Вскоре отправились добытчики Сампо дальше, в сумрачную Сариолу, где губят храбрых и смертью встречают героев, — Ильмаринен с Лемминкяйненом налегли на весла, а вещий старец взял в руки кормило. Направил Вяйнемёйнен лодку твердой рукой через бурные потоки и пенистые волны к знакомым перекатам у пристани хозяйки Похьолы.

Минуло время, и прибыли герои Калевалы в Сариолу. Вытащив челн на обитые медью катки, прошли они прямо в дом старухи Лоухи.

— Зачем явились? — со злобою насторожилась хозяйка Похьолы. — С какой заботой пришли вы сюда?

— Пришли мы к тебе за Сампо, — открыто сказал Вяйнемёйнен. — Хотим мы поделить изобильную мельницу, чтобы и наша земля получила от нее радость.

— Не делят меж охотниками белку, — огрызнулась Лоухи, — и куропаткой лишь один насытится. Только мне будет служить Сампо, и не видать ему иного владыки!

— Если не хочешь, чтобы миром взяли мы половину, — сказал Вяйнемёйнен, — то возьмем мы силою все без остатка.

Разозлилась на такие речи Лоухи и созвала народ Похьолы: мужей с мечами и молодцев с копьями — на погибель дерзким героям Калевалы. Но, ничуть не страшась, взял Вяйнемёйнен свое кантеле и поплыли из-под плавных пальцев чудные звуки: заслушались мужи Похьолы игрою, и повлажнели их глаза, а руки ослабли. Зачаровал вещий старец врагов, а как обессилели они, достал из кожаного поясного кошеля стрелы сна и навел на глаза воинов дремоту — запер на замок веки всему народу мрачной Сариолы.

Из дома Лоухи отправились герои к медной скале, где за девятью замками хранилось в недрах изобильное Сампо. У крепких ворот пропел Вяйнемёйнен тихонько заклинание, и от его негромких слов затрещали на воротах засовы, а створки покачнулись с тяжелым скрипом. Чтобы не проснулись зачарованные сном враги, смазал мастер Ильмаринен замки жиром, а петли — салом и одним лишь пальцем легко отворил запоры. Распахнулись глухие ворота, и сказал Вяйнемёйнен:

— Ступай, Лемминкяйнен, за Сампо — ты прежде всех обернешься!

Без просьб готов был похвалиться удалью Ахти и, ступив к темному зеву пещеры, сказал товарищам:

— Вот увидите, только ударю ногой — и сворочу Сампо! Войдя в гору, ударил Лемминкяйнен Сампо пяткой, но даже не шевельнулась на нем пестрая крышка. Тогда, уперев колено в землю, обхватил Ахти мельницу руками, но и тут не удалось ему сдвинуть Сампо — крепко держали его цепкие корни. На счастье пасся неподалеку могучий бык Похьолы с рогами в сажень и мордой в полторы сажени: захватив с поля плуг, привел того быка Лемминкяйнен в медную гору и, пройдясь вокруг изобильной мельницы, выпахал сошником все ее крепкие корни. Тут покачнулась на мельнице крышка, и тогда, взявшись дружно за тяжелое Сампо, вынесли герои Калевалы его из недр утеса и положили на дно лодки. Спустили мужи челн, груженный добычей, с катков в воду, взошли на него сами и, оттолкнувшись веслом от берега Похьолы, вывели лодку на широкую гладь.

— Куда отвезем мы Сампо? — спросил вещего старца Ильмаринен. — Где спрячем его от злобного народа Сариолы?

— Отвезем мы его на туманный остров, — ответил Вяйнемёйнен, — на спокойный клочок калевальской земли, который не посещал еще кровожадный меч. Пусть вовеки там пребудет счастье!

Сел песнопевец у руля и сказал крепкой лодке:

— Повернись к отчизне носом, к чужбине встань кормой и беги скорее вперед под гогот уключин!

Налегли на весла Ильмаринен с Лемминкяйненом, и помчался челн по равнинам чистых вод к дому. Легко в руках гребцов взмывали весла, быстро летела по волнам лодка, но вскоре скучно стало веселому Ахти.

— Сколько ни плавал я по морям, — сказал задорно Лемминкяйнен, — всегда так было: гребцы гребли, а искусные певцы пели. Теперь же не слышу я отчего-то в нашей лодке песни.

— Ни к чему нам сейчас песня, — ответил Вяйнемёйнен. — Заслушаются ею гребцы, и ленивыми станут их весла — так и пройдет в праздности золотой день, и тьма накроет море.

— Пой не пой, а все равно уйдет день и набежит на море ночной сумрак, — сказал беспечный Лемминкяйнен.

Два дня летела лодка по синему морю, два дня направлял ее верной рукой Вяйнемёйнен, а на третий не утерпел Кауко и спросил песнопевца:

— Отчего, лучший из мужей, не хочешь ты петь: ведь уже овладели мы Сампо и путь наш ведет нас к дому?

— Не время нам петь песни, — сказал разумно вещий старец, — не время еще торжествовать и праздновать победу — лишь тогда уместна будет песня, когда услышишь ты скрип своей калитки и увидишь двери дома.

— Будь я на твоем месте, запел бы я во всю глотку, — сказал веселый Лемминкяйнен. — Что ж, раз ты, искусный в песнопении, усладить нас не хочешь, тогда запою я свои неумелые песни.

Изготовился Ахти и заголосил что есть мочи грубым голосом — затряслась его борода, налилась кровью шея, и улетела песня, словно грохот горного обвала, над волнами за семь морей. В дальней дали сидел на сыром зеленом холме журавль, поджимал лапы и считал на них пальцы, но, услышав сиплый напев Лемминкяйнена, испугался не на шутку, поднялся в небо и с криком полетел на север. В Сариоле сел он на болото и с перепугу поднял такой шум, что пробудились негодные люди Похьолы от чар Вяйнемёйнена.

Проснулась хозяйка Похьолы, стряхнула с глаз дремоту и пошла проведать стада в хлеву и пересчитать зерно в амбаре, — но на месте оказались коровы и не убавилось зерна в сусеках. Тогда отправилась она с тревогой в сердце к медному утесу и увидела, что поломаны на засовах все замки, распахнуты ворота твердыни и похищено из недр скалы чудесное Сампо с пестрой крышкой. Затряслась от злобы старуха Лоухи — не желала она терять власть и славу, давшиеся ей через изобильную мельницу, — и обратилась к богатой туманом Терхенетар: