Изменить стиль страницы

— Как это, не в пример? — искренне возмутился Рыжиков. — Я же вам верой и правдой!..

— А того не у меру любознательного мальчонку ухйдакать как следует не сумел, — ехидно подпустил князь Григорий. — Ну ладно, об этом после. Итак, господин Дубоу, даю вам последнюю возможность. Выбирайте — или вы становитесь одним из нас, или я отдаю вас вашему другу Рыжикову, а что останется — почтеннейшему господину Херклаффу.

Василий понял, что угодил в весьма неприятную переделку; конечно, он не очень верил, что инспектор станет пить его кровь, но после всего сказанного, особенно об «ухайдаканном мальчонке», было ясно — живым его отсюда не отпустят. Принять же заманчивое предложение князя Григория, а уж тем паче становиться «одним из них» Щепочкину хотелось меньше всего. По сравнению с этой перспективой даже мучительная смерть представлялась меньшим злом.

Но тут случилось неожиданное. То есть неожиданное для обычной действительности, но самое обыденное в остросюжетных книгах и сериалах. Дверь стремительно распахнулась, и в комнату ворвалась журналистка Надежда Заметельская, целая и невредимая, даже розовая кофточка была в неприкосновенности. У нее за спиной маячили несколько человек в темных масках — в комнате места им не хватало, но один из них без лишних слов выверенным ударом ноги выбил пистолет из рук инспектора. В спецназовцах Вася узнал тех самых людей, что вышли из зала следом за Надей — на них были надеты все те же одинаковые костюмы и галстуки.

Князь Григорий гневно поднялся за столом:

— Что за безобразие?! Сударыня, кто вы такая и по какому праву врываетесь у частные владения и учиняете усякие беспорядки?

Вместо ответа «сударыня» извлекла из-под кофточки невзрачное на вид удостоверение и продемонстрировала его всем, бывшим в комнате, включая Василия. Из напечатанного и скрепленного печатью следовало, что предъявительница сего, гражданка Надежда Заметельская, является кадровым сотрудником Федеральной Службы Безопасности с самыми широкими полномочиями.

— Вы все арестованы, — негромко, но решительно заявила Надежда. — И попрошу без глупостей — всякое сопротивление бесполезно.

Однако совсем без «глупостей» не обошлось: барон Альберт вскочил на подоконник и тут же скрылся за окном. Надя одним прыжком достигла окна и увидела, как Альберт с удивительной для его возраста прытью карабкается вниз по водосточной трубе.

— Ну и черт с ним, — решила Надежда. — От нас никуда не уйдет… А этих — уведите! — скомандовала она, обращаясь к людям в масках.

Но в это время на пороге возник режиссер Святослав Иваныч:

— Георгий Максимыч, я вас по всему дому ищу, а вы тут! Скорее на сцену, публика ждет.

— Подождет, — буркнул Рыжиков. — Лет десять.

— Не меньше пятнадцати, — уточнила Надежда.

Как ни странно, известию о задержании исполняющего роль Городничего режиссер удивился менее всего:

— Я и не сомневался, что к этому все идет. Такие большие артисты, как вы, Георгий Максимыч, никогда добром не кончают.

Неожиданно «железная Надежда» смягчилась:

— Нет, ну зачем же срывать премьеру? Ребята, проводите его до сцены, а вы, Василий Юрьевич, уж будьте так любезны, все время находитесь поблизости и приглядите за Георгием Максимычем. И если что, держите его за морду в соответствии со своей ролью.

Когда «ребята» вывели князя Григория, не проронившего при задержании ни слова, воеводу Селифана и инспектора Рыжикова, Надя окликнула Василия:

— А вас, дорогой коллега, я попрошу задержаться. Всего на пару слов.

Несмотря на то, что появление Нади только что спасло Василию жизнь, чувство симпатии к ней отчего-то несколько потускнело.

Надежда извлекла откуда-то из-под кофточки ключ и без труда открыла сейф, заполненный всякими предметами, по большей части бумагами:

— Не желаете взглянуть?

— Желаю, — честно ответил Вася. — Но не из ваших рук.

Надя невольно взглянула на свои руки — все было в порядке, даже ногти красиво накрашены, отчего уполномоченная решила, что Василий имеет в виду что-то другое:

— Мне кажется, Вася, что вы слишком уж включились в игру, не мною и не вами затеянную. Может быть, вы и Дубов, но уж я-то ни с какого боку не Чаликова.

— Спасибо, Надежда Федоровна, я это учту, — суховато кивнул Щепочкин.

— Кстати, Василий Юрьевич, мой вам добрый совет — заблаговременно подыщите себе хорошего адвоката. А заодно и Анне Сергеевне.

Уже в дверях Василий удивленно обернулся:

— Зачем?

— Очень возможно, что вы также будете проходить по делу. Госпожа Глухарева за сговор с преступной бандой, а вы — за незаконное проникновение в помещение общественной организации.

— Насколько помню, я там… здесь был не один, — сдержанно заметил Вася, хотя внутри у него все клокотало.

— У меня имеется удостоверение, дающее особые полномочия, — насмешливо произнесла Надя, на миг оторвавшись от бумаг. — А что у вас — визитка страховой конторы «Хренов и сыновья»? Да и той, я так думаю, скоро не будет.

— Позвольте вам заметить, многоуважаемая Надежда Федоровна, что мы с Анной Сергеевной ввязались в это дело вовсе не из страсти к приключениям, — уже едва сдерживаясь, проговорил Щепочкин. — И уж тем более не для какой-то личной выгоды.

— Ага, из стремления к истине и справедливости, — едко подпустила Надя. — Вот оттого-то в нашей стране все идет через пень-колоду, что мы занимаемся чем угодно, кроме своих прямых обязанностей. А я так полагаю, что каждый должен делать свое дело. Милиционеры — ловить преступников. Страховые агенты — страховать наше имущество. Учителя — учить наших детей. А уж заботу о справедливости предоставьте нам, тем более, что мы никакие не дилетанты, а имеем опыт, отработанный веками!

— Веками — это начиная с «Железного Феликса»? — наконец-то не сдержался Вася. — Или с графа Бенкендорфа? Или, не к ночи будь помянут, с Малюты Скуратова?

— Начинайте, откуда хотите, — сухо бросила Надя, возвращаясь к сейфовским бумагам. — Хоть с Лаврентия Палыча, меня вы такими подколками не «достанете»!

«Как же, так я тебе и поверил», подумал Щепочкин, тихо прикрыв за собою дверь. И поспешил на сцену, откуда уже явственно доносились голоса Городничего и Хлестакова.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ПО ТЕПЛЫМ СЛЕДАМ

— А, а вот и рецензия на спектакль, — обрадованно перебил Серапионыч. Теперь он изучал газету «Интимный театр». — Как всегда, лихо пишет наш главный театровед Гарри Петушков: «Славная была постановочка. Но об актерах солидному критику, каким является автор этих строк, даже и говорить-то тошно. Не пойму, какому болвану пришла в голову мысль пригласить на главную роль детектива Дубова — с таким же успехом Буратино могло бы сыграть обычное полено. Грымзин в роли Дуремара выглядел столь органично, что у меня закралась крамольная мысль — а не пора ли ему бросить свой банк и отправиться на болото ловить пиявок. Исполнитель Пьеро инспектор Столбовой мог бы ему составить подходящую компанию. Конечно, хорош был Мешковский в роли Сизого носа: играл столь достоверно, что алкогольный перегар валил с ног зрителей в последних рядах. Неплох Карабас в исполнении постановщика Святославского. Меньше бы наступал на бороду собственной песне, то в конце третьего акта не потерялся бы в юбках Мальвины». Ну и дальше в том же духе. Извините, я вас, кажется, опять перебил.

— Да пустяки, — усмехнулся Столбовой, — было очень приятно услышать мнение театрального знатока о своих актерских способностях. Да, так вот о покушении на… ну, скажем так, исполнительницу Алисы. Если вы заметили, в масках, закрывающих все лицо, играли шестеро — лиса Алиса и пятеро псов-полицейских.

— Ну да, — подтвердил Василий. — Это ведь ваши оперативники? Но на репетиции их было пять, а на спектакле всего лишь четыре.

— В том-то и дело, — поспешно подхватил Столбовой, заметив, что Серапионыч снова собирается процитировать какой-то смачный кусок из газеты. — Из пятерых моими оперативниками были только четверо — Донцов, Блинцов, Сенцов и Воронцов. А пятый — некто Савельев, регулировщик ГАИ, причем близко никто из наших с ним не знаком. — Инспектор хотел сделать эффектную паузу, но эффектной паузы не получилось — заговорил доктор:

— «Всякие подгулявшие дамочки, не разбирая дороги, повреждают столбы, усугубляя и без того скудное освещение нашего города. И при этом матерятся, как извозчики, на всю Незнанскую улицу». Это уже из газетки «Кислоярск — сегодня».

(Елизавета Абаринова-Кожухова, «Искусство наступать на швабру»)