Я – паук восьмидесятиглазый,

Чёрный и шерстистый, ростом с дом.

Как включу нагрудный мощный лазер,

Всё вокруг меня горит огнём.

Нас таких немало. Мы упали

Из стального чрева корабля

И уничтожать живое стали

На планете с именем «Земля».

Жили тут до нас такие - «люди»,

А теперь уж больше не живут.

Мы как дали залп из всех орудий –

Вымерли они за пять минут.

Мы же стали быстро размножаться:

Самки клали яйца на ходу.

Стали по планете разбегаться

В памятном трёхтысячном году.

Центр дал заданье – все постройки

Быстренько снести, сравнять с землёй,

Испарить возникшие помойки

Лазером. Я, клацая клешнёй,

Бегаю по улочкам московским,

Всё сношу и дико верещу, -

Но, ведом инстинктом пауковским,

Между делом самочек ищу.

Очень устаю после работы,

Вечером в пещеру прихожу –

Прежде чем уснуть, поем чего-то,

А потом в аквариум гляжу.

Плавают в воде, искрятся рыбки…

Странно. Я их как-то полюбил.

А ещё играю я на скрипке –

Сам себе, представьте, смастерил.

Я вообще мечтатель-многоножка:

Паутину лучше всех плету

И ещё стихи пишу немножко –

Всё про самок и про красоту.

Ночь пройдёт – и снова на работу.

Братья верещат: «Привет, привет!».

Мы уже готовимся к прилёту

Короля. Москвы уж больше нет.

Кое-что расчистить нам осталось –

Кремль и все соборы испарить.

Это – ерунда, такая малость…

Мне бы с Королём поговорить!

Вот и ночь. Все сожжены излишки,

Стелется повсюду едкий дым.

Мы, и наши самки, и детишки, -

Все на Красной площади сидим.

Мы сидим, мохнатые громады,

Членами в восторге шевеля,

В звёзды мы свои упёрли взгляды,

Жадно ждём прибытья Короля.

Мы его не видели ни разу.

Говорят, что он вообще гигант,

Говорят, что он – тысячеглазый,

Каждый глаз горит, как бриллиант.

Мы его ужасно все боимся,

Он ведь может всех нас вмиг сожрать,

Если мы хоть в чём-то провинимся

И ему не станем угождать.

С самочкою я переглянулся,

К ней бочком придвинулся чуть-чуть,

Ласково клешнёй её коснулся –

Хороша у ней головогрудь!

Но внезапно все заверещали:

Показался в небе звездолёт,

Пауки все наземь вдруг упали,

А корабль всё ближе – вот он, вот!

Плавно опустился на планету…

Всё! Открылись двери корабля!

Всё! Дыханья – нету, мыслей – нету!

Мы сейчас увидим Короля!!!

Пускай талант я, а не гений –

Свой дар лелею и храню.

Из наивысших наслаждений

Стихи и музыку ценю.

Стихи своим считаю делом –

И, между прочим, наркотой, -

Но музыка, возможно, в целом

Наркотик более крутой.

Я – человек, уже создавший

Немало золотых хитов,

В различных группах выступавший

Как автор музыки и слов,

Не зная ни единой ноты,

15 лет играю рок,

И, слушая свои работы,

Порой испытываю шок:

Какая роскошь! Да, я в шоке!

Меня решительно пьянят

Мои вокальные заскоки

И разноцветный звукоряд.

Альбомов множество скопилось,

Я знаю, за 15 лет.

Трясусь над ними, озирая

Коробки дисков и кассет.

Но мне не очень интересен

Путь в массы песенок моих.

Хотя есть штучек двадцать песен,

Известных более других.

Ещё я – меломан. Мне близко

Почти что всё – хард-рок, хардкор,

Джаз, авангард, и панк, и диско,

Тяжмет, и рэггей, и фольклор.

Как меломан с огромным стажем,

Берусь на слух определить:

Вот Фридман нарезает, скажем,

А вот Стив Вэй пошёл пилить.

…Но лучшей музыкой на свете

Считаю женский сладкий стон.

О, как влюблён я в звуки эти!

Как в эти звуки я влюблён!

Когда скрипит, трясётся койка,

Вдруг сладкий настаёт момент –

Ах, женщина тогда какой-то

Неповторимый инструмент!

Она воркует, стонет, плачет

И громко мамочку зовёт,

Но это – редкая удача,

Бывает всё наоборот:

Когда красивая пацанка

Лежит, не скажет даже «ой»,

Как на допросе партизанка –

Молчит геройски под тобой.

За что мне нравятся хохлушки –

За то, что крайне горячи,

За то, что вцепятся в подушки

И в голос голосят в ночи.

Девчонки! Вы – парней услада,

Как меломан, как музыкант,

Я вам советую – не надо,

Не надо прятать свой талант!

Вы не стесняйтеся, девчонки,

Шепчите: «Ох!», кричите: «Ах!», -

Как инструмент изящно-звонкий,

Послушный в опытных руках.