* * *

В редакцияхгазет и журналов иногда приходится слышать, что и от дилетантов науке можетстаться какая-то польза — будут выдвинуты неожиданные, оригинальные идеи,которые вдруг да заинтересуют профессиональных исследователей. Не знаю, стакими идеями не сталкивался, а всё то, что из написанного дилетантами поистории мне попадалось на глаза и преподносилось как “новое слово” в науке,если и достойно внимания серьёзных учёных, то только не историков, а психологови психиатров.

В советскуюэпоху наша историография, в угоду политическим заказам, идеологическимустановкам и просто в силу своей методологической ограниченности,действительно, часто давала искажённые картины прошлого, правда, главнымобразом, относительно новейшей истории, а уж никак не первых веков нашей эры. Удобросовестных исследователей при описании и особенно при оценках событий иявлений прошлого тоже порой случались (и случаются) ошибки. Но всякого родаискажения у “официальных” историков и заблуждения историков профессиональныхобычно находятся в “пределах возможного”, т. е. касаются того, что если насамом деле и не происходило, то вполне могло произойти, ибо, в отличие отбеспочвенных фантазий воинствующих дилетантов, не противоречат всему комплексусведений, прошедших “перекрёстную проверку” различными видами источников…

Приходитсяс прискорбием констатировать, что народ наш крайне невежествен в областиистории, а потому так легко становится жертвой всякого рода графоманов ишарлатанов. Немалая часть вины в этом и на профессиональных историках. Вбольшинстве своём они редко “опускаются” до популярных работ, да и те, что иговорить, часто пишут скучновато (“академически”). Кроме того, в популярныхработах обычно опускается научно-справочный аппарат и не раскрывается“творческая лаборатория” автора — не показано, как он приходит к тем или инымвыводам, почему его точка зрения более обоснованна, чем другие. Даже в школьныхучебниках раздел “как учёные узнают о прошлом” либо отсутствует, либо носитнедопустимо куцый характер, создавая обманчивое впечатление о лёгкости идоступности работы историка-исследователя.

“…Каждыйвидит то, что хочет увидеть…”, — пишет Мурад Аджи (“Мы — из родаполовецкого!”, с. 19). Эти слова можно поставить эпиграфом ко всем его книгам истатьям. По поводу слова “каждый”, конечно, надо бы поспорить — лучше все-такиего заменить именем конкретного автора. Но относительно М. Аджи сомнений нет:он действительно пишет такую историю, какой она, по его мнению, должна быть,какой он ее хочет увидеть. Его стремление лучше узнать свои корни,“открыть самого себя”, сделать историю своего народа всеобщим достоянием моглобы вызвать лишь уважение, если бы опиралось не на фантазии, а на факты и еслибы он не пытался возвеличивать свой народ за счет уничижения других.

Мурад Аджи,несомненно, увлеченный человек. Но создается впечатление, что его увлеченностьдавно уже превратилась в оголтелость, в неспособность адекватно восприниматьисторические реалии. Тюркским народам есть чем гордиться и без выдумок г-наАджи, и издательства и издания, принимающие к печати его сочинения, оказываютплохую услугу как самому автору, так и его народу. Я имею право это заявлять нетолько как профессиональный историк, но и потому, что в моих жилах есть немного тюркской крови…