Сестра Каталина всем показала щетку цвета карамели.
– Хорошо видите?
– Да, сестра.
– Ладно, с этого вечера, после окончания молитвы, все будете чистить зубы этой щеткой.
Собака Веспора умерла от болей в желудке, ясно, что дядя Клето накануне блевал непереваренной и пропитанной алкоголем пищей, и животное не могло выдержать. Царевич, русская борзая сеньориты Рамоны, наоборот, элегантен, шерсть блестит, приятно посмотреть.
– Ты уверен, что не следует переменить ему имя?
– Не знаю… ну, старайся не окликать его. Алифонсо Мартинес спас свою шкуру, потому что поп из церкви Сан-Мигель де Бусиньос (Мерехильдо) спрятал его, никто не знал, кроме Долорес, конечно, старой служанки дона Мерехильдо; Моучо (Фабиан Мингела) тоже не решился бы пойти против священника.
– Не появлялся здесь?
– Нет, я уже век его не видал.
У Раймундо, что из Касандульфов, и его кузена Камило койки рядом, разделенные ночным столиком, таз для умывания на двоих; умер некто Агирре, стал блевать кровью и умер, и они попросили сестру Каталину поменять места.
– А кто украл зажигалку Агирре?
– Не я, сестра, могу поклясться.
Наверно, Исидро Суарес Мендес, тот всегда крал у мертвецов деньги, портсигары, часы, фото, но мне незачем было обвинять его, сестра Каталина могла бы вышвырнуть его на улицу.
– Я тебе верю, галисиец, не очень, но верю.
Сестра Каталина более женственна, чем бедняжка Ангустия Соньян Корвасин, новобрачная, которую муж бросил через полтора часа после бракосочетания, и, ясное дело, она ушла в монахини.
– И что с ней сталось?
– Не знаю, никогда не знал, пожалуй, умерла от анемии.
– Да, это скорее всего.
– А может быть, ее ужалил овод, и она стала хромой.
– И это возможно.
В госпиталь приходят барышни из «Фронта и госпиталя», чтобы помочь нам, их называют маргаритками в честь супруги Карла VII (маркиз де Брадомин посетил королевскую чету в Эстелье, как рассказывает Валье-Инклан[45] в «Зимней сонате»), маргаритки раздают раненым четки и сигареты, а также шерстяные кальсоны, фуфайки, свитера и прочее барахло и бутылочки коньяка «Три ноля», «Три чарки», «Три лозы», пристают, как смола, обращаются с нами как с нищими, подопечными общества Святого Висента де Поля. На маргаритках хаки и красные шапочки, так как они – карлистки, понятное дело, чаще всего их так и зовут, их шеф, донья Мария Роза Уррака Пастор (а может быть, Роза Мария, не знаю) несколько велика ростом, но очень нравится артиллеристу Камило.
– Очень хороша и напоминает мне генерала Сильвестре, дона Мануэля Фернандеса Сильвестре, того, что потерпел поражение при Аннуале.[46]
– Если б еще усы.
– Да, но осанка и походка!
Касиано Ареаль, служащий бисквитной фабрики «Испанский бисквит» (прежде – «Английский бисквит»), – единственный, кто мог утихомирить донью Риту, когда та взбесится.
– Слушайте, Касиано, прости меня Боже, но если мой муж снова будет давать осечку после стольких денег, что я на него потратила, клянусь вам, что убью его, Богом клянусь!
– Не волнуйтесь, сеньора, будьте немного спокойнее, подкормите дона Росендо, это очень важно для дела, приготовьте ему желтки, сбитые с хересом…
Три маргаритки посетили пятую палату, принесли корзину подарков.
– Солдатик, хочу тебе преподнести ладанку со Святым Сердцем, предохраняет от всего дурного, смотри, что написано: «Остановись, пуля, со мною Христово сердце».
Артиллерист Камило побледнел, с лица исчезла вся краска.
– Нет, нет, спасибо, преподнесите другому, прошу вас, пожалуйста, у меня была в куртке брошь с булавкой, и месяца не прошло, как ее вытащили из плеча, говорю вам со всем почтением, сеньорита, но для меня Святое Сердце – гибель.
Маргаритка разозлилась, казалось, в нее воткнули огненные бандерильи.
– Святотатец, презирающий Святое Сердце! Красный! Сестра Каталина вмешалась и защитила артиллериста Камило, не допуская, чтобы трогали ее солдат.
– Вон отсюда, чахоточная, бесстыдница! Вон! Никто пусть не лезет к моим ребятам! Поняли? Вон! И не возвращайтесь в палату без разрешения!
Сестра Каталина – женщина смелая, с ней тягаться трудно, для нее раненые, во-первых, священны, во-вторых, ее собственность; это касается лишь испанцев, сестра Каталина не принимает ни итальянцев, ни мавров.
– Нет, нет, об этих пусть заботятся их монахини, здесь я не хочу мешанины.
Когда Раймундо, что из Касандульфов, и его кузен артиллерист Камило начали поправляться и смогли двигаться, то стали вечером выходить в кафе «Два льва» на улице генерала Молы, прежде Порталес. Сестра Каталина давала каждому талончик на кофе, рюмочку и сигару, иногда они брали с собой Чомина Гальбарра Ларраону, карлиста из гражданской гвардии Лакара, у которого не было ни рук, ни глаз, одна граната взорвалась не вовремя, оторвала руки, опустошила глазницы, и он не мог ни пить, ни курить без помощи; в кафе захаживал кубинский легионер, похоже что мулат, и тоже слепой, он убивал время, напевая сквозь зубы: родом я из Вуэльтабахо, ремесло мое – наваха! Чомин – хороший парень, и больно за него, Раймундо, что из Касандульфов, читает ему газету «Новая Риоха», худо, когда вечером он захотел к шлюхам (ясно, стал блудить в мыслях!), заведение на той стороне реки, между бойней и электростанцией, заведение Леоноры, там всего две девки, Урбана и Модеста, ее дочери, очень худые и грустные, их отца расстреляли, как члена СТГ,[47] в доме Леоноры принимают на кухне, там только один альков и много эстампов, наводящих ужас – «Вечное спасение», «Святой Иосиф с палочкой нарда», «Пражский младенец Иисус», «Святое сердце Иисуса», есть и железная кровать, два ночных столика, стул, банкетка, будильник, горшок, таз для умывания, портативное биде, таблетки перманганата, хранящиеся в супной кастрюле; Урбана и Модеста расплакались и не хотели заниматься Чомином.
– Нет, нет, не знаю как, бедняге нечем ухватиться. Леонора сказала Раймундо:
– Они молодые и еще не научились терпеть, но ты не волнуйся, это божье создание не уйдет так, я займусь им, слепой, винить его нельзя, увидишь, подожди, я немного помоюсь и надушусь.
Сельсо Масильде, Чапон, солдат двадцать четвертого пехотного полка Байлена, лежал с нами в госпитале Логроньо, потом Чапон партизанил, сперва ушел с Байларином, а после с Бениньо Гарсиа Андраде, Фусельясом, многие считали его убитым в горах в 1950-м или 1951-м, в стычке с жандармерией, но это неправда, я был с ним в Тукупите (территория Дельта Амакуро, Венесуэла) в пятьдесят третьем году; Чапон женился на богатой толстухе Флор де Перла Арагуапиче и занялся классификацией рыб Ориноко.
Раймундо, что из Касандульфов, и его кузен Камило каким-то образом оказались как-то впутанными в историю с пропажей более сорока сыров с продуктового склада; полковник взбесился:
– Эту шайку надо проучить, выписать всех, кто может двигаться, пусть лечатся амбулаторным путем, твою мать!
Раймундо, что из Касандульфов, и кузен Камило оказались на улице несолоно хлебавши.
– Это несправедливо, – сказали они сестре Каталине. – Мы никакого отношения не имеем к этим сырам, а нас теперь выгоняют, как воров, а мы еще не выздоровели, плохо, что полковник говорить с нами не хочет.
– Терпение, мальчики, в беде нужно терпеть и ждать. Жениха Клариты, дочери дона Хесуса Мансанедо, что аккуратно вел счет убитым, звали Игнасио Араухо Сид, он служил в банке Пастор, секция личных кредитов; когда дон Хесус начал отмечать в своем блокноте, Игнасио помрачнел и ушел добровольцем, его убили вскоре после прибытия на фронт.
Раймундо, что из Касандульфов, и его кузен пошли в кафе «Два льва».
– Пока лучше всего найти крышу, потом что Бог даст, у меня осталось немного денег, дадим знать Монче, чтоб немного подкинула; ладно, увидим, хватит денег или нет.