Изменить стиль страницы

Николай НИКИТИН ПАРАНАУКА НА МАРШЕ

МУРАД АДЖИ ПРОТИВ“ОФИЦИАЛЬНЫХ” ИСТОРИКОВ

Псевдоисториковтеперь — хоть пруд пруди. Среди них встречаются представители самых различныхпрофессий — от математиков до военных, и все они, похоже, искренне верят в то,что ничего на свете нет проще, чем “писать историю”. И пишут. И издают. Причёмхорошими тиражами, на высоком полиграфическом уровне. Сейчас ведь были быденьги или спонсоры — книжку сделают хоть на глянцевой бумаге, хоть с золотымобрезом.

С прессой -посложнее. Тут многое зависит от “концептуальной основы” псевдоисторическихсочинений. Если они “принижают” русскую историю, то могут удостоитьсяпубликации даже в солидном либеральном издании, если же “возвеличивают”, то ихудел — малотиражные “маргинальные” издания патриотов. Поэтому было чемуудивляться, когда с конца 2004 года со страниц еженедельной газеты писателей“Литературная Россия” хлынул поток откровений на исторические темы кумыкскоголитератора, географа по образованию Мурада Аджи (“ЛР”, 2004, N 50; 2005, NN 1,7, 12). Откровения эти, судя по реакции читателей (“ЛР”, 2005, NN 2, 3, 5),выглядели оскорбительными для русского народа, и их появление в “ЛитературнойРоссии” вскоре после злой (но совершенно справедливой) рецензии Елены Мурашовойна сочинения псевдоисторика “патриотического” лагеря Виктора Калашникова (“ЛР”,2004, N 46) ставило газету в двусмысленное положение. Ведь за “ЛитературнойРоссией”, казалось бы, прочно закрепилась репутация не только одной из самых “экологическичистых”, серьёзных, но и патриотичных газет. Чем же для неё сталинтересен Мурад Аджи?

С егосочинениями мне довелось впервые ознакомиться в начале 1990-х годов, когда онещё подписывался как Мурад Аджиев. Тогда, помнится, ему всячески покровительствовалжурнал “Вокруг света”, но особенно благоволила “Независимая газета”. До тех,правда, пор, пока на неё не обрушились отклики читателей, поражённых жуткимнепрофессионализмом и вызывающей безапелляционностью абсурдных суждений г-наАджиева. Отклики на его “теории” появлялись и в других изданиях, а в“Литературной России” (1993, N 22) была опубликована моя статья, в которой речьшла о совершенно несостоятельных с научной точки зрения попытках М. Аджиевапереписать историю российского казачества (вопреки множеству твёрдо установленныхфактов он взялся утверждать, что наши казаки в большинстве своём не частьрусского народа, а половцы, порабощенные и насильственно русифицированные“царизмом” в ХVIII-XIX веках). И вот, столько лет спустя я сталкиваюсь створчеством того же автора не где-нибудь, а в “Литературной России”!..

Кнастоящему времени М. Аджи выпустил уже несколько книг, но его сочиненияпо-прежнему бьют все рекорды бездоказательности и абсурдности (достойнымконкурентом ему может стать, пожалуй, лишь математик А. Т. Фоменко).Построения М. Аджи не просто сомнительны — они решительно противоречат всемукомплексу материалов, накопленных в результате труда многих поколенийисследователей, а если и содержат что-то достоверное, то оно, как правило,выдирается из общеисторического контекста и абсолютно неверно трактуется.

“Творческаяманера” М. Аджи и других псевдоисториков однотипна, это прежде всего полныйпроизвол в отборе и использовании фактов. Добросовестный исследователь сначалаанализирует источники и специальную литературу, а затем делает выводы. Удилетанта же обычно всё наоборот. Вначале он непонятно каким образом (чащевсего — исходя из политических пристрастий) формирует свою точку зрения на теили иные события, явления и процессы (т. е. делает выводы), а затем испециальную литературу, и первоисточники использует таким образом: “находит” вних лишь то, что отвечает его представлениям, — с чем он согласен, причёмсовершенно независимо от степени достоверности, научной обоснованности “найденного”.Ну, а то, что не подходит, не укладывается в его “концепцию”, в упор “незамечается”, будь оно хоть в сотни раз убедительнее. Дилетанту неважно, откудапочерпнуты нужные ему сведения: из документальных источников или из легенд имифов, из капитальных трудов серьёзных историков или из легковесных работ такихже дилетантов, из исследований, являющихся последним словом в науке, или изустаревших, давно отвергнутых наукой. Лишь бы эти сведения отвечали егопредставлениям об изучаемом предмете. С той же целью локальные явления он можетпредставить как глобальные, а встречающиеся в литературе догадки и гипотезы -как твёрдо установленные факты. А если и этого покажется мало для обоснованияполюбившейся ему “теории”, если в источниках и работах исследователейсодержатся только расходящиеся с ней сведения и “не заметить” их никак нельзя,дилетант действует по принципу: раз факты против меня, то тем хуже для фактов -они объявляются “ложью официальной историографии” или чьей-то “фальсификацией”,а ссылки для обоснования своей точки зрения даются на вообще не существующие вприроде, мифические “данные”. М. Аджи, например, утверждает, что отсутствиерусского населения на Дону в ХVII веке “статистически… давно доказано”(“Независимая газета”, 10.01.92). Между тем хорошо известно, что в ХVII веке наДону никакой статистики не было и быть не могло.

“Полемическиеприёмы” дилетантов могут, конечно, сильно варьироваться, даже отличатьсяизысканностью, но убедительны они только для таких же дилетантов. Вот МурадуАджи очень хочется, чтобы его предки-половцы были светловолосыми и синеглазымии являлись бы не кочевым, а оседлым народом (см: “Мы — из рода половецкого!”,1992, с. 7, 47). Однако в работах С. А. Плетнёвой, крупнейшего специалиста поархеологии и истории Юга России в раннем средневековье, он встретил “не те”взгляды. Мало того, что Плетнёва считает половцев кочевниками (кстати, с полнымна то основанием), она ещё приходит к выводу, что если какие-то небольшиегруппы половцев и могли быть светловолосыми (из-за смешения с остаткамидревнейшего дотюркского населения степи), то в большинстве своем они являлисьмонголоидами и, следовательно, были темноволосыми и кареглазыми. В этом еёубеждают результаты раскопок половецких захоронений и скульптурные изображенияна могильных памятниках — “каменных бабах” (Плетнёва С. А. Половцы. М., Наука,1990, с. 35, 36). И что же М. Аджи? А он пишет, что ему “стыдно” за Плетнёву. Ився полемика! (“Мы — из рода половецкого!”, с. 19). Или вот не встречает он вотечественной литературе ни одного подтверждения ещё какой-то своей идеи. Какбыть? М. Аджи заявляет: “Слава Богу, кроме отечественной есть мировая наука”(там же, с. 47). И — ни имени, ни сноски. В крайнем случае — многозначительноемноготочие… Впрочем, даже упоминание в работах М. Аджи какого-либоисследователя ещё не свидетельствует, что оно приведено по делу и к месту.