93. Я увижу тебя на вершине высокой горы...
Я увижу тебя на вершине высокой горы
И поймаю твой взгляд, отразивший свечение нимба;
Я к тебе устремлюсь, вырываясь из чёрной дыры,
И ты сделаешь шаг мне навстречу, как Геба с Олимпа.
И мы будем смотреть неотрывно друг другу в глаза,
Шаг за шагом сходясь в предвкушении, как на дуэли;
И почувствую я, как всё глубже вхожу в небеса,
И увижу, как плоть обретаешь ты, двигаясь к цели.
И, на самом верху вдруг себя обнаружив средь льда,
Я увижу тебя где-то в самом низу у подножья;
И пойму я, что ты не была на горе никогда
И что спуск твой с неё миражом был обычным и ложью.
94. Amicus Plato...
Предо мною в бикини, почти что нагая,
Аппетитной кормой оттянувши гамак,
Вы читали Платона, всерьез полагая,
Что Платон придает вам особенный смак.
Подпираемый бережно вашею грудью,
Он из книжки своей промывал вам мозги
Объективно-идеалистической мутью,
В дебрях коей вам не было видно ни зги.
Он в доверие втёрся к вам дьявольски ловко,
Он при жизни, видать, был большой ловелас.
Он морочил наивную вашу головку,
Платонически якобы лёжа на вас.
Вам и слово понятно там было едва ли,
Ибо были вы женщиной, глупой к тому ж.
Вы, однако ж, понять мне всем видом давали,
Что Платон вам и друг, и любовник, и муж.
Мне он тоже был другом, но вас не дороже,
И я вынужден выбор был сделать, увы.
- Что читаем? - Спросил я с участьем на роже.
- Фалософию, - гордо ответили вы.
- Философию, - я вас поправил, рукою
Отлучая Платона от ваших телес.
- Фаллософия - это немножко другое, -
Я добавил затем и в гамак к вам залез.
95. Cogito, ergo sum
Я умру и сожгу за собою мосты,
Чтобы жизнь на Земле привести в равновесье;
И окурок моей несчастливой звезды
Прошипит под Всевышним плевком в поднебесье.
Я умру, испарившись из жизни земной,
Сладострастно томясь в предвкушеньи ответа
На вопрос философии не основной
О наличьи того пресловутого света.
Я умру. Но узрю лишь конец бытия.
Я узрю пустоту лишь и тьму неживую.
"Значит, прав был, не веря в бессмертие, я!" -
Стану радостно мыслить я, не существуя.
96. Credo, quia absurdum
Человеку нельзя жить без веры,
Как нельзя ему жить не любя.
Кто-то верует в Бога, к примеру,
Кто-то в Дьявола, кто-то в себя.
Я ж в любовника вашего верю,
Как в чертей иль в русалок в пруду,
В то, что есть он там где-то за дверью,
Выжидая, когда я уйду.
В этой вере моей утверждаюсь
С возрастающей святостью я.
В доказательствах я не нуждаюсь,
Ибо это есть вера моя.
В соответствии с верой и долгом,
Культивируя образ врага,
Я вас бью с расстановкой и с толком
За мои, как я верю, рога.
Это вера. Она неподсудна.
Я не видел, но я не дурак.
И я верую, ибо абсурдно -
Верить в то, что всё это не так.
97. О tempora, o mores
Я был похищен Чёрною Графиней,
Пленившейся моею красотой,
Рельефом форм и правильностью линий
И юною невинностью святой.
О злой Графине шла дурная слава
давно по королевству по всему.
Не находилось на неё управы,
Подобных зверю не было сему.
Головорезок, преданных ей, стая
Опустошала сёла без причин,
Дома сжигая, женщин убивая
И молодых насилуя мужчин.
И я во власти этой грубой самки,
В темнице, средь ужасных злых мышей,
Теперь томился в неприступном замке,
Тоскуя по возлюбленной моей.
В молитвах смерть я призывал отныне,
Но каждый день, мне принося питьё,
В подвал спускалась Чёрная Графиня,
Склоняя стать наложником её.
- Пусть я умру, но вашим я не буду! -
В слезах кричал я гневно всякий раз.
Графиня разражалась в ту ж минуту
Обильем злобных, богохульных фраз,
Потом, себя надеждой тщетной теша,
Мне била в грудь с гримасой Сатаны.
А я бессилен был воздать ей тем же,
Поскольку силы были неравны.
Но Небо справедливый суд вершило -
Через леса и горы, на коне,
На помощь вот уж много дней спешила
Ты к своему возлюбленному мне.
Могучею рукой своей сжимая
Эфес почти пудового меча,
Прекрасна, как гроза в начале мая,
Тяжелыми доспехами бренча,
ты вновь за своего мужчину сердца
Отдать свою была готова жизнь
И в страшных клятвах бородою Зевса
Ко мне взывала мысленно: "Держись!.."
Удобных ты дорог не выбирала,
И день, и ночь скакала напрямик,
И вспыхивал твой взор из-под забрала
Огнями преисподней каждый миг.
И наконец-то, замок неприступный
взяв штурмом через несколько недель
и перебив всю стражу в стычке крупной,
Ты дверь темницы сорвала с петель.
И ты столкнулась с Чёрною Графиней
Тотчас в дверях темницы при свечах,
И вы вступили с яростью эриний
В смертельный поединок на мечах.
Вы бились долго, жутко и жестоко,
Мечами во все стороны рубя,
А я со страхом ожидал итога
И горячо молился за тебя.
Но вот, прибегнув к двум приёмам старым,
Шлем вражий превратив в железный хлам,
Ты тяжким сокрушительным ударом
Злодейку разрубила пополам.
Вдохнувши смрадный запах мертвечины
И в обморок едва не пав без сил,
Я самым ценным, что есть у мужчины,
С всей щедростью тебя вознаградил.
И на руки меня ты подхватила,
И помогла мне, подбежав к коню,
залезть в седло, сама на круп вскочила,
Сперва предавши замок зла огню;
И со своим единственным мужчиной,
Тебе склонившим голову на грудь,
Под ржанье вставшей на дыбы скотины
Отправилась в обратный долгий путь...
...Мои глаза заволокло туманом,
Рассеявшимся, впрочем, в тот же миг.
Расстаться с возвышавшим нас обманом
Меня заставил громкий женский крик.
Я вдруг себя в квартире обнаружил,
А крики исходили от тебя.
Весь интерьер был варварски нарушен
Вокруг двух тел, дерущихся вопя.
Эфир переливался гаммой звуков,
Сверхвысокочастотных словно кварц.
Ты психовала, вновь меня застукав
С фотомоделью Изабеллой Шварц.
Средь перьев из распоротой подушки,
В клубок свернувшись, словно два ежа,
И впившись цепко в волосы друг дружке,
Вы по полу катались, всласть визжа.
Стряхнув флюиды чар эпох забытых,
Как пепел с сигареты, на ковёр,
Я вслед за этим, резко сделав выдох,
Вас в стороны, как рефери, развёл.
Отвесив Изабелле оплеуху,
Я выставил её пинком за дверь.
- Ты в самом деле любишь эту шлюху?.. -
Спросила ты. - Ну что ты, нет, поверь!.. -
Утешил я. Затем, прибравшись в доме
И овладев тобою на тахте,
Подумал в ностальгической истоме:
"Н-да. Нынешние женщины не те..."