Каким, войдя в эпические были,

С недосягаемой сдружился высотой, -

Стал Сталиным Иосиф Джугашвили.

Чудесный сплав огромного ума

С огромною и безвозвратной волей…

Вот — “личное”. Средь мировых раздолий

Созревших гроз уже бегут грома;

Вот — “внешнее”. Стихия со стихией

Перекликаются. И, слыша бури свист,

Идёт навстречу ей, чтобы тряхнуть Россией,

Тифлисский худенький семинарист.

Рабочие кружки в литейных и кожевнях, -

Раскоп ключей живых средь наслоений древних, -

Размёт всех глупостей и лжей,

Всех болтунов разгром, изгнанье их — взашей,

Проникновение в любые боли будней,

И через год, глядишь, средь пламенных полудней

Батума, и Тифлиса, и Баку

Размеренным и неуклонным шагом

Гуриец и лезгин идут под красным флагом

Навстречу изумлённому штыку!..

………………………………………………………………….

Я в этом знаю толк. Поэт — я изучал

Строй цицероновых финалов и начал,

Архитектонику главы, абзаца, фразы, -

Распевы Гарсия и гоголевысказы;

Я Хризостомом был, как ветром, упоён;

Чеканом логики меня пьянил Платон,

Я жадно выхлебал яд гейневского глума,

И пиво Лютера, и брагу Аввакума.

Я знаю в слове толк. И вот, когда гляжу

В страницы стенограмм, — одну я нахожу

Его достойную метафору: я разом

Его конструкции назвать готов алмазом,

Что выгранен в брильянт. Здесь “комплимента” нет.

Закон гранения — подмять летучий свет,

Замкнуть его в глуби кристалловидной плоти,

Заставить биться в грань на каждом повороте,

Дробиться в лёгкости, ливень и семицвет

Блаженством радуги метнуть со всех фацетт.

Гранильщик опытный расчистит на экране -

Углы падения, наклоны каждой грани,

Надломы, россыпи и выбрызги луча,

Ярь благородную, как лошадь горяча!

Здесь — то же. Вижу я каноны симметрии,

Члененья чёткие, антитезы крутые

И пронизавшие всю толщу речи всей

Скрещенья строгие незыблемых осей.

И мысли ясный луч, летя в гранёном слове,

Как боевой клинок, всё время наготове,

Дробится в радугу, и семь цветов её

Прекрасной полнотой объемлют бытиё!

Вот фиолетовость: то чудная динамо

Сгущает капли масть и так парит упрямо

По медным проводам — чтоб молния в плену

Нетленной силою наполнила страну.

Вот синева: то цвет, то холст комбинезона

Рабочего, то хмель прохладного озона,

Которым дышит труд: “жить стало веселей”.

Вот голубой разлив: то блеск и звон морей,

Куда мы шлём суда, глуби воздушной сферы,

Где самолётам вслед чертят круги планеры.

Вот зелень: то леса, луга, сады, поля, -

С двойною силою родимая земля,

Неиссечённая враждебными межами.

Вот жемчуга, — то ширь, пшеницами и ржами

Заплёснутая, даль, где золото парит

Шарами цитрусов на ветках Гесперид.

Вот луч оранжевый — то сполох на огромных

Мартенах яростных, на исступлённых домнах

Той стали огневой, ликуя и спеша,

Чтоб солнце вспомнила крылатая душа.

Вот алость, наконец, чистейший блеск сиропа,

То революция, вино, каким Европа

Ещё упьётся всласть, что каждый день и час

Во всех артериях пульсирует у нас.

Семь цветов радуги, раскованной в алмазе,

Переливаются, плетя взаимосвязи.

И алого луча тончайшую иглу

Встречаешь прописью в любом его углу.

Здесь диалектика — не росчерк на бумаге,

Не мозговой балет, не свист весёлой шпаги, -

В ней зубья врубовки; в ней жала сверл и фрез,

Что прорезают мир от недр и до небес;

В ней перст прожектора, пред кем дрожит измена;

В ней неподкупный зонд, бездонный глаз рентгена,

Всё видящий насквозь, в ней вечный тот магнит,

Что души компасов одной мечтой святит.

И — понимаешь всё! “Проклятые вопросы”

Вмиг расплываются, как дым от папиросы,

Когда прохладный бриз вдруг вломится в окно,

И вбрызнет молодость, — и каждое звено

Вдруг зазвенит в тебе, сбивая прах застылый…

И — надо действовать!.. Материальной силой

Идея предстаёт, войдя в сознанье масс, -

Когда густит её (добавлю я) алмаз.

1937