Мой гостеприимный хозяин за пределами пещеры никогда ничего не видел. Его учитель прожил в ней более тридцати лет. Он сам замуровался в ней на следующий день после смерти своего наставника. Под словом "замуровался" нужно понимать следующее: в пещеру-крепость можно было попадать только через единственную дверь. Сам лама никогда к этой двери не приближался. Две нижние комнаты, устроенные под скалой, выходили на внутренний двор, огороженный со стороны обрыва сложенной из выветренных камней стеной, совершенно заслоняющей обзор. Наверх в личное помещение ламы вела приставная лестница с люком. Его комната тоже выходила на огороженную стенами небольшую террасу, где затворник мог немного размяться или посидеть на солнышке, оставаясь невидимым снаружи и сам ничего не видя, кроме неба над головой. Лама вел такой образ жизни вот уже пятнадцать лет. К затворничеству – не слишком строгому, так как он позволял себе принимать посетителей, – отшельник для умерщвления плоти добавил правило никогда не ложиться спать, т.е. он проводил ночь в "гамтис" (четырехугольный ящик) и дремал в нем, сидя, скрестив ноги.

После нескольких интересных бесед с гомтшеном мы с ним расстались. К этому времени я уже получила через сиккимских крестьян письмо от английского резидента, предписывавшего мне покинуть Тибет. Этому предписанию я тогда не подчинилась, желая закончить свое путешествие, как я его задумала. Но теперь мои странствия близились к концу. Я предвидела последствия длительного пребывания на запретной территории, и теперь сама собиралась покинуть Гималаи. Новое письмо, извещавшее о моем изгнании из Сиккима, нагнало меня уже на пути в Индию.