В покаянной молитве («mea culpa» – «моя вина») Папа Римский сказал об отношении к евреям: «Мы глубоко скорбим о поведении тех, кто в ходе истории заставлял страдать еврейский народ». Закончил свою речь Иоанн Павел II словами надежды на возвращение «исконного братства с народом Завета». После чтения пунктов покаяния Иоанн Павел II молился о том, чтобы Господь простил Ватикану, среди названных в покаянии, и этот грех.

Позицию Русской Православной Церкви однозначно высказал Патриарх Алексий II в конце 1991 г. в Нью-Йорке на встрече с американскими раввинами: «Единение иудейства и христианства имеет реальную почву духовного и естественного родства и положительных религиозных интересов. Мы едины с иудеями, не отказываясь от христианства, не вопреки христианству, а во имя и в силу христианства, а иудеи едины с нами не вопреки иудейству, а во имя и в силу истинного иудейства…» И далее Алексий II процитировал обращение к евреям, сделанное в начале нашего века архиепископом Николаем (Зиоровым): «еврейский народ близок нам по вере. Ваш Закон – это наш Закон, ваши пророки – это наши пророки. Десять Заповедей Моисея обязывают христиан, как и евреев. Мы желаем жить с вами всегда в мире и согласии, чтобы никаких недоразумений, вражды и ненависти не было между нами».

Ну а еще ближе, ближе к сегодняшнему дню, к нынешней житейской и религиозной ситуации на Святой земле, в Иерусалиме. К тому, что видел и ощутил сам. Вчера. В Иерусалимской больнице «Шаарей цедэк» («Ворота праведности») родился наш внук Данечка – еврей. Он оказался с мамой, Аллой, нашей дочерью, в двухместной палате, где двумя часами раньше разместился со своей мамой мальчик-мусульманин, а в соседней палате, за стеной – две девочки-христианки.

Не им ли родившимся в муках матерей на одном и том же родовом месте и прожившим первые часы своей жизни в одной и той же больничной палате жить в радости, в мире, в согласии. Быть друзьями, братьями, не поднимать друг против друга оружия. Во все это трудно поверить, ведь мы в Иерусалиме, где бушуют страсти. Но сказанное факт. Я был очевидцем!

Ну а теперь из жизни взрослых. В это тоже трудно поверить. Все напоминает известное начало анекдотов: «Еврей, христианин, мусульманин…». Но в пехотном батальоне, несущем службу на юге Израиля, ситуация именно такова: командир батальона Носи Хадар – иудей, его заместитель Хусам Сахаль – христианин, араб из деревни Туран, а один из командиров рот Васфи Суад – мусульманин, бедуин с севера страны. В еврейский Новый год мусульмане и христиане, надев ермолки, сидят вместе с евреями за праздничным столом, а в Рамадан солдаты евреи не мешают соблюдающим пост мусульманам.

Все это вселяет надежду в то, что Иерусалим, Святая земля – колыбель трех религий – могут стать и местом событий по их примирению, по их сотрудничеству во имя человечества. Ведь в интересах людей навести мосты через религиозные, географические и исторические разломы, проходящие и здесь. Людская верность и надежда в постоянное торжество Иерусалима как Святого города провозглашены псалмопевцем: Если забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя. Прилипни, язык мой, к гортани моей, если не буду помнить тебя…

Можно ли сегодня вернуться в обстановку древности, встретиться с теми, кто на этой земле создавал историю, войти в обстановку прошлого? Можно. На юге страны, в городе Эйлате, на берегу Красного моря, построены отели «Царица Савская» и «Ирод Великий». В этих отелях в камне и металле, в обстановке, как и во всем остальном, воссоздана картина древности. Можно увидеть образы Авраама, Давида, Соломона, царицы Савской, Ирода Великого и других личностей, вершивших тут историю. Можно окунуться в древность, заглянуть в нее, вдохнуть ее воздух.

А что об Иерусалиме говорят современные поэты:

Копилка памяти веков –
Легенд, святых ступеней, крови
Столпились Храмы всех богов
Крест, полумесяц, магендовид
Меж ними спор доныне свеж
И время гнев
в каменьях прячет
И разделяющий рубеж
Зовется здесь Стеною плача.

Юрий Шарков. Стихи. Иерусалим, 1997.

На горе Скопус (севернее Масличной горы), в одном из зданий Еврейского университета (помещение носит имя Мартина Бубера) находится скульптурная композиция, состоящая из трех фигур, символизирующая три основные монотеистические религии: иудаизм, христианство, ислам. Скульптор Вальтер Зигфрид (1878-1952 гг.).

Многое из услышанного в Иерусалиме, на Святой земле, из сказанного в книге является легендой. Но, кстати, легенда, по словарю, это не столько вымысел, выдумка, сколько народное предание о каком-либо далеком событии. Очень многое еще из проблем, окутывающих Иерусалим, относится к загадкам истории, является ее белыми пятнами.

Именно здесь, в Иерусалиме, на Святой земле, отчетливо ощущаешь, как тесен мир. Старый город: у Храмовой горы молящиеся евреи, на горе молящиеся мусульмане, тут же рядом, недалеко (метров 350), в храме Гроба Господня – молящиеся христиане. Молятся не одиночки, а сотни, тысячи, одновременно десятки тысяч людей.

Более того, иногда у одних и тех же святынь молятся верующие, приверженцы разных религий: мусульмане у христианских, христиане у иудейских… Ведь при всем том все признают и почитают Авраама, Давида, Соломона…

Видно также здесь и то, что эти три религии принадлежат всему миру, они как бы международные. Идут паломники со всей планеты: из Европы и Азии, Америки и Африки, из Австралии. На одежде идущих знаки их континентов, на лицах особая аура. Все идут по одним и тем же узким улочкам и закоулкам Старого города, по каменным мостовым, истертым ногами паломников, отполированным до блеска, так что можно поскользнуться… Идущих по этим улочкам не счесть. Люди идут группами – белые, желтые, черные. Их всех привел сюда зов Иерусалима, зов Святой земли… Они идут, чтобы тут соединить свою душу с Богом. В руках часто книги: Библия, Тора, Коран, молитвенники.

Одни направляются на Храмовую гору, к мечети ал-Акса, другие к храму Гроба Господня, третьи – к Стене плача. Расходятся они на общих перекрестках. Люди религиозные, апокалипсично страстные, припадают к земле, к святыням, к чудотворным иконам, к камням… Многие с благоговением и с особой гордостью от сознания происходящего входят в реку Иордан для крещения в рубашках, с тем чтобы затем высушить их и отложить, – такую рубашку надевают уже только в смертный час и в ней хоронят… Некоторые ставят «печать» – чуть выше кисти рисунок татуировщика – «Иерусалим 200.. г.».

От встречи со святынями до пятидесяти паломников ежегодно трогаются рассудком – явление, названное психиатрами синдромом Иерусалима. Средства лечения бессильны… Видел письмо из России, от отчаявшегося, с адресом: «Иерусалим, Иисусу Христу». Таких писем из разных стран прибывает в Иерусалим сотни, тысячи.

Проблема религий, проблема веры во Всевышнего всегда разделяла людей на два лагеря: на признающих его историческое существование и не признающих – на верующих и атеистов. Но, несмотря на это двойственное отношение к реальности проблемы, нельзя не поражаться существующей уже десятки веков системе Веры. Все увиденное здесь требует глубокого обдумывания и осмысления!

Прогулки по Иерусалиму pic_58.jpg

Скульптурная композиция, символизирующая три монотеистические религии.

Здесь, в Иерусалиме, на Святой земле и верующие и атеисты прикасаются к особому миру, миру Веры, и память об этом остается с ними на всю оставшуюся жизнь. Всегда тут звучит призыв Веры.

Так есть Всевышний – Яхве, Христос, Аллах, Будда… – или нет? Реальность все это – мир религий – или миф? «Задай вопрос полегче», – отвечают опытные гиды на Святой земле. Ну а по существу такой вопрос теперь не имеет смысла, он беспредметен, отвергнут практикой жизни. Вера, как это видно в Иерусалиме, на Святой земле, или многовековая Традиция украшают жизнь людей, поддерживают их честь, честность, доброту, порядочность, милосердие. Вместе с тем именно здесь же можно видеть, как лицом к лицу встречается либерально-секулярный Запад и религиозно-теократический Восток. В месте, где живет сама история, замечаешь, как в жизни религиозная вера повсеместно отступает под натиском всемогущего секуляризма. А время значимой истории отсчитывается и на этой земле. Причем время не идет, а мчится… Двадцатый век до нашей эры, первый век нашей эры, седьмой век, двенадцатый, семнадцатый. А сегодня на дворе век-то уже двадцать первый – начало третьего тысячелетия, символически начинающего новую эру.