уже вырыли ров и доставили осужденных, русскиесолдаты отказались их расстреливать. Срочно вызвали латышей и китайцев,принимавших участие в революции. Как свидетельствует “Архив русской революции”(Берлин, 1923, т. 7, стр. 275): “За несколько минут до расстрела Белецкийнеожиданно бросился бежать, но китайцы ударами вогнали его в смертный круг.После расстрела все убитые были ограблены”.

СтепануПетровичу Белецкому исполнилось только 46 лет…

У меняхранится дешевое издание “Нового завета господа нашего Иисуса Христа”,выпущенного в Петрограде в 1916 году синодальной типографией в основном длясолдат и заключенных. Евангелие выдали моему деду в тюрьме, а после расстрела снекоторыми вещами вернули его жене Ольге Константиновне. Не знаю, в чьих рукахдо Белецкого побывало это Евангелие, и не знаю, кто подчеркнул грифельнымкарандашом строки тринадцатой главы “Первого послания к коринфянам” святогоапостола Павла: