На глазах у изумленной публики Гной доковылял до Алины и неожиданно для самого себя взял ее за плечи (на самом деле, чтобы не упасть). Петрозаводская оторопела и даже не попыталась вырваться. По лицу Юрки снова мазнул стробоскоп. Соученики потрясенно молчали. Здесь Гной понял, что плачет навзрыд.

– Я... я тебя... как ты могла.. носатый...

Алина пришла в себя и начала выдираться; ее ярко-алые (сорок минут перед зеркалом!) губы начали было складываться в грязное ругательство, как Гной вдруг совершенно успокоился.

– Прости, – сказал он почти трезвым голосом. Потом оглушительно икнул. Потом его вырвало.

Следующее утро было самым чудовищным в жизни Юрия «Dark Skull» Черепанова aka Темный Череп. В голове (особенно в области затылка и над глазами) творилась ядерная война. В рот, казалось, забралось и сдохло какое-то животное вроде крупного хорька. Гной полежал какое-то время с закрытыми глазами, понял, что его начинает крутить, как белье в стиральной машине (этот эффект знающие юриковы одноклассники называли «вертолетики») и попытался разлепить веки.

Боль была чудовищной. Казалось, в глазницы забили два раскаленных гвоздя. Юрик взвыл было, но тут же умолк: у изголовья стояла мама, которой, несмотря на субботу, полагалось быть на работе – конец года, квартальный отчет, Юрик не вникал.

– Сколько время... – простонал похмельный кибер-богатырь.

– Вставай.

Гной начал было выкарабкиваться из-под одеяла, в процессе чего понял, что из одежды на нем только один носок. Мать безжизненным голосом сказала:

– Через десять минут чтобы был готов.

Страдая, Гной привел себя в минимальный порядок (в ванной выяснилось, что руки у него по локоть в грязи, под глазом расцвел свежий фингал, а на щеке шариковой ручкой схематично нарисован член) и выполз на кухню.

– Ма... можно чаю...

– Одевайся. Директор вызвала.

Гной думал, что хуже ему уже не станет (умываясь, он вспомнил эпизод с Алиной), но, оказывается, стало, и еще как.

Ноги по-прежнему заплетались – вообще говоря, он был до сих пор изрядно пьян. Мать держала его за руку – это было бы здорово унизительно, если бы не юриково текущее состояние. Школа встретила субботней тишиной, и Гной приободрился – может быть, как-то обойдется.

Из кабинета директрисы доносились странные звуки. Юрик сначала увидел, как мать сжала тонкие губы, и только потом понял – Елена Георгиевна, могущественный директор школы, громко, с театральными подвываниями, рыдает. Мама постучала. Сквозь всхлипы донеслось приглашение войти. Не здороваясь и не обращая внимания на гражданку Неловко, Елена Георгиевна подняла совершенно сухие злые глаза, натужно всхлипнула и прошипела:

– Как ты мог, Черепанов. Такой позор!.. Перед всеми товарищами, перед комиссией из ГорОНО...

Ситуация, если только это было возможно, становилась еще гаже. Мать попыталась ввернуть реплику:

– Елена Георгиевна, я приму меры...

Директриса явно упивалась моментом. Сделав вид, что не услышала, она воздвиглась за столом во весь свой гренадерский рост и с видимым удовольствием отчеканила:

– Я. Буду. Ставить. Вопрос. ОБ ИСКЛЮЧЕНИИ!