Дызме пришлось признать, что полковник прав. План был готов, и, не откладывая дела в долгий ящик, Вареда позвонил своему товарищу, начальнику второго отдела штаба, полковнику Ярцу.

На следующий вечер они встретились уже втроем. Всех обстоятельств Ярцу они не открыли, потому что Дызма не хотел посвящать его в свои личные дела. Впрочем, Ярц и не расспрашивал. Ему и так было вполне достаточно: председатель Дызма считает шпионом иностранца, не имеющего здесь, в Польше, никакого веса, и хочет его скомпрометировать… Ну, кроме того, ужин удался на славу.

Действия решено было начать на следующий день, рано утром.

Начался разговор о Хелле, и почти все вспомнили подробности его поведения, которые еще раньше казались подозрительными.

Нина не слышала, о чем говорят. Одна мысль мучила ее: какой злой, какой фальшивый свет, как она одинока и беспомощна, как не подготовлена к внезапным ударам, которые готовы посыпаться на нее отовсюду. Потом стала всматриваться в Дызму. Волнистые волосы, квадратное лицо, короткий нос, маленький рот, массивная нижняя челюсть. Туловище, пожалуй, длинновато, ходит, широко расставляя ноги.

«Казалось бы, заурядный человек, — думала Нина, — однако под этой внешностью скрывается большая внутренняя сила, спящая, невидимая мощь, которая скрыта с заранее рассчитанным намерением. Ник… мой Ник…»

Ее даже поразило, что этот человек, с улыбкой слушающий болтовню окружающих, этот государственный деятель, этот великий экономист, который вдруг на миг показался ей чужим и далеким, на самом деле ее Ник; да, ее жених, а в скором времени муж… Это тот, кто будет руководить ее судьбой, обеспечит се безопасность, охранит от беды… Он сумеет это сделать, как никто другой. Он как пирамида в пустыне, которую не свалит ураган… Хелль тоже был настоящим мужчиной, но…

Она старалась не думать о нем.

Подали обед. Шел обычный разговор обо всем и ни о чем. После обеда, оставшись с Дызмой наедине, Нина шепнула ему:

— Люблю, очень люблю. Он взял ее руку, поцеловал.

— Ник… Поедем сегодня к тебе?

— Тебе хочется? — спросил он лукаво.

Нина закусила губу и, глянув на него расширенными зрачками, прошептала:

— Очень, очень, очень…

Лицо ее стало бледнеть, и Никодим уже знал, что это означает.

— Три дня мы не были вместе.

— Хорошо, — кивнул головой Никодим, а про себя подумал: «Ого, будет дело!»

Около восьми они вышли из дому. Нина сказала, что идет в оперу, Смеясь, она пояснила Никодиму, отчего она выбрала именно оперу, — сегодня дают «Африканку», и представление кончится только после полуночи.

— Хитрая у тебя Ниночка, правда? — Хо-хо!..

Подождав, пока шаги Нины не стихнут в воротах, Никодим взглянул на карманные часы. Был первый час. Он решил направиться домой.

Шагах в двадцати от банка он увидел Маньку. Она стояла, прислонясь к фонарю. Наверняка поджидала его.

Никодим насупился. Хотел было пройти мимо, прикинувшись, что не видит ее, но Манька преградила ему путь.

— Чего тебе? — буркнул Дызма.

— Никодим…

— Чего тебе?!

— Никодим… Не сердись… Я без тебя жить не могу…

— Пошла прочь! Плевал я на тебя! Не приставай, стерва. Морду набью!

Манька поглядела на него испуганными глазами.

— За что, Никодим? За что?

— Надоела ты мне хуже черта.

— Я тебя люблю, ты мне обещал…

— Плевать мне на эти обещания и на тебя плевать. Понятно?! Всякая девка цепляться будет и голову морочить! Дерьмо такое!

— Никодим!

— Пошла вон, сволочь!

И Дызма толкнул Маньку так, что она, потеряв равновесие, повалилась в грязный снег.

Манька не поднялась. Молча смотрела она, как Никодим уходит.

— Ах, так?!

Прижав к лицу окоченевшие руки, Манька принялась плакать.

— Сволочь… стерва… дерьмо…

Потом вскочила, погрозила вслед кулаком.

— Ну погоди!

Отряхнула от снега пальто, почти бегом бросилась к Маршалковской.

— Попомнишь меня, попомнишь!.. Моим не будешь, но и ей на достанешься. Попомнишь еще меня!

Жажда мести овладела всем ее существом. Она уже бежала.

Манька ни секунды не помедлила, когда стоявший у входа полицейский осведомился, чего ей здесь надо.

— Хочу сообщить про одного типа.

— Сообщить?.. Ладно, иди к дежурному. Вон та дверь.

Очутившись в разделенной надвое балюстрадой просторной комнате, Манька устремилась к сидевшему за столом чиновнику.

— В чем дело? — спросил тот, не переставая писать и не подняв даже глаз на Маньку.

Манька обвела комнату взглядом. Они были одни.

— Хочу сообщить про одного типа.

— Ну? — флегматично буркнул дежурный.

— Он еще в мае пристукнул одного еврея. Загреб много монеты. Сам хвастался, показывал. Теперь хочет забраться в банк на Вспульной.

Полицейский отложил перо, поднял на Маньку глаза.

Банк?.. Кто такой?

Дызма. Никодим Дызма.

— А ты откуда знаешь об этом?

— Знаю.

— Как тебя зовут?

— Манька Бартик.

— Адрес?

— Луцкая, тридцать шесть.

— Чем занимаешься?

— Девушка, — ответила Манька, помедлив.

— Почему на него доносишь?

— Это мое дело.

Полицейский записал ее фамилию и адрес.

— Говоришь, готовится ограбить банк на Вспульной?

— Да.

Полицейский снял трубку, назвал номер.

— Ты знаешь, что такими вещами не шутят? Если соврала, тебя арестуют.

— Знаю.

Полицейский внимательно посмотрел на Маньку. Та была спокойна. Губы упрямо сжаты, и он решил, что девушка не врет.

— Где он теперь, твой Дызма?

— В банке.

— Что?!

Я сама видела, как он входил туда. Дворник его впустил.

— Пан комиссар дома?.. Пожалуйста, разбудите. Важное дело. У телефона дежурный Каспарский.

Вскоре трубку взял комиссар. Полицейский сообщил ему о доносе.

— Задержать ее, — велел комиссар. — Сейчас приеду и допрошу сам.

Дежурный повесил трубку, Маньке указал скамейку у стены:

— Обожди.

— Хорошо.

Манька села. Попомнит он ее, попомнит!

Никодим меж тем читал в постели газету. Раздался телефонный звонок.

Никодим выругался, решил не вставать. Телефон, однако, не унимался.

— Что за черт?!

Но надевая туфель, Дызма вскочил с кровати, прошел в кабинет, в темноте наткнулся на стул.

— Алло!

Могу я говорить с паном председателем Дызмой?

— Я у телефона. Кто это?..

— Комиссар Яскульский. Мое почтение пану председателю.

— Здравствуйте, в чем дело?

— Извините, пан председатель, что беспокою вас так поздно. Есть важное дело.

— Слушаю вас…

— В комиссариат обратилась проститутка по фамилии Бартик. Она утверждает, что вы готовите подкоп под хлебный банк.

— Что?..

Комиссар рассмеялся.

— На сумасшедшую непохожа, упорно повторяет одно и то же. Вы ее не знаете?

— Дьявол ее знает…

— Понятно… Я велел ее задержать. Думал сначала — пьяна, оказывается — нет. Она не знала, что вы — председатель. Я сказал об этом, но она показаний обратно не взяла. Зла, наверно, на вас за что-то… Вы действительно проживали когда-то на Луцкой улице?

— Боже упаси! Никогда не проживал.

— Так я и думал, — подхватил комиссар. — Вы изволите смеяться, но она утверждает, что в мае вы убили и ограбили какого-то еврея. Назвала даже гостиницу, где вы ей показали награбленные деньги.

— Чертовщина какая-то!

— Вот именно, пан председатель. Не знаю, что с ней делать.

— Выгнать в три шеи.

— Она настаивает на своих показаниях, требует, чтобы их занесли в протокол. Если формально смотреть надело, я должен удовлетворить ее просьбу.

— Зачем? — поспешно возразил Дызма. — Не надо никакого протокола.

— Понимаю, пан председатель. Можно составить протокол, а потом привлечь к ответственности за дачу ложных показаний.

— Стоит ли?

— Посидит месяца три.

— Не стоит. Скажите ей — пусть идет на все четыре стороны.

— Не согласится. Упрямая, бестия!